Естествознание, философия и науки о человеческом поведении в Советском Союзе
Шрифт:
Однако в центре внимания работы комиссии и соответственно ее итогового документа находились хвастливые заявления Лысенко о его методах разведения скота. Выяснилось, что за предыдущий год средние надои молока от коров в этом хозяйстве упали с 6785 до 4453 килограммов. Не было обнаружено также и свидетельств, подтверждающих справедливость утверждений Лысенко о том, что потомство его быков обладает высокими показателями жирности молока на протяжении многих поколений. Более того, были обнаружены свидетельства как раз противоположной тенденции — к снижению жирности молока у этого потомства [365] .
365
См.: Вестник АН СССР. 1965. № 11. С. 93.
Кроме того, низкопородные быки, продаваемые без разбора во все хозяйства страны с фермы Лысенко, снижали породистость стад в этих хозяйствах. Как сказал один из участников заседания, для восстановления ущерба, нанесенного высокопородным стадам только в одной Молдавии, потребуются десятилетия [366] . Если бы методы разведения скота, которые предлагал Лысенко, были применены во всей стране и в полном объеме, то, как отметил один из членов комиссии, ущерб от этого можно было бы сравнить с ущербом от «стихийного бедствия». «Как много молока,
366
См. там же. С. 108.
367
На самом деле, одна из эксцентричных выходок Лысенко помогла несколько ограничить масштабы принесенного им ущерба. Он с неодобрением относился к методу искусственного осеменения. В его хозяйстве он не применялся. Таким образом, его быки могли покрыть в год 40–45 коров. Между тем если бы Лысенко применял метод искусственного осеменения, то семя его быков могло быть использовано для оплодотворения до 2 тыс. коров в год, то есть масштабы ущерба были бы существенно большими. Однако нет сомнения в том, что в других хозяйствах метод искусственного осеменения применялся, в том числе и к быкам, купленным в хозяйстве Лысенко. В то же время Лысенко высказывался в пользу метода искусственного осеменения (но не на своей ферме). См.: Вестник АН СССР (с. 15), где говорится о том, что Лысенко не позволял использовать этот метод у себя на ферме, и его статью «Важные резервы колхозов и совхозов» (Правда. 1959. 14 марта), где он рекомендует использование этого метода.
Как же удавалось Лысенко сохранять относительно высокие показатели молочного производства на своей ферме, используя столь неадекватные методы? Скрытая причина его успехов в этой области заключалась (вопреки его собственным словам) в том, что в результате селекционной работы он выбраковывал коров с низкими показателями надоев. Между тем Лысенко рапортовал ЦК КПСС о том, что за десять лет экспериментов на своей ферме он не выбраковал ни одной коровы, дающей молоко низкой жирности. Как показала проверка, рапортуя об этом, Лысенко был, мягко говоря, не прав [368] . Комиссией были выявлены факты, когда в течение многих лет коровы, дающие молоко низкой жирности, либо продавались, либо отправлялись на бойню, а оставались в стаде «в первую очередь те коровы, которые давали молоко высокой жирности, а также их потомство, обладающее теми же свойствами» [369] . Таким образом, и в этом случае (как и в предыдущих экспериментах по «превращению» яровой пшеницы в озимую) причина успехов Лысенко заключалась в селекционной работе по отбору гетерозиготных популяций.
368
Работа комиссия вскрыла факты сокрытия Лысенко или его помощниками причин выбраковки скота (см.: Вестник АН СССР. 1965. № 11. С. 17, 18).
369
Разъяснения комиссии в связи с замечаниями академика Т.Д. Лысенко (там же. С. 73).
Лысенко, однако, так и не научился применению подлинно научных методов, и его знания в этой области остались на том уровне, на каком они находились в начале 30-х годов. Как пишет один из членов комиссии по проверке хозяйства Лысенко, «в нем полностью отсутствовала научная методология исследований. Не существовало никаких планов селекционной работы по разведению породного стада… не сохранились даже записи рациона животных» [370] .
После того как были опубликованы результаты работы комиссии, в Советском Союзе началось возрождение генетики как науки. Исследования в этой области никогда не прекращались полностью, но, как уже отмечалось выше, велись с использованием различного рода «маскировок», что, естественно, не способствовало их прогрессу. В 1965 г. это положение начало быстро меняться. Н.П. Дубинин — один из ведущих советских генетиков, участник борьбы с лысенкоизмом, имевшей место в конце 30-х годов, — становится директором вновь созданного Института общей генетики АН СССР. В Советском Союзе начинает выходить новый теоретический журнал — «Генетика», ставший печатным органом возрожденной науки. По словам Дубинина, в первые два года, последовавшие за окончательной дискредитацией Лысенко, в Институте биологических проблем было создано десять новых лабораторий [371] . Известный генетик В.Н. Тимофеев-Рессовский становится главой отдела в Институте радиобиологии. Американские ученые, посещавшие в то время Советский Союз, возвращались убежденными в том, что «делу Лысенко» пришел конец и что теперь уже нельзя говорить о существовании особой, «советской» генетики. О самом Лысенко рассказывали как о человеке, находящемся в «полуотставке» и отказывающемся давать интервью членам иностранных делегаций и зарубежным журналистам [372] .
370
Вестник АН СССР. 1965. № 11. С. 91–92.
371
Sullival Walter.The Death and Rebirth of a Science. Р. 287.
372
Из частной беседы автора с У. Салливаном, состоявшейся 14 июля 1967 г.
Биология и диалектический материализм после Лысенко
Что касается области теоретической биологии, то для нее падение в 1965 г. Лысенко было окончательным и бесповоротным. Его отречение от власти не сопровождалось, однако, прекращением публикации в Советском Союзе статей, в которых анализировались бы отношения генетики и диалектического материализма. В самом деле, некоторые из тех ученых, которые боролись против Лысенко, сами начали интерпретировать молекулярную биологию с точки зрения диалектического материализма. Так, например, академик Дубинин — один из ведущих советских генетиков, который во времена лысенкоизма был уволен с работы, чьи статьи не печатались, а лучшие друзья оказались в тюрьме, — в 1969 г. публикует статью под названием «Современная генетика в свете марксистско-ленинской философии» [373] . В этой работе, а также во многих других, последовавших за ней, Дубинин защищает марксизм и описывает процессы мутации генов в терминах диалектики.
373
См.: Ленин и современное естествознание (под ред. М. Омельяновского). М., 1969. С. 287–311. О злоключениях Дубинина в период власти Лысенко в биологии см.: Medvedev Zh.The Rise and Fall of T.D. Lysenko.
Люди
374
Как пишет С. Райт: «Я уверен в том, что большинство генетиков будут склонны рассматривать точку зрения, согласно которой наследственность — это нечто, на что можно воздействовать рентгеновскими лучами, как менее идеалистическую, чем распространенные представления о наследовании приобретенных признаков или схожие с ними представления о наследовании материнских признаков» ( Wright Sewall.Dogma or Opportunism? // Bulletin of the Atomic Scientists. Мау 1949. Р. 141–142).
Советские философы и биологи, которые и после отставки Лысенко продолжали рассматривать биологию в свете теории диалектического материализма, разделились на две группы — «консерваторов» и «либералов». Представители обеих групп были настроены критически по отношению к Лысенко, однако «консерваторы» при этом испытывали ностальгию по тем временам, когда существовала «мичуринская генетика». В результате некоторые представители этой группы призывали к возвращению к «мичуринскому учению, но без лысенковщины». В качестве примера здесь можно сослаться на статью Г.В. Платонова «Догмы старые и догмы новые», опубликованную в 1965 г. в консервативном журнале «Октябрь» [375] . В этой статье, в частности, Платонов выражал сожаление по поводу, как ему представлялось, происходящего в Советском Союзе «полного» отказа от учения Мичурина и «полного» принятия концепции формальной генетики. Сходные взгляды нашли отражение и в кандидатской диссертации, защищенной в 1965 г. Ф. Пинтером в МГУ им. М.В. Ломоносова [376] . В ней сделана попытка спасти «мичуринскую биологию» от наивных представлений Лысенко, которые рассматриваются автором на фоне периода «культа личности». По словам Пинтера, трагедия советской генетики заключалась в том, что после 1948 г. в СССР не было других представителей «мичуринской биологии», кроме Лысенко.
375
Эта статья, в которой ее автор предпринимал своеобразную попытку «синтеза» теории классической генетики и мичуринского учения, подверглась резкой критике в письме Эфроимсона, опубликованном в журнале «Вопросы философии» (1966. № 8. С. 175–181).
376
«Актуальные вопросы взаимоотношения марксистской философии и генетики». Пинтер пишет о том, что открытие ДНК является своеобразным доказательством того, что в определенных аспектах «мичуринцы» были правы, критикуя «менделистов». При этом автор игнорирует тот факт, что сами «мичуринцы» не сделали буквально ничего для появления этого открытия и что оно является результатом традиции неоменделизма.
Взгляды, высказываемые такими людьми, как Платонов и Пинтер, таили в себе опасность того, что и впредь наука будет связана с именем одного человека — если не Лысенко, то Мичурина [377] . В своих работах Дубинин пытался принять этот вызов, показывая, что Мичурин никогда не пытался представить себя основателем школы в теоретической биологии, а также говоря о том, что, как ни значительны были достижения Мичурина в практической области, все же современная генетика превзошла их [378] . Более того, отмечал Дубинин, в последние годы жизни взгляды Мичурина развивались в сторону менделизма.
377
Очевидно при этом, что Лысенко извратил взгляды Мичурина; на это неоднократно указывалось и в ходе совещания по генетике в 1936 г. (см., напр.: Спорные вопросы… С. 399–400).
378
См.: Дубинин Н.П.И.В. Мичурин и современная генетика // Вопросы философии. 1966. № 6. С. 59–70.
Представители «либерального» направления, к которым сначала принадлежал и Дубинин (как мы увидим в дальнейшем, позднее он будет занимать вполне консервативную позицию), отказывались от самого понятия «мичуринская генетика». В их представлениях существовала только одна генетика — это наука, известная во всем мире. Вместе с тем они продолжали защищать взгляд на диалектический материализм как на философию науки, будучи убежденными в том, что он может быть полезен для интерпретации различного рода биологических проблем. Исходя из этого, они вслед за Лениным предлагали различать «науку» и «интерпретации науки».
В числе наиболее значительных работ того времени, посвященных философскому исследованию проблем соотношения диалектического материализма и биологии, следует прежде всего назвать книгу И.Т. Фролова «Генетика и диалектика» [379] . В этой работе Фролов критикует концепцию «партийности науки», твердо отстаивая позицию, согласно которой политика имеет отношение только к философской интерпретации науки, а не к оценке науки как таковой (с. 13). Он критикует тех консерваторов, которые, подобно Платонову, не видели этого различия (с. 16 и др.) Во-вторых, в этой книге Фролов пытается положить начало реконструкции марксистской философии биологии из руин, оставленных «лысенкоизмом». Он формулирует философские проблемы, возникающие в связи с интерпретацией генетики, которые, как он считает, вполне заслуживают внимания и изучения: проблему редукционизма, детерминизма и природы наследственности. Говоря о работах Э.С. Бауэра и Л. Берталанфи, он называет их примерами интерпретаций биологии, имеющими сходство с интерпретацией диалектического материализма, а потому заслуживающими дальнейшего изучения. В-третьих, в том же году, когда была опубликована эта книга, Фролов становится главным редактором советского журнала «Вопросы философии». В качестве редактора одного из наиболее влиятельных советских философских журналов Фролову удается оказывать влияние на развитие философии науки.
379
См.: Фролов И.Т.Генетика и диалектика. М., 1968. В дальнейшем ссылки на эту работу будут даваться в тексте.