Эстетика Ренессанса [Статьи и эссе]
Шрифт:
Также было и в живописи, и в архитектуре с переходом от модерна особняков и доходных домов к конструктивизму, с сооружением зданий, несущих общественные функции. Музыка сразу зазвучала для народных масс. Глазунов как был директором Консерватории при царе, так им оставался при Советской власти, а профессорами - Мясковский, Глиэр. Из нового поколения студентов был Дмитрий Шостакович, о котором заботился все тот же Глазунов.
Студенческие годы Сергея Прокофьева проходят при ослепительном взлете двух новых звезд первой величины - Скрябина и Рахманинова, и это в то время, когда все ярче разгораются уже как бы привычные звезды - Глазунова, Лядова и прежде всего Римского-Корсакова. Нет ничего важнее для юношеской восприимчивости и вызревания таланта эти непосредственные контакты с творчеством живых, ныне, сейчас творящих бесценные шедевры музыкантов.
В Мариинском театре (февраль 1907 года) идут репетиции новой оперы Римского-Корсакова «Сказания о невидимом граде Китеже и деве Февронии». Прокофьев делает все, чтобы попасть на генеральную репетицию, а затем с галерки слушает снова и снова с дорогих мест вместе с приехавшим отцом, следя по партитуре, заранее предвкушая фрагменты, вызывающие особый восторг.
И еще одна черта, характерная для эпохи, - это потребность в творческом общении. В Консерватории появился новый студент - военный инженер Николай Яковлевич Мясковский. Статный, красивый поручик двадцати пяти лет, который не мог не обратить внимания на студента пятнадцати лет, выглядевшего «щеночком», по выражению самого Прокофьева, но весьма задиристым. Казалось бы, противоположности во всем. Однако завязывается настоящая дружба - на всю жизнь.
На каникулах они обмениваются письмами и также в дальнейшем при всякой разлуке, во время войны Мясковский писал с фронта, Прокофьев, выехав после революции за границу, - не в эмиграцию, как Рахманинов, а завоевать мир, - писал в Россию. Говорят, содержание любого из четырехсот пятидесяти с лишним писем - музыка. Нередко звучала критика, суровая, резкая, но и радость высказывалась прямо. Переписка композиторов, обладавших недюжинным литературным даром, издана.
В 1909 году Прокофьев сдал экзамен по классу сочинения, представив Шестую фортепианную сонату и новый вариант финальной сцены из «Пира во время чумы». И тут выяснилось, как далеко разошлись вкусы преподавателей и выпусника. Экзаменаторы, особенно Лядов, возмутились, но были вынуждены выдать диплом и звание «свободного художника». Прокофьев не оставил Консерваторию, а продолжал обучение как пианист. Музыку его могли не принимать, а как пианист он будет выступать в любом случае. Он выучится и на дирижера, чтобы выступать со своей музыкой, если другие не станут ее играть.
В 1910 году умер Сергей Алексеевич, и Сонцовка, чужое имение, становится воспоминанием. Отныне Сергей Прокофьев сам должен заботиться о себе и о матери. Энергии через край, но что делать, если издательства отказываются печатать его сочинения, а известные дирижеры - исполнять? Когда же Прокофьев сам выступает с исполнением своих вещей, публика с возмущением покидает зал. Его музыка и манера исполнения слишком уж непривычны.
О Втором фортепианном концерте, при исполнении которого в Павловске автором публика устроила скандал, Мясковский писал: «По-моему, это классический концерт по ясности форм, сжатости мысли и определенности, выпуклости изложения. Темы превосходные... Когда я вчера ночью Ваш концерт читал (уже лежа), я все время бесновался от восторга, вскакивал, кричал, и, вероятно, если бы имел соседей, сочтен был бы за сумашедшего. Вы просто ангел!»
Весной 1914 года Прокофьев оканчивает Консерваторию по классам дирижирования и фортепиано с триумфом. На экзамене он исполнил Первый фортепианный концерт, выступал с намерением выйти победителем. Комиссия заседала долго, на этот раз был возмущен Глазунов. И все же первым из пианистов был признан Прокофьев, а призом был рояль фабрики Шредера (такова была премия имени А.Г.Рубинштейна). Имя Прокофьева становится популярным в музыкальном мире: его произведения печатают, его приглашают выступать. Летом 1914 года в Лондоне он знакомится с Дягилевым, который делает все, чтобы привлечь молодого композитора к сотрудничеству.
С началом войны Мясковский на фронте; Прокофьев как единственный сын у матери-вдовы освобожден от призыва, но после Февральской революции при правительстве Керенского его чуть не отправили на фронт. Вмешался кстати М.Горький. Вообще музыка Прокофьева была воспринята современниками как музыка революции. Маяковский говорил: «Воспринимаю сейчас музыку только Прокофьева - вот раздались первые звуки и - ворвалась жизнь, нет формы искусства, а жизнь - стремительный поток с гор или такой ливень, что выскочишь под него и закричишь - ах, как хорошо! еще, еще!»
Летом 1917 года Прокофьев уезжает на Кавказ, где лечилась его мать. В Кисловодске он дает авторские концерты, встречается с Шаляпиным, завершает ряд сочинений, казалось бы, хорошо, но в России революция ширится, а на Дону мятеж Каледина, и Мария Григорьевна чувствует себя вынужденной беженкой. Наконец, с охранной грамотой Совета рабочих депутатов Кисловодска Прокофьев с матерью возвращается через Москву в Питер, где выступает в трех авторских концертах. При поддержке Луначарского Прокофьев с матерью уезжает через Сибирь и Японию в США.
Америка встретила Прокофьева настороженно, как, впрочем, было и в России, прежде всего как композитора, а как пианиста, тем более если бы он играл Рахманинова и Скрябина, могла бы всячески приветствовать, то есть эксплуатировать бесконечными турне по провинциальным городкам. Музыку Прокофьева называли «большевистской».
Прокофьев бродил по огромному парку в центре Нью-Йорка, «с холодным бешенством думал о прекрасных американских оркестрах, которым нет дела до моей музыки... Я слишком рано сюда попал: дитё (Америка) еще не доросло до новой музыки. Вернуться домой? Но через какие ворота? Россия со всех сторон обложена белыми фронтами, да и кому лестно вернуться на щите!»
В апреле 1920 года Прокофьев уехал в Париж, где возобновил сотрудничество с Дягилевым, что завершается через год премьерой «Сказки про шута, семерых шутов перешутившего» в антрепризе Дягилева. В Париже оценили музыку балета как «открытие Прокофьева». Это был успех, который отзовется и в Америке. Между тем, уединившись в местечке Рошле в Бретани, Прокофьев работает над Третьим фортепианным концертом, основные темы которого были написаны в России. Считают, что это одно из крупнейших достижений во всей мировой пианистической литературе.
В Америке возобновляют договор на постановку оперы «Любовь к трем апельсинам», премьера которой 30 декабря 1921 года в Чикаго прошла успешно, а в Нью-Йорке последовала неудача. Прокофьев возвращается в Европу и поселяется в Германии с намерением дописать новую оперу «Огненный ангел» по роману Валерия Брюсова. В это время Прокофьев женился на испанской певице Лине Кодина (сценический псевдоним - Лина Льюбера). Она выступала с исполнением вокальных произведений Прокофьева, родила двух сыновей.