Эта смертельная спираль
Шрифт:
– Вирус пронесся по Никарагуа, – говорит он. – И добрался до Северной Америки, теперь его уже ничего не остановит. Они планируют нанести авиаудары.
– По гражданским? – Я смотрю на Дакса. – Кто на это пойдет?
Папа моргает, разрывая сеанс. На лице появляется осмысленное выражение, и он поворачивается ко мне:
– Все пойдут, дорогая. Все правительства мира согласны.
Я сглатываю, всматриваясь в налитые кровью папины глаза, в его напряженное лицо. Все, что связано с этой вспышкой, ужасно, но ничто не беспокоит меня так, как морщины, прорезавшие его лоб. Он
Должно быть, мы в серьезной опасности.
– Никарагуа, – нахмурив лоб, повторяет Дакс. – Это близко. А эпидемия вспыхнула два дня назад. Если вирус и дальше будет так быстро распространяться, то доберется до нас через несколько дней.
– Часов, – поправляет папа. – Скорость его распространения увеличивается в геометрической прогрессии. Когда он доберется до городов, начнется хаос. Людей охватит паника, которая не стихнет, пока не появится вакцина. А я боюсь, что это может занять слишком много времени. – Он берет меня за руки. – В подвале есть еда, в озере – чистая вода, а на крыше стоят новые солнечные батареи. К тому же ты всегда сможешь спрятаться в старых шахтах в горах.
– Что… о чем ты говоришь? – Я перевела взгляд на криптоманжету: – С кем ты разговаривал?
Словно в ответ на мои слова до нас доносится тихий гул и крики голубей, которые становятся громче, превращаясь в рев. Но не их я сейчас слышу. С каждой секундой нарастает звук лопастей вертолета, пока не начинают дрожать стекла. В окно я вижу два черных квадрокоптера «Комокс» с белым логотипом на брюхе.
Я узнаю его где угодно. И часто вижу в своих кошмарах.
Белые скрещенные рога.
«Картакс».
Это не военные, не какая-то корпорация, это огромная международная смесь технологий и насилия. А благодаря поддержке государства и частных инвесторов они стали крупнейшими поставщиками гентеха, контролирующими его. Папа проработал на «Картакс» двадцать лет, но больше не мог терпеть все, что там творилось, поэтому постарался вырваться из их железной хватки. Он предупреждал, что может настать этот день, что они могут появиться и утащить его, хотя папа поклялся никогда больше на них не работать. Ведь он столько ужасов видел там. Ужасов, которые не дают ему спать по ночам, о которых он никогда не рассказывал.
И теперь, как он и говорил, они пришли за ним. Папа поворачивается ко мне, и в каждой черте его лица обреченность.
– Нет, – кричу я, и голос срывается. – Они не могут просто забрать тебя.
– Могут и сделают это. Это не грипп, дорогая. Они забирают всех, кто, по их мнению, может помочь.
– Давай спрячемся, – умоляю я. – Убежим.
Он качает головой:
– Нет, Катарина, они везде меня найдут. Они считают, что мы с Даксом сможем написать алгоритм вакцины от этого вируса. И нам ничего не остается кроме как пойти с ними.
Дакс отступает.
– Им нужен и я? Я никуда не поеду.
– Не стоит им сопротивляться, – настаивает папа. – Я работал в «Картаксе» и знаю, на что они способны. Им нужен твой мозг, но не нужны твои ноги.
Дакс бледнеет.
Папа сжимает мои руки:
– Отправляйся в убежище, Катарина. Ты должна остаться здесь. Я знаю, ты сможешь выжить.
– Нет, – я отдергиваю руки. – Я пойду с тобой. И помогу с вакциной. Никто не знает твою работу лучше меня.
– Знаю, но ты не можешь пойти, дорогая. Это опасно. Ты даже не представляешь, что это за люди. Они станут мучить тебя, чтобы заставить меня работать быстрее. И убьют, чтобы сломать меня, если я вздумаю им сопротивляться. Ты должна держаться от них подальше.
– Но ты не можешь оставить меня.
– Ох, дорогая. Мне бы не хотелось этого делать, но у меня нет выбора. Я знаю, что ты сможешь позаботиться о себе, но пообещай, что никогда не позволишь им тебя поймать. Что бы ни случилось, держись подальше от «Картакса». Обещай мне, что сделаешь это.
– Нет, – возражаю я, задыхаясь от слез. – Нет, я поеду с тобой.
Сквозь гул вертолетов доносятся крики. Папа поворачивается к Даксу.
– Спрячь ее, – кричит он. – Быстрее, они уже идут.
– Нет!
Я хватаю папу за халат, но Дакс тащит меня прочь. Я пинаюсь и вырываюсь, но его хватка лишь усиливается, когда он несет меня к задней части дома, прижимая к себе.
Все бесполезно. Нет смысла бороться. И мне остается лишь плакать. «Картакс» забирает папу, а я даже не попрощалась с ним.
Голоса становятся громче. На крыльце слышен топот тяжелых ботинок. Дакс отпускает меня и открывает дверь в убежище.
– Береги себя, принцесса, – шепчет он.
Затем толкает меня в тесный, обитый шумоизоляционными пластинами чулан и быстро целует.
Последнее, что я вижу – его побледневшее от страха лицо, когда солдаты врываются в дом.
Он захлопывает дверь, и звуки стихают.
Я знаю, что снаружи солдаты «Картакса», что они кричат, крушат все и шарят по хижине, но вокруг меня тишина. Я лишь слышу, как колотится сердце о ребра, и кажется, оно стучит так громко, что ни стены, ни шумоизоляция не скроют его волнения. И солдаты найдут меня. Я прижимаю руки ко рту, чтобы заглушить дыхание, и жду, когда рука в черной перчатке откроет дверь.
Но ничего не происходит.
Десять минут проходят в испуганном молчании, пока мое предательское сердце не начинает замедляться само по себе. Тело может выработать лишь определенную дозу адреналина, пока находится в сенсорной депривации [10] . Проходит час, затем два. Наконец, мое терпение заканчивается, и я щелкаю по пневматическому затвору на стене убежища, чтобы разблокировать дверь.
10
Сенсорная депривация – частичное или полное отключение одного или нескольких органов чувств в результате внешнего воздействия.