Эти поразительные индийцы
Шрифт:
И конечно, центром всеобщего внимания, сюжетным и эмоциональным центром процессии были Рама, С'uта и Л'aкшман.
Я с удивлением увидела, что это три маленькие фигурки, тихо сидевшие на самой скромной из всех этих ярких бутафорских колесниц.
После того как я столько раз читала «Рамаяну», написала пьесу на ее сюжет и даже после того как эта пьеса стала идти на сцене Центрального детского театра в Москве, где взрослые артисты великолепно воплотили на сцене героев этого великого эпоса, я была поражена, увидев в Индии эти три почти незаметные фигурки среди блестящей плеяды остальных участников показа «Рамаяны».
– Да ведь это же дети! – удивилась я. – Дети, да?
– Да, да, их у нас в процессии
– Да почему же? Ведь остальные все вокруг них взрослые, разряженные, бородатые, большие, яркие, а этих, главных-то, почти и не видно!
– Нельзя, чтобы таких чистых героев играли те, кто ощутил прикосновение греха. В наших народных представлениях, в наших Рам-лилах, этих троих обычно играют мальчики, только чистые мальчики.
И тогда я обратила внимание на то, что вся толпа людей тяготела именно к этой платформе, на которой неподвижно сидели на своих не то тронах, не то стульях три тихих ребенка. Им нельзя было на вид дать больше восьми-девяти лет, да, видимо, больше и не было. Рассматривая с интересом и часто со смехом персонажей, сидевших на других платформах, люди становились серьезными и сдержанными, подходя к этой, главной. Боль того, такого давнего, изгнания, скорбь, рожденная проявлением высокого благородства, готовность на муки во имя самоотверженной любви – все, что, если верить легенде, миновало несколько тысячелетий назад, но не забыто индийцами и по сей день, заставляло сжиматься их сердца от искренней боли, восхищения и преклонения перед теми, кто воплощал для них в дни Дасеры главных героев «Рамаяны». К их ногам бросали полные горсти цветочных лепестков, с любовью всматривались в их лица, со слезами целовали края платформы и обвивавшие ее гирлянды цветов.
…Поселившись в лесной хижине, три юных отшельника мирно проводили свои дни. Но повелитель мрака десятиглавый демон Р'aвана открыл их убежище. Один из его демонов, превратившись в золотого оленя, хитростью увел за собой Раму и Л'aкшмана далеко в лес, а исполненный коварства Р'aвана умчал в это время беззащитную С'uту на своей воздушной колеснице в далекие пределы своего царства, на золотой остров Ланку. Истерзанные горем братья долго бродили по глухим лесным зарослям в поисках похищенной С'uты, пока не встретились с народом обезьян. Заключив союз с их царем Сугривой и главным их полководцем, непобедимым и мудрым Хануманом, сыном бога ветра, они вместе двинулись дальше. К ним присоединился и могучий народ медведей, и вот все вместе они вышли к синим просторам океана. Вдали в лучах солнца маняще сверкала недосягаемая Ланка, но бездна вод казалась неодолимой. И тогда к Раме, погруженному в печальное раздумье, подошел Хануман и сообщил, что он, величайшая и сильнейшая из обезьян Земли, умеет летать быстрее мысли и времени и сейчас же очутится на Ланке.
В следующий миг он уже опустился в саду Р'aваны и обещал С'uте, тоскующей в заключении у жестокосердного демона, скорое освобождение. Он стал вырывать с корнем деревья в этом саду, бросил в лицо Р'aване вызов на бой, поджег его богатый город и скрылся в небе прежде, чем демоны успели понять, что им теперь уже не избежать встречи с противником, который во много раз сильнее их…
В антракте меня вывели на высокий помост на огромной площади Рам-лилы и поставили перед микрофоном, чтобы я сказала что-нибудь этому беспредельному морю людей, которое открылось передо мною.
Сначала я онемела от такого зрелища, а потом, набравшись сил и храбрости, сказала всем пришедшим на эту площадь, что сейчас, в эти самые дни индийского всенародного праздника, в далекой Москве наш народ тоже смотрит «Рамаяну», что она идет в театре, где многие тысячи зрителей уже смогли увидеть, как индийский народ воплотил в своей прекрасной легенде идеи борьбы добра и зла и свою веру в торжество справедливости. Я сказала им, что я являюсь всего только автором этой пьесы на русском языке, а главная заслуга принадлежит постановщику Валентину Сергеевичу Колесаеву и конечно же актерам, сумевшим воплотить на сцене образы поэмы, бесконечно удаленной от них во времени и пространстве.
…И снова на помосте низкодушный Р'aвана выпрашивал у С'uты хоть капельку любви. Его мольбы сменялись угрозами, а за угрозами снова следовали униженные просьбы, но С'uта была непреклонна, и перед ее взором стоял только образ ее Рамы, ее мужа, ее земного бога.
С'uта – воплощение идеала женственности, образец для подражания, который с детства ставится в пример каждой индийской девочке. С'uта, нежная, верная и страдающая жена, стойко переносящая тяжкие нравственные муки, заставляла плакать не только женщин, пришедших на площадь, но и мужчин.
Когда на сцену ворвался Хануман и начал выкорчевывать сад Р'aваны, все стали неистово бить в ладоши, кричать, прыгать от восторга. Настроение толпы заражает, нельзя устоять перед его захватывающим натиском. Но как только я открыла рот, чтобы вместе со всеми закричать от восторга при виде Ханумана, мои спутники быстро зашептались о чем-то, а потом обратились ко мне:
– Нам пора уходить. Скоро утро, надо успеть на поезд в Дели.
– Ах, какая досада! Ну давайте подождем только, пока на Ланке появится Рама.
– Нет, нет. Это будем смотреть уже в Дели. Скорей, а то не успеем.
К счастью, вокзал был близко, и дежурный задержал поезд, увидев, что мы бежим по перрону.
А в Дели-то, в Дели все население города, казалось, собралось к площади Рам-лила-граунд. Да там их к тому же две. Мы просто не знали, куда спешить, где будет интересней, еще надо было хоть на миг забежать в студенческие театры и во дворы, где тоже все, кто только мог, по мере сил играли, читали и распевали «Рамаяну».
На каждой из площадей возвышались, почти касаясь головами неба, огромные фигуры демонов – самого Р'aваны, его брата и сына, – сделанные из бамбука и наряженные в яркие бумажные костюмы. После завершения всего представления «Рамаяны» их предстояло всенародно сжечь, и толпа с нетерпением ожидала мига, когда эти гигантские факелы начнут полыхать на ночных площадях.
И они заполыхали. Мальчик, игравший Раму, туго натянув лук, пустил стрелу в грудь Р'aваны, а стоявший у подножия огромной фигуры электромонтер включил систему зажигания, и все демоны запылали, залив небо, толпу и весь народ блеском и сверканием, наглядно подтверждавшим, что правда восторжествовала.
Не успеет отзвенеть по стране Дасера, как наступает новый праздник – Див'aли, или Праздник огней.
Как-то я сидела у окна в своей комнате за письменным столом и что-то писала, как вдруг под самым окном раздался громкий выстрел. А вслед за ним – целая очередь новых оглушительных выстрелов. По стенам комнаты и по саду заметались какие-то фантастические вспышки и отблески.
– Дивали! Дивали! – донеслись из сада радостные возгласы, и я поняла, что открылась серия фейерверков, которая будет длиться до утра.
Необыкновенное это зрелище – ночь Дивали в Индии! По всем балконам, заборам и по краям крыш трепещет пламя множества масляных светильников. Дома богатых людей и официальные здания сияют гирляндами электрических ламп. А над черной глубиной рек скользят тысячи крохотных лодочек, несущих на себе глиняные светильники. Нежные язычки пламени плывут во мраке, вздрагивая и отбрасывая в темную воду легкие и ясные отблески, как утверждение своей победы над ночью.