Этичный убийца
Шрифт:
— Это за мной, — бросил я непринужденно, как будто мы тут просто мило болтали, обсуждая последние новости спорта.
Конфедерат не произнес ни слова. Я обернулся к кассирше, но та не решалась поднять на меня глаза. Что ж, делать нечего, газировку придется оставить. Со вздохом сожаления я поставил бутылку на пирамиду, сложенную из ящиков пива «Куэрс», и направился к выходу.
— Раз уходишь — значит, ты вор.
Это был голос кассирши. Он стал тоненьким и визгливым; ее безвольно опустившиеся руки сотрясала мелкая дрожь. Я остановился:
— Так давай я заплачу.
— Ты должен дождаться своей очереди, — упрямо пробормотала она почти шепотом.
И тут
— Да ты что вообще о себе думаешь? Будешь меня жизни учить?
Я отвернулся, моля Бога, чтобы Бобби меня заметил, догадался, что у меня проблемы, и пришел на помощь. Чувствуя на себе обжигающий взгляд голодранца, я взял бутылку с газировкой, опять достал свой доллар из кармана и положил его на стойку, прямо перед девицей. Мне плевать было на это жлобье, плевать, что они недоноски, плевать, что пришлось оставить им сдачу. Я думал лишь об одном: как бы поскорей унести отсюда ноги.
Я с силой толкнул входную дверь, задев при этом маленький колокольчик, который весело зазвенел в унисон с моим собственным смехом. Да, я засмеялся, у меня радостно закружилась голова — столь легкое избавление казалось мне просто невероятным.
Я пережил двойное убийство, пережил беседу с убийцей-ассасином, потом полез на рожон и оскорбил голодранца и при этом чудом избежал битья. Наверное, я должен был испытать некоторое облегчение, но сердце мое продолжало ходить ходуном от страха. Да, я выжил, да, я выкрутился из этой передряги, но сколько еще таких передряг ждет меня впереди?
ГЛАВА 7
На сей раз мне повезло: остальных ребят пока не было — за ними Бобби еще не заезжал. Я даже слегка обрадовался: автомобиль был двухдверный, с тесным задним сиденьем, куда вечно набивалась целая толпа. С тех пор как я взялся за эту работу, прошло уже несколько месяцев, и за это время я стал самым успешным торговцем в команде, а это давало некоторые, пусть и незамысловатые, привилегии. К примеру, я мог попросить, чтобы меня забрали в самое удобное время или чтобы меня забросили в самый бирюлечный квартал.
— Что-то вид у тебя не больно цветущий, — заметил Бобби. — Продулся?
Я отрицательно покачал головой и выглянул в окно, стараясь разглядеть, что происходит в магазине: мне хотелось убедиться, что угроза миновала. Но конфедерат уже снова принялся заигрывать с кассиршей, и все выглядело вполне мирно: казалось, оба и думать обо мне забыли.
— Нет, наоборот, сорвал куш. — Я залез в сумку, извлек оттуда документы и вручил их Бобби. — Мог бы и двойной сорвать, да вот не выгорело.
Бобби удовлетворенно улыбнулся.
— Черт, дружище! Ведь это второй день подряд! Ну ты даешь! — Он произнес «дай-йошш» для пущего эффекта, чтобы разжечь во мне трудовой энтузиазм. — Помни: главное — позитив. Всегда думай только о хорошем. Живи в позитиве и завтра закадришь двоих, а то и троих сразу.
Бобби был парень крупный — как футболист или, скорее, футболист на пенсии: мясистые руки, толстые ноги, никакой шеи, но в придачу еще и внушительное брюхо, нависавшее над полотняным ремнем. Лицо у него было широкое, немного мальчишеское и просто светилось харизмой. Мне очень хотелось думать, что я слишком умен, чтобы поддаваться его чарам, и все равно поддавался, как полный идиот.
Говоря откровенно, мне казалось, что на свете просто нет человека, которому Бобби мог бы не понравиться. В любом обществе он чувствовал себя как рыба в воде, а уж как он был щедр! Такой щедрости я никогда прежде не видал. Всем известно, какую власть имеют деньги над человеком, но Бобби сам был властителем денег. Он пользовался малейшей возможностью, чтобы показать своей команде, что у него есть деньги в кармане, что деньги — это здорово, что они — источник наслаждения. Он ставил нам пиво, кормил нас обедом, а иногда по вечерам даже водил куда-нибудь. Если во время долгого переезда мы останавливались перекусить, Бобби давал кассирам в «Макдональдсе» и «Бургер кинг» чаевые. Въезжая на платную магистраль, он приплачивал контролеру; останавливаясь в отеле — администратору. В общем, говоря языком самого Бобби, он был сплошной позитив.
— Постой, тут же чека нет, — сказал Бобби, потрясая у меня перед глазами пачкой бумаг. Он провел ладонью по своим почти по-военному коротко стриженным волосам. — Что, снова забыл? Думал, я не замечу?
В первый же день работы я сорвал двойной куш. В самый первый день. Мало у кого выгорает в первый же день, и, разумеется, никто не ждет от новичка чудес. Поэтому Бобби и не дал мне никаких инструкций насчет заявки на кредит. Соответственно, я не попросил покупателей заполнить форму. И когда все выяснилось, Бобби снова повез меня к этим людям, несмотря на то что было уже за полночь и все окна давно погасли. Он вытащил моих клиентов из постели, прямо в пижамах усадил за стол и заставил заполнить формы заявки. Я бы на его месте скорее махнул рукой на заработок, чем потащился бы к людям среди ночи. Но Бобби превратился в раскаленный сгусток энергии — торнадо, а не продавец, — и добился ведь своего. Но он отлично знал, что у него все получится. Еще бы — с такой дружеской усмешкой, с таким заразительным хохотом и с такой манерой говорить «привет!», что совершенно незнакомые люди вдруг понимают: конечно же, они его знают — просто забыли, склероз. Попробуй я сам отколоть такой номер — у меня бы только дверь перед носом захлопнули, но Бобби умудрился до того очаровать дамочку, хозяйку второго дома, что она даже заварила нам горячий шоколад с кусочками карамели, которая, тая, расплывалась в тягучие облака.
Впрочем, Бобби было ради чего стараться. Я получал по двести долларов за каждую сделку, а Бобби зарабатывал по сто пятьдесят долларов всякий раз, как кто-нибудь из его команды срывал куш. Да уж, недаром каждый из нас мечтает стать боссом. Еще бы: ведь мы работаем, а он зарабатывает.
В руках у Бобби оказался пакет документов, заполненных Карен и Ублюдком. Я отдал ему не те бумаги. Недолгое облегчение, которое я испытал, сбежав от верзилы-голодранца, тут же улетучилось. Я снова чувствовал себя как на «чертовом колесе» — будто я лечу вниз головой.
— Ой, извини, — пробормотал я и сжался, изо всех сил напрягая все мышцы, стараясь запереть свой ужас внутри, не позволить страху просочиться мне в горло и изменить голос. Но все усилия были тщетны: с таким же успехом можно пытаться остановить кровь, которая хлещет из зияющей раны. Я прекрасно понимал, что чем больше времени пройдет, чем скорее я возвращусь к обычной повседневной рутине, чем глубже окунусь в привычные заботы, тем скорее я забуду эту жуткую картину: Карен, лежащую на полу с широко распахнутыми глазами, с неровной дырой во лбу и в луже крови, напоминающей нимб. Забуду этот резкий, острый металлический запах, заполонивший воздух. Уж поскорей бы только.