Этичный убийца
Шрифт:
— Полиция Медоубрук-Гроув.
— Мне нужен ваш начальник — Доу. Говорит офицер Альварес, дорожный патруль Флориды.
— Я и есть Доу.
Доу показалось, что этот парень по фамилии Альварес говорит с небольшим акцентом, но все же произношение у него было очень недурное.
— Мы беспокоим вас по поводу того сообщения, насчет женщины. Так вот, мы с ней побеседовали. Она говорит, что вы сделали ей предупреждение и отпустили — этим все и кончилось.
— Что? — От изумления Доу слишком резко скинул ноги со стола, и ему пришлось закусить губу, чтобы не взвизгнуть от боли прямо в трубку.
— Ну да. Она говорит, вы ее остановили, сделали предупреждение и отпустили.
Какого
— Это все, что вы хотели сказать?
— Ну… — ответил Альварес, — у меня такое впечатление, что кто-то из вас что-то недоговаривает.
— Подождите секунду, — проговорил Доу, потому что именно в этот момент прошел звонок по другой линии. Яйца болели, а телефон все звонил. Еще немного, и у него просто крыша съедет.
— Нет уж, это вы подождите секунду, — возразил Альварес. — Кто-то из вас лжет. Если хотите, мы можем начать расследование. Не хотите — дело можно замять. Так как же нам поступить?
Откуда ему знать, как им поступить, если у него болят яйца и звонит телефон? Последний звонок был уже примерно двенадцатым. Интересно, у кого может быть такое важное дело?
Похоже, вся штука в том, что эта женщина вовсе не хочет прибегать к защите правосудия. Возможно, она изольет свое негодование в каком-нибудь репортаже. Хотя вряд ли. Она ведь заявила полиции штата, что ничего не произошло. Теперь, сделав публичное заявление, она тем самым вынуждена будет признать, что солгала полиции. Дала ложные показания. Значит, она сама лишила себя возможности выдвинуть обвинение. И проблема решена.
— Ну ладно, давайте замнем, — ответил Доу.
— Вы уверены? Мне говорили, будто она напала на офицера полиции.
— Я ответил на ваш вопрос, сеньор.
Доу решил, что разговор с этим козлом окончен, поэтому что было сил ткнул пальцем в кнопку и переключился на другую линию, по которой трезвонили не переставая.
— Полиция Медоубрук-Гроув. Ну что там, пожар, что ли?
В трубке всхлипнули.
— Джим… Джим, это ты? О господи, Джим…
Голос звучал растерянно и подавленно — звонивший глотал звуки и едва сдерживал рыдания: автокатастрофа, наверное. Если на их участке, то разбираться придется им. В таких случаях Доу всегда приходил в бешенство. Наверное, стоит прикупить тягач и завести бизнес на стороне. Тогда на этих авариях можно будет хоть пару долларов заработать. Или еще лучше: можно будет оттаскивать машины за черту города — пусть себе окружные власти разбираются.
Но тут он узнал голос: это была Лорел Виланд. Вот дерьмо! В последний раз они разговаривали, наверное, лет пять-шесть назад, еще до того, как она перебралась в Таллахасси. Чего не скажешь о ее дочери — да, это совсем другое дело. Еще годик-другой назад Карен была штучка что надо — пока на дурь не подсела. И если бы она тогда не решила завязать, с ней и сейчас бы все было в порядке. По крайней мере, не тормозила бы так.
Лорел и Карен были единственной такой парочкой — мать и дочь — за всю историю сексуальных похождений Доу. Ведь он трахал их обеих. Правда, в разное время. Но теперь он ни за какие коврижки бы на это не пошел. Хотя в целом… да, это было неплохо. И у Карен, кстати, тоже была дочь. Девчонка жила где-то на севере, вместе с отцом, и Доу знал, что папаша ей даже видеться с Карен не позволяет — с тех самых пор, как Карен пару лет назад совсем свихнулась от наркоты. Ничего, когда-нибудь семья воссоединится. Девчонка возвратится домой, в Медоубрук-Гроув, ей тогда будет лет тринадцать или четырнадцать, и Доу, конечно же, ее очарует. И тогда получится, что он трахнул представительниц трех поколений одного семейства. Никто из его знакомых не мог похвастаться таким подвигом.
— Лорел, милая, это ты?
Из трубки снова послышались всхлипы.
— Джим, они мертвы… — Эти слова прозвучали бесплотно, как шепот призрака. — Карен и Ублюдок… Они погибли.
— Господи! — воскликнул он. — Где случилась авария?
— Нет, нет… — ответила женщина, и снова плач.
Она плакала, плакала, плакала — черт тебя подери! Ну соберись, выдави из себя хоть слово! Но, разумеется, сказать ей этого было нельзя: людям вообще нельзя говорить такие вещи, даже для их собственного блага, — они обидятся. Черт возьми! В таких случаях надо молчать, даже если точно знаешь, что они сами в глубине души мечтают услышать от тебя эти слова.
Но Доу думал о другом: его беспокоили деньги, — хотя Карен, наверное, тоже, но гораздо меньше, в основном все же деньги. Значит, Ублюдок опять туда притащился. Доу все никак не верилось, что этот урод трахает Карен. Он ведь знал, прекрасно знал, что и Доу трахал ее. И все равно полез к ней. Сегодня вечером Доу убедился в этом воочию. Карен, кстати, его заметила. Впрочем, он так и рассчитывал. Пусть поймет, что у нее теперь будут неприятности. К ней как раз притащился тупой юнец со своими энциклопедиями, и она решила, что если впустит его, то Доу не станет на сей раз ее трогать.
Но это все была ерунда по сравнению с другим: Ублюдок должен был заниматься сбором денег, он только что вернулся. Должен был собрать и передать им около сорока тысяч долларов — это же чертова прорва наличных! И если Ублюдок действительно мертв, еще неизвестно, удастся ли Доу отыскать эти деньги. А что, если он вез их с собой в машине и теперь банкноты разлетелись по ветру? Что, если он их спрятал и теперь никто никогда не сможет их найти?
Доу заставил себя успокоиться. Еще ведь ничего не известно: быть может, Ублюдок жив, может, он еще только умирает. А эта Лорел просто идиотка тупая. Доу готов был зуб дать, что на самом деле никто не умер. Умирает — еще может быть, но умер — это уж чересчур. Доу успеет домчаться до места, склониться к умирающему Ублюдку, который приподнимется, истекая кровью, опираясь о его плечо, слабеющей рукою подтянет его голову поближе к своим губам и в самое ухо прошепчет: «Они в кладовке» — и испустит последний вздох. Как-нибудь так. Ну, может быть, не в кладовке — у Ублюдка не было кладовки.
Доу повел своей нижней челюстью с кривыми зубами туда-сюда — словно потер друг о друга две ножовки.
— Лорел, где произошла авария? Я сейчас приеду. — И он глотнул из бутылки остатки «Ю-Ху».
Снова сопение. Бесконечные всхлипы и сопение, перемежаемые чем-то вроде вздохов и рыганий, оханья и стонов, а потом снова всхлипы. Но у телефона, к счастью, был длинный провод, так что Доу удалось добраться до небольшого холодильника и достать оттуда новую бутылку. Порядочно отхлебнув, он зажал телефонную трубку между ухом и щекой, вставил в бутылку воронку, плеснул туда четыре «булька» виски. Затем снова уселся на свой стул и закинул ноги на стол.
В конце концов Лорел выдавила:
— Это не авария. У Карен в фургоне… Их застрелили.
Доу вскочил со стула. Резкое движение оказалось роковым: боль пронзила его насквозь, словно электрический разряд; лицо исказила мучительная гримаса, но теперь было не до того. Расклад был такой, что на боль жаловаться не приходилось.
— Ты сейчас там?
— Да-ы-ы-ы-ы… — ответила Лорел.
— Оставайся на месте и больше никому не звони.
С этими словами Доу резко бросил трубку и, не рассчитав движения, опрокинул бутылку «Ю-Ху». Коричневая жидкость залила весь стол и штаны Доу. Ну вот, на сей раз придется переодеться в форму. Бедные-бедные яйца. Охренеть, ведь это же просто катастрофа! Прямо новость недели.