Этика свободы
Шрифт:
Непосредственным следствием возведения (на основе такого понимания) принципов самопринадлежности и первоначального присвоения в ранг этических аксиом стал отказ Ротбарда от признания «прав животных» как абсурда. Животные не способны к участию в обмене суждениями (propositional exchange) с людьми. Действительно, именно эта неспособность определяет их как неразумных (non-rational) животных и категориально отличает их от людей, как от животных разумных (rational). Не способные общаться и лишенные разума (rationality), животные по природе своей, не способны к осознанию каких-либо прав и обладанию ими. Ротбард отмечает: «Грубое понимание справедливости содержится в распространенном саркастическом заявлении: «Мы признаем права животных тогда, когда они попросят о них». Тот факт, что животные, очевидно, не могут попросить предоставить им права, есть часть их природы, и это отчасти объясняет, почему
Поскольку успех Ротбарда в деле создания и оформления политико-философского движения не был обусловлен одобрением академической среды, постольку и запоздалые и в основном негативные отклики лишь в малой степени могли как-то повлиять на все более растущее признание авторитета Ротбарда как публичного философа. Наоборот. Сам ход исторических событий — впечатляющий крах «великого социалистического эксперимента» в Советском Союзе и Восточной Европе в 1989—1991 гг. и все более очевидный кризис западного государства благосостояния — способствовали все более широкому распространению фундаментальных либертарианских воззрений. Никто, кроме его учителя Мизеса, не выставил более точного счета социализму и социал-демократии по части экономической неэффективности, чем Ротбард, и никто с такой же ясностью не указал на моральную опасность и извращения, создаваемые социализмом и социал-демократией.
Обеспечив наглядное эмпирическое подтверждение правоты Ротбарда и его теории, события в Восточной Европе и экономический и моральный кризис западных государств — стагнация и падение реальных доходов населения, ошеломляющий государственный долг, надвигающийся крах системы социального страхования, распад семей и социальная дезинтеграция, растущее озлобление, моральное вырождение и преступность — повергли в замешательство и привели к интеллектуальному краху социал-демократический академический истеблишмент[30]. В такой ситуации влияние либертарианства и самого Ротбарда могло только расти и получать все большее признание. К середине 1990-х годов роль Ротбарда, как своего рода духовного наставника растущего и все более «угрожающего» революционного либертарианского движения была признана даже общенациональными СМИ[31].
Неприятие Ротбарда академической средой не оказывало заметного влияния ни на него самого, ни на дальнейшее развитие либертарианской теории. «Этика свободы» была опубликована, когда Ротбард находился в низшей точке своей карьеры. Будучи одним из основателей Института Катона, Ротбард под давлением главного спонсора был вынужден уйти в силу своего излишнего «экстремизма» и «непримиримости». Невзирая на такие неблагоприятные внешние обстоятельства и без какой-либо институциональной поддержки, книга быстро утвердилась как самая авторитетная и всесторонняя работа по теории либертарианства. После того, как книга была издана в США, она была переведена на французский, испанский, итальянский и немецкий языки, все более утверждаясь как вечная классика политической философии. По иронии судьбы 1982 г. стал также годом основания Института Людвига фон Мизеса, академическим руководителем которого Ротбард оставался до самой своей смерти. Одновременно Ротбард занял новое академическое положение в Университете Невада в Лас-Вегасе, — это были годы его наивысшего профессионального успеха.
После первой публикации «Этики свободы» и вплоть до своей кончины в 1995г., Ротбард работал над созданием всесторонней и всеохватывающей истории экономико-политической мысли. Два массивных тома незаконченного трехтомного проекта были изданы посмертно, в 1995 г., под названием «Экономическая мысль до Адама Смита и классической экономической теории»[32]. Основываясь на своих прежних теоретических работах — концептуальные рамки задавались австрийской теорией свободного рынка и политической философией либертарианства —в этих томах Ротбард создал широкую историческую картину возникновения экономических и политико-философских идей от античной Греции до почти конца XIX в., а также показал, какое влияние оказывали идеи на экономическую и политическую действительность. Чистая и абстрактная австрийская и либертарианская теория сопровождается историческими примерами и иллюстрациями, и в то же время интеллектуальная и политическая история — представляется как предмет, поддающийся систематическому познанию, методически и тематически единый и интегрированный. Ротбард охватывает панорамным взглядом всю историю Западной цивилизации, открывает новые перспективы, дает множество новых неожиданных и даже поразительных интерпретаций и оценок. История предстает перед читателем как постоянная борьба между истиной и ложью, добром (справедливостью) и злом: как калейдоскоп значительных и не очень интеллектуальных и политических фигур; как череда экономических и политических прорывов и прогресса, а также действий растяп и злодеев, ошибок и извращений, приводивших к упадку; а цивилизационные спады и подъемы человеческой истории объясняются как результат взаимодействия правильных и ложных идей, как результат распространения идеологий и того влияния, которое они оказывают на общественное сознание. Дополнив экономическую и политическую теорию историей, Ротбард снабдил австро-либертарианское движение широкой исторической перспективой, социологическим пониманием и стратегическим видением, углубив и расширив популярность либертарианства и его социологическую базу.
Однако в период работы над историей экономической и политической мысли Ротбард постоянно возвращался и к политической теории. В ответ на рост движения за охрану окружающей среды, на глаза превращающееся в движение против людей и за животных, Ротбард написал брошюру «Закон, права собственности и загрязнение воздуха»[33], в которой дал дальнейшие разъяснения понятий физического вторжения, гражданского правонарушения (деликта), причинной обусловленности, риска, бремени доказательства и ответственности. А десятилетие спустя в ответ на подъем национализма и сепаратизма, последовавшего вслед за крахом Советской империи, и рост американского мультикультурализма и принудительной «недискриминации», в статье «Нация по согласию: анализ национального государства»[34], он углубил либертарианские взгляды по проблемам наций, границ, иммиграции, сецессии. В предисловии к французскому изданию «Этики Cвободы» он сделал небольшой обзор современных работ по либертарианской теории — помимо работы Нозика это утилитаристское и контрактное либертарианство, а также минархизм, основанный на естественном праве, — и отверг их все, в силу их крайней путанности и непоследовательности. В ежемесячнике «Свободный рынок» («Free Market»), издаваемом Институтом Мизеса, он давал экономический и политический анализ текущих событий, начиная с 1982 г. и вплоть до 1995 г. Плюс ко всему в 1989 г. он основал ежемесячный «Rothbard-Rockwell Report», ставший главной трибуной для выступлений Ротбарда с комментариями по вопросам политики, социологии, культуры и религии; в десятках написанных им статей либертарианские принципы применялись ко всему спектру человеческой деятельности и опыта — от вопросов войны и наказания преступников до вопросов приватизации космоса и океана, шантажа, компенсационной дискриминации, усыновления и т.д.
Однако ни одна из этих более поздних работ не вызвала ни таких системных изменений в сфере принципов, ни отдаленных следствий, как «Этика Свободы». В них анализировались различные новые аспекты проблемы, ставились акценты, но основы уже содержались в его более раннем трактате. В отличе от Нозика Ротбард не менял своей позиции по ключевым вопросам. Действительно, бросая ретроспективный взгляд на всю его карьеру, можно сказать, что с конца 1950-х годов, когда он впервые пришел к тому, что впоследствии стало ротбардианской системой, и до самого конца, Ротбард не допускал колебаний по фундаментальным вопросам экономической и политической теории. Тем не менее, вследствие продолжительной и интенсивной работы в области экономической и политической мысли, в его более поздних работах стало очевидным смещение тематического акцента, и больше всего это заметно в тех нескольких сотнях статей, которые он написал в последние годы своей жизни. Помимо экономических и политических проблем Ротбард все более сосредотачивал свое внимание и подчеркивал важность культуры как социологической предпосылки либертарианства.
Либертарианство в том виде, как оно разрабатывается в «Этике свободы», представляет собой политическую философию, не больше и не меньше. Оно дает нам ответ на вопрос о том, какие действия правомерны, и им, следовательно, недопустимо препятствовать на законных основаниях с помощью физической силы, а какие действия неправомерны и потому могут повлечь за собой наказание. Однако ничего не говорится относительно следующего вопроса о том, должны ли все правомерные действия быть одинаково допустимы или они могут повлечь за собой тот или иной вид наказания ниже порога физического насилия — общественное осуждение, остракизм, исключение и изгнание.
Даже с учетом ограниченности области приложения «Этика Свободы» несет отчетливый аромат старомодности и представляет либертарианство как очень консервативную доктрину. Самым очевидным указанием на это служит уже отмечавшийся нами акцент на том, что наказание есть необходимое дополнение к собственности. Если говорить более определенно, то Ротбард представил современное строгое обоснование традиционному принципу пропорциональности наказания, содержащееся в lex talionis[ Закон равного возмездия (лат.). — Прим. ред.] — око за око или, как он уточнил, два ока за око. Он отвергал теорию наказания как сдерживания и реабилитации, ввиду ее несовместимости с правом частной собственности, а вместо этого защищал идею прав жертв и реституции (компенсации) и/или идею возмездия, как существенную для справедливости; он приводил свои аргументы в пользу таких старомодных институтов, как принудительный труд, узаконенное рабство для признанных виновным преступников, выступал за долговые тюрьмы; его исследования причинности и ответственности, бремени доказывания и надлежащего предположения о риске — неизменно демонстрировали приверженность консервативным моральным представлениям о строгой индивидуальной ответственности и подотчетности.
Однако несмотря на всё это и на присущий Ротбарду культурный консерватизм, либертарианское движение, с самого своего зарождения в конце 1960-х годов и образования либертарианской партии в 1971 г., привлекало очень многих представителей левой контр-культуры, число которых сильно выросло на волне протеста против войны во Вьетнаме. Разве нелегитимность государства и аксиома неагрессивности не подразумевают, что каждому предоставляется свобода выбирать свой собственный неагрессивный стиль жизни, каким бы он ни был?