Этнические процессы у коренных малочисленных народов
Шрифт:
Длинноволосые и бородатые мужчины ведды – по пояс обнаженные, в юбках совсем другого покроя, чем у сингалов, многие – с топориком, висящем на плече, явно отличались от привычного облика большинства жителей острова – сингалов. Однако, приглядевшись, можно заметить, что на представителей классического веддоидного антропологического типа, являющегося разновидностью австралоидной расы, они тоже не очень похожи, по крайней мере, эти австралоидные признаки явно сглажены. Рост почти у всех веддов такой же, как у сингалов, а ведь раньше для них был характерен маленький рост. Подумалось – если этих людей подстричь, побрить и облачить в сингальскую одежду, то не так уж и много останется различий. Кстати, позже мне встретились и такие ведды – изменившие прическу и одежду – и действительно, отличить от сингалов их было не так уж просто. Встречались среди них и со светло-коричневой кожей, и сравнительно высокие, и с «индийскими» чертами лица.
В первый же день состоялась встреча с вождем веддов, который принимал гостей и туристов в специальной хижине с большой верандой (рис. 5). Здесь же находилась свита, среди которой и его сыновья. Один из сыновей уже назначен наследником. В ходе беседы нам хотелось выяснить, сколько сейчас на острове веддов. Вождь назвал цифру – 1 200 чел., живущих в 300 семьях. Один из знатоков-веддов уточнил – однонациональных семей 300, и есть еще 50 смешанных сингало-веддских.
Было интересно узнать, есть ли ведды в других местах острова, кроме окрестностей пос. Дамбана. Ответ был отрицательным. Между тем на этнографических картах обычно указывается несколько мест проживания веддов в этой части острова [6, с. 41]. О нескольких анклавах сообщают и этнографы [9, с. 277], правда, уточняется, что в некоторых из этих анклавов ведды сильно ассимилированы окружающим большинством [10, с. 8, 10]. Так, может быть, к настоящему времени везде, кроме Дамбаны, ассимиляция веддов уже завершилась? По крайней мере, это следует из слов вождя.
В поселке не более 2–3 десятков домов, так что все 350 семей здесь разместиться явно не могут. Значит, поблизости есть еще поселки? А вот на этот вопрос вразумительного ответа получить не удалось. Мы высказали пожелание вождю, что хотели бы посетить другие поселки в джунглях, пообщаться с другими веддами, которые живут не в поселке, а в окрестностях. Вождь отнёсся к нему весьма благосклонно, но при этом почему-то назначил нам 5 (!) проводников. Мы удивились – зачем так много, нам хватит и одного. Вождь уменьшил число проводников до 3 и назначил цену. Сумма оказалась не такой уж маленькой. Вообще, в последние годы, судя по всему, коммерция активно проникает в жизнь веддов, все жители поселка активно предлагали различные самодельные сувениры из даров джунглей, и все наши просьбы тут же переводились на язык денежных знаков. Многие жители поселка занимаются изготовлением дешевой бижутерии (бусы, браслеты и т. д.), которую предлагают туристам тут же, на разостланных циновках. Проникла сюда и мелкая коммерция в виде нескольких магазинчиков, торгующих продуктами питания (кофе, чай в пакетиках, газировка, мороженое, а также сигареты и ингредиенты для бетеля – жевательной смеси и др.), продавали всё это сингалы.
Рис. 4. Представитель веддов
По мнению информаторов, несколько семей веддов занялись также земледелием и животноводством по образцу соседей – сингальских крестьян, но таких немного – около 10 семей. Основные новшества в хозяйстве, видимо, связаны, прежде всего, с туризмом.
Рис. 5. Вождь веддов
Поход в джунгли в настоящее время стал для веддов одним из пунктов программы работы с туристами. В этой прогулке с туристами по джунглям согласно программе проводники должны продемонстрировать навыки охоты, рыбной ловли, добычи дикого меда. Попытки охотиться или найти мед сначала не привели к успеху, но позже проводники реабилитировались: на небольшом озере они наловили рыбы и устроили пикник на берегу. Нашей целью было знакомство с веддами, живущими вне поселка, но с этим оказалось сложнее – около озера мы встретили всего двух веддов, которые большую часть времени проводили здесь, в шалаше. Обращало на себя внимание то, что проводники, т. е. те, кто работает с туристами, одеваются с элементами национального костюма (особого покроя мужская юбка, не похожая на сингальскую, особая прическа), а вот остальные явно предпочитают обычную европейскую одежду, как и большинство сингалов, т. е. покупные рубашки, футболки, брюки, шорты, женщины – покупные платья и т. д. Двое встреченных нами возле озера жителей джунглей тоже «экзотикой» в одежде и внешности не отличались.
В поселке удалось узнать, что для иностранных туристов руководство общины разработало и внедрило специальные стандартные экскурсионные программы. В число номеров входят танцы и песни фольклорной группы (соответствующая цена в рупиях); разжигание костра с помощью трения (плата согласно прейскуранту); поход в джунгли и т. д. Предлагали и нам песни с танцами и разжигание костра палочками, но мы от такой показной экзотики отказались. А пять проводников предлагали, чтобы дать заработать на «богатом иностранце» большему числу жителей посёлка.
В этнографической литературе утверждается, что у веддов не осталось своего языка или остались только его реликты, они перешли на языки окружающего большинства – тамильский и сингальский [9, с. 276]. Тамильского в пос. Дамбана никто не знает, так как поблизости от него тамилы не живут, а те ведды, которые жили среди тамилов, видимо, уже полностью ими ассимилированы. Сингальский язык действительно все наши знакомые хорошо знали, но вот что удивительно – оказалось, что их собственный язык вовсе не забыт! По утверждению наших информаторов, их язык жив. Его «знают все», на нем говорят и дети, и он вовсе не ушел и не уходит из жизни. Мы устроили с помощью переводчиков настоящий экзамен информаторам, предлагая отдельные слова перевести на сингальский и на веддский языки. Несколько десятков слов, переведенных с английского на эти языки, показали, что между сингальским и веддским языком большая разница, совпадений практически нет, все слова звучат совершенно по-другому. Так что мнение о давней потере веддами их языка, судя по всему, оказалось преждевременным. А возможно, это мнение относится к другим группам веддов, которые действительно перешли на тамильский и сингальский язык, а к настоящему времени полностью ассимилированы. Но последний анклав веддов, который мы посетили, пока что сохранил свой язык. Некоторые исследователи пришли к выводу, что в последнее время ассимиляция веддов ускоряется, и скоро они исчезнут [8, с. 39–74].
3. Фуюйские кыргызы провинции Хэйлунцзян
После угона джунгарами части населения Минусинской котловины на юг в начале XVIII в. осколки этих тюркоязычных предков современных хакасов оказались разбросанными в разных частях Центральной Азии. В середине XVIII в. с территории Джунгарии маньчжурскими правителями Китая были переселены на восток небольшие группы тюркского населения [21]. Многие из переселенцев были впоследствии ассимилированы теми народами, среди которых поселены, но часть дожила до наших дней.
В 1950-е гг. на маленький анклав тюрков, оказавшийся далеко на востоке от своей прародины, в Маньчжурии, обратили внимание исследователи и власти Китая [22], когда после многолетней войны страна начала приходить в себя и выстраивать свою, китайскую, национальную политику. Выяснилось, что потомки тюрков не помнят определенно, кто они такие и откуда прибыли, представляют собой своего рода загадку. Тогда, в 1950-е годы, китайские чиновники и ученые, изучив еще сохранившийся язык местных жителей, пришли к выводу, что он близок языку киргизов, живущих на западе провинции Синьцзян, на границе с Советской Киргизией. Было принято решение назвать их кыргызами, а чтобы не путать с тяньшаньскими киргизами, стали называть их по уезду, где они размещены, – фуюйскими кыргызами. Это название утвердилось в статистике, и в науке под этим этнонимом они учитываются при проведении переписей населения. Уезд этот входит в провинцию Хэйлунцзян, центром которой является многомиллионный Харбин, некогда «самый русский» город Китая.
Когда выяснилось, что от былой традиционной культуры у фуюйских кыргызов мало что осталось, при посредничестве чиновников, занимающихся национальной политикой, были налажены контакты с их сородичами – тяньшаньскими киргизами, живущими на далеком китайском западе, произошел обмен делегациями. Фуюйским кыргызам подарили национальные костюмы, музыкальные инструменты и другие образцы национальной материальной культуры (об этом нам сообщил наш научный консультант профессор У Чжаньчжу). Особенно понравилась фуюйским кыргызам высокая войлочная белая мужская шапка, которая, за неимением других образцов материальной культуры, стала своего рода их этническим маркером, хотя не известно, была ли такая шапка у них в прошлом.
Позже, ближе к нашему времени, было высказано предположение, что фуюйские кыргызы имеют более тесное родство не с тяньшаньскими тёзками, а населением Минусинской котловины [16; 17, с. 76–78; 18, с. 88–95; 24, с. 99-107], которое в ХХ в. получило имя хакасы, а 2–3 в. назад именовалось в документах енисейские киргизы. Российский ученый из Хакасии профессор В. Я. Бутанаев, который посетил их несколько лет назад, собрал данные о языке у последних его носителей (осталось всего 2–3 старика, которые помнили немного родной язык), а также выяснил родовую структуру [11, с. 120; 12; 13, с. 124, 125]. Оказалось, что названия родов (сеоков) фуюйских кыргызов полностью идентичны родам современных хакасов, что также подтверждает их происхождение именно из Минусинской котловины.