Это Америка

Голяховский Владимир Юльевич

Когда все котилось, Алеша лежал рядом, тяжело дышал и вопросительно смотрел на нее. Лиля грустно улыбнулась:

— Уступил… спасибо. Ах, Алешка, я ошиблась — это все не то, что я переживала в тот первый приезд. Говорят, в одну реку дважды не войдешь, так же точно дважды не войдешь и в Красное море. Особенно если тебе уже за шестьдесят. Нет, назад дороги нет.

31. Litigious society [135]

На работе Лилю ждала неприятность: ее и Френкеля вызывали в гражданский суд: пациент, которому они три года назад делали операцию, теперь подал на них в суд. Лиля помнила того тридцатилетнего

американца. Мальчиком Джон сломал ногу, и кость срослась неправильно — с искривлением и укорочением на 6 см. Он сильно хромал и пришел на прием к Френкелю с просьбой: можно ли выровнять и удлинить кость? Они сделали операцию, лечение шло без осложнений, Джон перестал хромать, был всем доволен. Его навещала жена, Мадонна, они выглядели счастливой парой. С тех пор они его не видели, значит, ничто его не беспокоило. Что же произошло, за что он их судит?

135

Общество сутяг.

В обвинении, составленном юристом, было написано: «Проявили непрофессиональное, преступное отношение к больному, игнорировали его боли, были халатны и невнимательны в течение всего лечения. Пациент не в состоянии полностью разогнуть ногу в колене и вынужден ходить с палочкой. В результате он потерял работу». За это с них потребовали… десять миллионов. Вдобавок в суд подала и его жена, бывшая герлфренд: оказывается, во время лечения, когда на ноге Джона был илизаровский аппарат, она не получала полного удовлетворения от секса с ним. За то, что ей тогда не нравился секс, теперь она требует с них… миллион.

Горькое чувство наполнило Лилину душу — она была поражена, возмущена и даже немного испугана. У нее не было опыта в судах за врачебные ошибки, хотя она знала о таких случаях. Расстроенная, она пошла к Френкелю.

— Что вы думаете об этом?

Он отнесся к вызову в суд насмешливо, иронически ответил:

— Зачем нам об этом думать? У нас есть контракт с юридической фирмой, она защищает интересы госпиталя и наши. Пусть юристы и думают, мы им за это платим. Какие там миллионы! Мы что — убили его? Это обычный трюк со стороны юриста обвинения, он старается запугать обвиняемую сторону, потому что ему полагается третья часть. Но от нас он ничего не получит [136] .

136

В США часто подают в суд на врачей. Имеется большая армия malpractice lawyers, юристов в области преступной халатности. Стимулом стало не столько низкое качество медицины, сколько жадность людей и часто беспринципность юристов: это их многомиллиардный бизнес. В двух третях случаев обвинения бывают необоснованными, и процессы выигрывают врачи. Но многое зависит от адвокатов обвинения и защиты.

Доводы Френкеля немного успокоили Лилю. И вот потянулись месяцы ожидания. Гражданские дела в Америке тянутся годами, суды чересчур загружены. Недаром американское общество само себя называет litigious society — обществом сутяг.

* * *

Почти через год адвокат Тед Розенцвейг позвонил Лиле и пригласил к себе на собеседование. Лилю поразили размеры фирмы, она занимала весь 42–й этаж громадного небоскреба, обстановка кабинетов была очень богатой, работали там сотни адвокатов и их помощники. И это была лишь одна из очень многих фирм.

Тед объяснил Лиле:

— Скоро вас вызовет для предварительного опроса адвокат обвинителя. Я должен вас натренировать, как и что отвечать. Этот тип будет стараться заставить вас признать хоть какую-то ошибку

на операции, будет ставить вопросы так, чтобы сбить вас. Ничего не разъясняйте, в ваши задачи не входит его просвещение. Вы должны давать только короткие и ясные ответы. Ему важно одно — поймать вас, чтобы потом на суде произвести впечатление на присяжных. Вопрос виновности решают двенадцать присяжных, и все эти присяжные некомпетентны в вопросах медицины, тем более хирургии. Но большинство из них имеют предубеждение против врачей, все когда-то слышали какие-то сомнительные истории об ошибках врачей. К сожалению, многие американцы подозревают, что основная мотивация в работе хирургов — алчность. Решение суда во многом зависит от эмоций присяжных, и адвокаты обвинения на этом играют.

Было странно и обидно слышать, что труд врача оценивают не по объективным результатам лечения, а по эмоциональному воздействию адвоката.

— А что с обвинением жены? — спросила Лиля.

— Ее обвинение уже снято.

— Что, выяснилось, что она не настолько сексуальна?

— Нет, просто их брак был оформлен после того, как с его ноги сняли аппарат.

— О’кей, значит на один миллион меньше?

— Какие там миллионы? Их адвокат уже заговорил о сумме в восемьсот тысяч. Но я не дам им содрать с вас и этого. Выяснилось, что Джон не только не лишился работы, но и получил повышение. И ходит без всякой палочки.

Через два месяца Лиля сидела в другой юридической фирме, перед адвокатом обвинения, и давала показания под присягой. Адвокат был улыбчив и дружелюбен.

— Рад познакомиться с вами, таким крупным специалистом, — повторял он.

Два часа из Лили пытались вытянуть какой-нибудь рискованный ответ. Она отвечала сосредоточенно и кратко. В самом конце беседы, уже складывая бумаги в портфель, он опять улыбнулся и спросил как бы невзначай:

— Скажите, доктор Берг, а все-таки были в процессе лечения хоть небольшие отклонения от принятых установок?

— Нет, не было.

* * *

И опять прошли месяцы, прежде чем ей прислали повестку. В громадном вестибюле здания Федерального Суда сновали люди. В зале суда царила холодная обстановка, присущая огромным помещениям. Мимо Лили и Френкеля прошли Джон с женой. Он картинно хромал и опирался на палочку.

Вошел одетый в черную мантию судья. Секретарь суда приказал всем встать: на свои места на возвышении входили присяжные. Что у них будет на уме, когда они станут выносить решение? После опроса Френкеля адвокат обвинения вызвал Лилю, и она дала клятву говорить «правду, одну правду и ничего кроме правды». Краем глаза Лиля видела, что появление женщины — хирурга оживило присяжных — они уставились на нее во все глаза. Адвокат спросил:

— Доктор Берг, вы оперировали больного вместе с доктором Френкелем?

— Я была ассистентом на операции.

— Допустим. А вам самой приходилось делать такие операции?

— Да, я оперировала сама тоже. Я сделала более двухсот таких операций.

Адвокат бросил на нее недовольный взгляд.

— Но если у вас такой большой опыт, как же вы допустили ошибку?

Лиля не успела еще ответить, как ее адвокат Розенцвейг уже вскочил и обратился к судье:

— Ваша честь, возражение! Формулировка «ошибка» недопустима, это не доказано.

Судья разрешил снять вопрос. Адвокат продолжил:

— Хорошо, я сформулирую свой вопрос иначе: доктор, при вашем опыте, если бы вы оперировали сами, сделали бы вы во время операции что-нибудь по — другому?

Розенцвейг опять вскочил:

— Ваша честь, возражение! Мы не обсуждаем гипотетические случаи.

На этот раз судья отказал:

— Возражение отклоняется. Свидетель, вы можете ответить.

— Если бы я оперировала сама, я сделала бы то же самое.

На лицах присяжных было написано полное недоумение — о чем, вообще, шла речь?