Это был просто сон...
Шрифт:
Опять. Опять ее заставляли и не спрашивали, хочет она этого или нет…
…Но ведь только Лилайон ак-лидан сможет снять ограничение в правах. После курса терапии и после психологической экспертизы…
Это было последнее, о чем Ирина подумала, прежде чем провалиться в глубокий беспамятный сон…
Сон не хотел отпускать ее. Ирина брела сквозь бесконечные ватные полотнища, липкие, противные, замедлявшие шаг… Брела куда-то вверх, по очень крутой тропинке, оскальзывалась, падала, поднималась и снова шла. Бесконечно. Понимая прекрасно, что это сон. Какая-то часть разума твердила: брось ты эту дурацкую дорогу, остановись, отдохни, зачемтак напрягаться? Там, наверху, ничего интересного. Если он вообще еще есть, этот самый верх…
Ирина с доводами разума вроде бы соглашалась. Но все равно упрямо шла и шла, вверх и вверх, упорно раздвигая сырую серую вату тумана. И этот путь пролег в бесконечность. Не осталось ни прошлого, ни будущего. Только безвременное сейчас, серый бестеневой миг, растянувшийся на века…
В какой-то момент рядом появился кто-то. Кто-то знакомый и не-знакомый одновременно. Он молчал и шел вроде бы рядом, но на шаг впереди, всегда впереди. Ирина, спотыкаясь, побежала за ним… И сон растаял.
Ирина села, потерла лицо. Голова болела. Все тело было склизким, липким от пота. Ирина подобрала волосы, кое-как скрутила их в подобие косички. Ничего, без шнурка не разойдутся, слишком мягкие…
И вдруг с испугом она обнаружила, что не одна в палате.
Рядом с ее постелью сидел Алавернош.
Нетрудно догадаться, откуда он здесь взялся. Лилайон ак-лидан, больше некому. Просили его… Вот он почему тогда так улыбался!
Ирина опустила голову. Ее накрыло огромным мучительным чувством… ведь не вспомнила об Алаверноше, вообще не вспоминала, а он пришел к ней, едва только услышал, где она находится. Хотя имел полное право обидеться. Наверное, и обиделся, кто его поймет. Но услышал, что у Ирины сын болен, и пришел.
Алавернош осторожно и очень бережно взял ее за руку. Ирина сдержалась, не отдернулась.
Прикосновение теплой ладони странным образом успокоило ее.
Они не сказали друг другу ни слова.
Слова были не нужны.
Все когда-нибудь заканчивается. Закончилось и лечение в Центре нейрохирургии. Игорек выздоровел. Конечно, в ближайшее время ему не рекомендовалось, к примеру, лазать по деревьям или носиться по-сумасшедшему, как это делают все мальчишки. И приезжать на осмотры надо будет не реже, чем каждые пятнадцать-двадцать дней. Но это все казалось мелочью по сравнению с тем, что осталось позади.
Ирина взяла сына, попрощалась с врачами и вернулась в лан-лейран. В Детский Центр.
Она наивно полагала, что вернется к своей прежней работе…
Первый сюрприз она получила у дверей своей квартиры. Дверь не открылась. А кодификатор выдал сообщение об отсутствии доступа.
Тогда Ирина пошла в Детский Центр. Но ее коллеги дружно прятали глаза и советовали обратиться к новому заведующему, которого звали Хазьям Окэнрим. Делать нечего, Ирина пошла.
Господин Окэнрим оказался среднего возраста чернокожим мужчиной. Он занял кабинет Раласву ди-Тонкэ и успел уже переделать его под свой вкус. Исчезли подушки, вместо них появилась громоздкая и от того мало уместная здесь мебель. Разве только терминал остался прежним…
Разговор с господином заведующим поразил своей краткостью:
— Вы не являлись на работу в течение 17 дней, — говорил он, глядя не на Ирину, а куда-то сквозь нее. — Вы не уведомили меня о причинах вашего отсутствия. Вы уволены. Ваш жилой блок перейдет другому сотруднику.
— Понятно, — кивнула Ирина. — Но я могу хотя бы забрать вещи?
— Можете.
Он взял у нее кодификатор, внес изменения.
— Сегодня, до полуночи. Потрудитесь переехать.
Она вышла в коридор, держа за руку притихшего Игорька. И удивилась полному отсутствию эмоций. Все в ней словно замерло, смерзлось в ком ледяной пустоты.
На полном автомате она вернулась в свою квартиру. Вещи… А какие у нее тут были вещи? Синтезатор, подарок Феолэска. Горшок с растением, чей бутон успел распуститься в шикарный алый цветок. Несколько флэш-кубов с записями. Все…
Ирина вышла, закрыла за собой ставшую чужой дверь. Она не представляла себе, куда идти и что делать. Мир словно отодвинулся в сторону, стал вязким, враждебным, чужим… Так ведь он и не был ей родным с самого начала. Следовало ожидать…
— Мама, я устал! Мама!
— Сейчас, сынок… сейчас… — невпопад ответила Ирина.
Она подвела ребенка к ближайшей лавочке, усадила его. Села сама, горшок поставила на землю, синтезатор положила рядом. Сынок устроил голову у нее на коленях.
Ирина гладила Игорька и не думала ни о чем…
— Вот вы где! Я искала вас в больнице, но мне сказали, что вы оттуда уехали…
Ирина с трудом сосредоточилась. Клаемь? Да, она.
— Это ваш сын? А что вы оба здесь делаете?
— Меня уволили, — объяснила Ирина. — И я теперь на улице.
— Как уволили?
Она пожала плечами.
— Так, — сказала Клаемь.
Она вынула планшетку комма, быстро произвела вызов.
— Окэнрим, — сказала она появившемуся в экране изображению. — Это что за дела?
Новоиспеченный заведующий при виде Клаемь сразу вытянулся во фрунт.
— Достопочтенная Клаемь а-свери, — начал было он.
— Ирину Исмуратову восстановить в прежней должности, — приказала Клаемь.
— Но она же не появлялась на работе семнадцать дней! По закону…
— Окэнрим, — сказала Клаемь сквозь зубы, — ты сам уволен.
И отключилась
— Все, — сказала она. — Можете возвращаться в квартиру. Если возникнут какие-то проблемы, сразу же обращайтесь ко мне.
— Спасибо, — сказала Ирина, но не стронулась с места.
— Даршан пест, — выразилась Клаемь, — стоило только отлучиться по серьезному делу, и мир перевернулся.
Она села рядом с Ириной и пояснила:
— Фарго обезумел. Не знаю, что с ним и делать… Рвет и мечет, обвиняет Клаверэля в смерти матери… Раласву Ди-Тонкэ умерла, поверить не могу!