Это было на рассвете
Шрифт:
Танки взвода лейтенанта Михаила Худокормова проделали проходы в проволочном заграждении противника и ворвались в его оборону. Ведя огонь из пушек и пулеметов, они прокладывали путь нашей пехоте. Лейтенанты Михаил Мельников и Василий Крылов пробирались по болотной грязи и, воодушевляя своих автоматчиков, с возгласам «За Родину!» первыми ворвались во вражескую траншею и завязали рукопашный бой.
Бесстрашие и героизм проявил тогда командир отделения комсорг роты старшина Василий Татарников. Он уничтожил несколько вражеских снайперов. Получив ранение, сам перевязал руку и короткими очередями бил противника в его же траншее.
После шестичасового боя нашим удалось вклиниться во вражескую оборону лишь на восемьсот
В половине шестого утра 14 июля наша танковая бригада с приданными ей частями была выведена из боя и сосредоточилась в Лава-ярви. Через три дня она передислоцировалась в район Уома.
После выхода из боя весь технический персонал бригады, а также экипажи подбитых и подорвавшихся танков сразу занялись ремонтно-восстановительными работами. За семнадцать дней наступательных боев по бездорожью, болотам, тяжелому каменистому грунту было пройдено 120 километров. Поэтому не только подбитые и подорвавшиеся, но почти все машины нуждались в тщательном осмотре.
Свободный от ремонта машин личный состав приступил к боевой учебе. На занятиях особое внимание обращалось на тактическую и инженерную подготовку. Изучались минно-подрывные противотанковые и противопехотные заграждения противника и способы обезвреживания их.
Занятия по инженерному делу проводились офицерами отдельного инженерно-штурмового батальона. После нескольких занятий от личного состава были приняты зачеты.
Произошли изменения и в составе командования батальона. Нашего комбата капитана С. А. Устинникова перевели во второй батальон. Вместо него батальоном теперь командовал капитан Виктор Андреевич Лодвиков. Знали мы его хорошо: он был замкомбата. С первого взгляда он казался очень суровым и крутым командиром. На самом деле был добрым, довольно общительным. Очень любил четкость в выполнении приказаний, точность в выражениях.
Прибыл новый замполит батальона капитан Николай Иванович Бородулин. Он оказался страстным пропагандистом, любителем проводить политбеседы. Даже в ротах всегда проводил их лично.
Как-то в теплый июльский вечер, после ужина, расположившись на лужайке меж кустов, мы проводили общее собрание батальона. На нем присутствовал начальник политотдела Жибрик. Наш комбат подводил итоги боев. Отметил отличившихся бойцов и командиров. Говорил и о имеющихся недостатках, необдуманных поступках некоторых бойцов. Например, парторг взвода обеспечения старшина Михаил Селиверстов с шофером Егором Копыловым 10 июля везли боеприпасы во время сильного артиллерийского обстрела. Надо было подождать, а они лезли напролом под огонь. Хорошо, что осколками повреждены лишь провода зажигания. Эту неисправность они устранили быстро. Но ведь могло случиться гораздо худшее. Старшина батальона Иван Чернобай и повар Кормишин в это же время везли к танкам кухню с ужином. Остановили машину вне зоны обстрела, а ужин в термосах потащили на себе, попали под шквальный огонь врага.
— Я их понимаю, — сказал комбат. — Они старались выполнить приказание помпохоза Лыкова и поэтому рисковали. Но риск — дело благородное в том случае, если он разумный и необходимый.
Затем командир батальона рассказал о той колоссальной работе, которую выполняли наши инженерные подразделения. В период боев они вместе с танкистами обезвредили около тысячи противотанковых мин, еще больше — противопехотных и двадцать фугасов, построили и отремонтировали 21 мост, сделали шесть километров настила. Ими произведена инженерная разведка 65 километров дорог с целью выявления мин.
Выступивший на собрании начальник политотдела дал высокую оценку боевым действиям батальона. Отметил большую партийно-политическую работу в бою.
— В этом большая заслуга замполита Калистого
Собрание подходило к концу. Коммунисты и комсомольцы, собравшись отдельно, начали разбирать заявления о приеме в партию и комсомол. В это время над расположением появился самолет. Он так низко и медленно кружил, что чуть не задевал макушки деревьев. Сначала мы подумали, что это наш У-2 с зелеными и красными опознавательными лампочками.
— Самолет не наш. Почему же молчат зенитчики? — возмутился Жибрик. Но тут минуты через три затрещали наши автоматические зенитные орудия старшины Николая Короло. Самолет загорелся и упал. Это был вражеский разведчик «Кертис Р-36».
Полтора месяца прошли очень быстро. Весь июль 1944 года был знойным. В начале августа стало прохладно, особенно ночью.
Получил от матери первое письмо по новому адресу. Написал мне письмо и брат Александр. «Служу и воюю в истребительной артиллерийской бригаде», — сообщил он, но на каком фронте, не указал. Был очень рад Иван Демидов. Он получил письмо из Москвы от Катюши.
С момента окончания боя все поврежденные машины были или эвакуированы, или восстановлены. В конце августа начали готовиться к переезду. В последние дни гул на переднем крае стал стихать.
4 сентября 1944 года с раннего утра не было слышно ни одного выстрела. Было очень подозрительным такое затишье. Утром, когда солнце только бросило косые лучи на макушки деревьев, мы с лейтенантом Алексеем Ерохиным, прервав утренний сон, вышли на дорогу к мосту через реку Уксун-йоки. Дыша прохладным воздухом и наслаждаясь приятным хвойным ароматам, стали прислушиваться. Кругом тихо. Лишь журчала быстрая река. По ней плыли уже пожелтевшие листья, промелькнуло несколько ящиков из-под снарядов. Остановили идущую с передовой автомашину.
— Что, кончились боеприпасы? — спросили мы у сидящего в машине огромного, похожего на цыгана капитана-артиллериста.
— Еще ночью финны прекратили огонь, — ответил он.
Мы, с этой новостью побежали в свое расположение.
Часов в десять утра в бригаду приехал командующий бронетанковыми войсками армии, бывший командир нашей бригады, генерал Б. И. Шнейдер. Он побывал во всех подразделениях бригады. Нам стало известно, что финские парламентеры с белыми флагами стали прибывать на наши командные пункты. Генерал также сообщил, что Чрезвычайной государственной комиссией расследованы и установлены злодеяния немецких захватчиков и их сообщников на территории Карело-Финской ССР. Например, в Петрозаводске они варварски разрушили памятники В. И. Ленину и С. М. Кирову, сожгли и разграбили университет, научно-исследовательский институт культуры, публичную библиотеку, Государственную филармонию, Дворец пионеров, музыкальное училище, два педагогических училища, взорвали и сожгли все мосты, свыше 485 жилых домов, в том числе дом знаменитого поэта XVIII века Г. Р. Державина. Враги полностью уничтожили промышленные предприятия города, разрушили железнодорожный узел и флот Беломорско-Онежского государственного пароходства, взорвали, сожгли и разрушили 7 электростанций, 3 плотины. Вывезли оборудование всех 20 цехов Онежского металлургического и машиностроительного заводов. Разрушили крупнейшую в. Советском Союзе лыжную фабрику.
Захватчики объявили советских людей пленными и заключили их в специальные концентрационные лагеря. В Петрозаводске было организовано шесть таких лагерей, в которых содержалось до 25 тысяч стариков и детей.
Концентрационные лагеря для мирных жителей были организованы также в Медвежьегорске, близ города Олонец, в совхозе Ильинском и других местах республики. Советских людей фашистские палачи подвергали невероятным истязаниям и пыткам. Жгли пятки каленым железом, били резиновыми палками, расстреливали.