Это было под Ровно
Шрифт:
Наши радисты составляли небольшой, но крепко спаянный, дружный коллектив. У них были свои законы: постоянно держать аппаратуру в порядке; быть готовыми в любую минуту свернуть рацию, взять ее на плечи и уйти; свято хранить секретные шифры; повседневно тренироваться в работе на ключе, в приеме на слух.
Случилось так, что в самые напряженные дни, когда радисты передавали сведения здолбуновокой группы, Николай Иванович прислал из Ровно тревожное сообщение: гестаповцы направили в район Сарненских лесов три автомашины с пеленгационными установками,
Путем пеленгации немцы могли точно установить местонахождение наших радиостанций, и, следовательно, отряда. Цель посылки пеленгаторов и карательных экспедиций в наши районы была ясна — засечь радиостанции, окружить отряд и ликвидировать его.
Сведения Николая Ивановича подтвердились. На следующий день после получения его письма разведчики сообщили, что в село Михалин прибыла какая-то машина под большой охраной немцев. С рассветом машина выезжала за село, и на расстоянии двух километров к ней никого не подпускали. Кроме того, немцы группами ходили по лесным дорогам с аппаратами и наушниками.
Как быть? Связь с Москвой прекращать нельзя, а продолжать работу — значит, выдать место лагеря.
Выход нашли сами радисты.
— Товарищ командир! — сказала мне Лида Шерстнева. — Мы с ребятами подумали и решили вот что. Сегодня же ночью мы можем уйти от лагеря километров за двадцать-двадцать пять, и все в разных направлениях. Поработаем, свернем рации — и обратно в лагерь. Назавтра пойдем работать на новые места. Пусть немцы нас засекают!
Так и сделали.
Несколько суток подряд радисты, сопровождаемые группами бойцов, уходили в разные стороны, кочевали с места на место и не только продолжали работу с Москвой по расписанию, но и назначали новые дни и часы для радиосвязи.
«Кочующие» рации выручили нас. Немецкие пеленгаторы сбились с ног. Они засекали работу партизанских радиостанций то в одном, то в другом, прямо противоположном, направлении. Каратели окружали и обстреливали уже опустевшие места.
Конец этой хитрости был положен нами самими. Мы устроили засаду на фашистских пеленгаторов. Правда, захватить пеленгационные установки не удалось, но напуганные партизанами немцы прекратили свои облавы на радиостанции.
МАРФА ИЛЬИНИЧНА
Марфа Ильинична Струтинская пришла в штабной чум. Я очень удивился. Что заставило ее преодолеть свою застенчивость и явиться ко мне? До сих пор все ее просьбы передавал Владимир Степанович.
В чуме горел костер, вокруг него лежали бревна, они служили нам сиденьем.
Я указал на бревно:
— Садитесь, Марфа Ильинична!
Она степенно уселась и объяснила:
— Я к вам не надолго, по делу. Хочу просить вас, чтобы меня послали в Луцк.
В это время мы готовили большую группу партизан для посылки в район Луцка. Надо было выяснить обстановку в городе, узнать, какие там немецкие учреждения, какой гарнизон, какие штабы, и на случай перехода отряда разведать леса в этом районе.
Задача была сложной. Мы стояли от Луцка в двухстах километрах, и путь только в один конец должен был занять не меньше пяти дней. Но дело не только во времени и расстоянии. На каждом шагу можно было нарваться на немцев.
Людей в эту группу мы подбирали очень тщательно. Предпочтение отдавали тем, кто хорошо знал город. Одними из первых вызвались Ядзя, племянница Струтинских, и Ростислав Струтинский. От них-то, видимо, Марфа Ильинична обо всем и узнала.
— Марфа Ильинична, — ответил я, — вам идти в Луцк не следует. Сил не хватит. Вы и здесь приносите большую пользу.
— Ну, какая польза от моей работы! Варить и стирать всякий может. А насчет сил моих, пожалуйста, не беспокойтесь. Я крепкая. И пользы принесу больше молодого. В Луцке у меня есть родственники, знакомые, через них все, что надо, узнаю, с кем хотите договорюсь.
— Ну, а как же маленькие? — Я имел в виду младших детей Марфы Ильиничны — Васю и Славу.
— За ними Катя присмотрит.
— Ведь опасное это дело.
— Бог милостив. Ну кто подумает, что я партизанка!
С чувством большого уважения посмотрел я на Марфу Ильиничну, на ее хорошее, доброе лицо и невольно подумал: «Сколько силы и благородства в этой советской женщине!»
— Хорошо, — ответил я, — посоветуюсь с товарищами.
Боясь, что будет отказ, она прислала ко мне мужа — Владимира Степановича. Но я все же не решался.
Через несколько дней Цесарский сказал мне, что Марфа Ильинична простудилась и ей сильно нездоровится. Я решил воспользоваться этим и поручил Фролову, который был назначен командиром группы, передать Марфе Ильиничне, что в Луцк ее не пошлем.
Не успел Фролов возвратиться, как со слезами на глазах прибежала сама Марфа Ильинична:
— Да я только малость простыла. Все завтра пройдет!
И она принялась так упрашивать, что я в конце концов согласился.
В середине февраля шестьдесят пять наших партизан ушли по направлению к Луцку.
Владимир Степанович вместе с младшими детьми провожал жену далеко за лагерь.
Прошло две недели. За это время мы получили сведения, что группа благополучно прошла в район Луцка и удачно ведет там работу. Расположились они в лесу, в двадцати пяти километрах от Луцка, а разведчиков посылают в самый город.
В те дни гестапо начало большой поход против партизан. Во всех районах появились карательные экспедиции, усиленно вооружались полицейские.
Я забеспокоился и, опасаясь, что все дороги будут перекрыты, передал Фролову приказ: вместе со всеми людьми немедленно возвращаться в лагерь. Фролов вернулся, но вести принес неутешительные.
Неподалеку от переправы через реку Случь, на опушке леса, они натолкнулись на засаду. Лишь несколько минут длился бой. Немцы, не ожидавшие отпора, как-то сразу рассеялись, оставив в лесу убитых и раненых. Но и в группе Фролова было убито шесть человек.