Это было в Ленинграде. У нас уже утро
Шрифт:
Я лежал и думал о том, как скверно всё получилось. Я ни строчки не передал в газету. Танкиста Андрианова я уже, конечно, не увижу.
Мысль, что в редакции сидят без материала, не давала мне покоя. Вся надежда была на Венцеля.
Ко мне подошла Люба и спросила, как я спал.
— Отлично, — ответил я.
— Ну и хорошо, — улыбнулась она. — А это ваш новый сосед. Надеюсь, подружитесь. У него то же, что и у вас. Контузия, но более тяжёлая. Он только под утро пришёл в сознание.
— Где
— Точно не знаю. Он танкист. Кажется, командир танка. Снаряд ударил в броню. Впрочем, я точно не знаю.
Люба ушла.
В маленьком окне в потолке виднелась еловая ветка. Освещённая солнцем, она казалась очень зелёной. Зелёный цвет действовал успокаивающе. Мне захотелось, чтобы всё вокруг было очень зелёное.
Человек на соседней койке застонал. В эту минуту вернулась Люба. Она подошла к койке, откинула одеяло, взяла руку больного и стала считать пульс, смотря на ручные часы. А я смотрел на лицо своего соседа. Мне казалось, что он улыбается во сне, а стонет за него кто-то другой.
— Шестьдесят два, — произнесла Люба вслух и закрыла раненого одеялом.
— Как его зовут? — спросил я.
Люба посмотрела в листок.
— Андрианов Николай Сергеевич. Лейтенант.
Я вздрогнул, услышав это имя. Вот где довелось нам встретиться! И тут же во мне заговорил журналист. «Если Андрианов чувствует себя мало-мальски прилично, — подумалось мне, — расспрошу его обо всём, здесь же, в госпитале, напишу о нём корреспонденцию, а затем попрошу любыми средствами передать её в газету».
В этот момент вошёл доктор. Он был без халата, в меховом жилете, перетянутом ремнями. Выслушав меня стетоскопом, он сказал: «Всё в порядке», — и хлопнул меня по спине ладонью. У доктора были холодные твёрдые руки.
— Отлично! — воскликнул он. — Ну-с, Люба, а как Андрианов?
— Он всё время спит, — ответила Люба. — Пульс шестьдесят два.
— Разбудим. — Доктор потормошил лейтенанта за плечо.
Андрианов открыл глаза. Я следил за выражением его лица. Сначала на нём отразилось удивление, потом он улыбнулся. Его нос стал ещё более курносым.
— Как дела, Андрианов? — громко спросил доктор.
Губы лейтенанта раскрылись, но все услышали только прерывистое мычание. Мне показалось, что для самого Андрианова это было неожиданностью. Улыбка исчезла с его лица. Он поднёс руку к глазам. Уголки его рта задрожали.
— Так, так… — протянул доктор и посмотрел на Любу.
— Ночью он разговаривал, — тихо сообщила Люба.
— Вы меня слышите, Андрианов? — громко спросил доктор.
Лейтенант быстро закивал головой. Доктор просунул руку под меховой жилет и вынул записную книжку с карандашом.
— Напишите, как вы себя чувствуете.
Андрианов схватил карандаш, книжку и что-то написал.
— Так,
Он улыбнулся. Андрианов тоже улыбнулся.
Доктор повернулся к Любе и что-то тихо сказал ей. Затем они пошли к столу.
Кто-то дотронулся до моего плеча. Это был Андрианов. Он промычал что-то и показал на рот.
— Ничего, — успокоил я его, — пройдёт. Это бывает очень часто. — Я заметил, что слово в слово повторяю доктора, и добавил: — Со мной то же было. А теперь вот прошло. И у тебя будет всё в порядке.
Андрианов растерянно пожал плечами, провёл пальцем по одеялу, будто пишет.
Люба подала карандаш и бумагу. Андрианов что-то написал и передал мне. Я прочёл:
— «Вот так штука у меня с голосом. Мычу, как корова. А вы из какой части?»
Я ответил и передал лейтенанту лист. Через минуту Андрианов вернул мне бумагу. Там было написано:
«А я из танковой части. Часть Горобца, слышали? Так я оттуда. Командир машины. Ещё вчера немцев утюжил. Ну и скука же тут! Ну ничего, пробьюсь».
Я рассмеялся. Андрианов смеялся вместе со мной, только беззвучно.
Подошёл доктор.
— Лежите спокойно, Андрианов, — приказал он. — Вам надо лежать спокойно.
Андрианов что-то написал и протянул лист доктору.
— Острить можете, — заметил доктор и улыбнулся, — но только тихо.
Лейтенант замычал и тоже улыбнулся. Потом я заснул. Когда я проснулся, в палате уже горело электричество. Люба разносила обед. Андрианов ел. Он посмотрел на меня, помахал ложкой и улыбнулся.
— Хорошо кормят? — спросил я.
Лейтенант замычал и тоже улыбнулся. Потом я заснул.
…Я проснулся ночью. Было тихо. Это были те редкие минуты, когда никто не стонал. Я увидел Любу. Она переходила от койки к койке, прислушиваясь к дыханию людей. Когда она подходила ко мне, я закрыл глаза. Потом я почувствовал, как её руки оправляют моё одеяло, взял её за руку и открыл глаза.
— А вы не спите, — тихо проговорила Люба и улыбнулась своей широкой улыбкой.
— Не сплю. А вы-то когда-нибудь спите?
Она тихонько высвободила свою руку.
— Моё дело такое. А вам положено спать. Спите!
— Не хочу, — ответил я. — Посидите немного со мной. Ведь вы уже всех обошли. Моя койка последняя.
Она послушно села.
— Трудно вам здесь? — спросил я.
— Всем трудно.
Она смотрела на меня своими спокойными полуприщуренными глазами.
— Сейчас бы в лес на лыжах, — сказал я, — а потом — к огню. Вы откуда сами?
— Из Луги я, — тихо ответила Люба.
— Что ж вы там делали, в Луге?