Это любовь, Майор!

Абдулова Мария

– Нет, только правда!

Мужчина приступил к чтению последнего листа с гораздо большим размером текста, чем на других, и чем дальше он читал, тем сильнее менялось выражение его лица. Саша сомневался, что в объяснительной Воронцовой сплетни, слушателем которых он случайно стал, были переданы слово в слово, но по всей видимости их главная суть прослеживалась. Оставалось только понять как Агата узнала о случившемся. Хотя, учитывая то, как быстро разносились новости в Управлении, ответ на этот вопрос напрашивался сам собой.

– Теперь ситуация начала проясняться, – процедил сквозь зубы шеф. – Только легче от этого всё равно не стало.

Трофимов похоже едва сдерживался от того, чтобы не выразиться крепче. Для человека, об единственной и горячо

любимой дочери которого собственные подчинённые, не стесняясь, болтали такие гадости, он держался превосходно. Его злость выдавал только взгляд, ужесточившееся черты лица и усилившаяся хватка на бумажных листах.

– Агата, спасибо, можешь идти. Пожалуйста, собери через десять минут пусть этих… – Сергей Иванович кивнул на объяснительные. – Писак. Хочу посмотреть им в глаза.

Через мгновение они вновь остались наедине и теперь отец его бывшей фальшивой девушки сдерживаться не стал. От души выругавшись, он кинул листы на стол и, тяжело опёршись руками о спинку стула, прожёг Соловьёва взглядом.

– Значит так, Саша. Говорить избитую фразу "я же тебя предупреждал" не буду. Уверен, что ты и сам всё прекрасно понимаешь. Впредь держись от Кати подальше и на её защиту от злых языков не кидайся, так как у тебя теперь на это нет никаких прав. Всё ясно?

– Так точно, Сергей Михайлович, – через силу выдавил Александр.

– Я не шучу, Саша, – шеф опасно прищурился. – Больше кружить дочке голову я не позволю. Лучше о ней, вообще, забудь и не вспоминай никогда, понял? – и не дожидаясь его ответа, кивком указал на дверь. – Теперь можешь идти. С остальными я разберусь сам.

Как именно прошли эти самые разбирательства никто не знал, но главные сплетники отныне сидели тише воды, ниже травы. Трофимов, не жалея, нагружал их работой и строго спрашивал её результаты, из-за чего некоторые говоруны, не выдержав темпа и спроса начальства, перешли из Управления в районные отделы. Правда, косо поглядывать на Сашу не перестали, но ему было не до этого, так как, несмотря на приказ Сергея Ивановича, своё отчаянное желание его исполнить и кучу дел, забыть о Барби и не вспоминать не получалось. И те, кто говорят, что привычку можно выработать за двадцать один день, нагло пиз*ят, потому что привычка жить без неё у него не выработалась ни на двадцать первый день, ни на двадцать второй, ни в последующие дни. Это были очень странные ощущения, которые не давали ему покоя ни днём, ни ночью, при том что мужчине не было больно, плохо или наоборот весело и хорошо. Александру было просто напросто никак.

Первое время, после того как контроль над эмоциями так и не вернулся, он ещё надеялся на хороший исход событий, позволяя работе, как обычно, утянуть его с головой в дела, проблемы и заботы начальника отдела, а потом, когда чувства в очередной раз взяли верх и обычный ритм жизни работа-дом-работа не принёс облегчения, понял насколько был наивным. Мысли о кудрявой девчонке с чертятами в глазах и солнечной улыбкой жужжали на затворках сознания, память о её прикосновениях зудела по кожей, а звонкий голос то и дело снисходительно комментировал чуть ли не каждое его движение.

– "Ложишься спать, Майор? Ну-ну, сладких снов. Только на живот не ложись, вдруг снова увидишь меня во сне, а со стояком в таком положении спать неудобно" – слышал он перед тем как лечь в постель.

– "Александр Николаевич, вы заняты срочным делом? От работы, как известно, кони дохнут, поэтому лучше вспомни как мы гуляли в парке, ты шутил, а я смеялась до слёз" – звучало набатом во время изучения материалов очередного дела.

– "Са-а-аш, а помнишь как на меня мужики пялятся? Только представь, что ты собственноручно дал им зелёный свет!" – вспыхивало внезапно во время тренировок на износ в спортзале.

Особенно невыносимо было по ночам и когда домашние в разговорах друг с другом как бы между делом касались Трофимовой, смеялись над какими-то общими шутками, в которые

он, естественно, посвящён не был, и звонили ей или переписывались в его присутствии. При этом они больше не пытались вновь заговорить с ним о их с Барби отношениях и расставании, подчёркнуто следуя его приказу впредь не открывать эту тему. Такое несвойственное родным беспрекословное послушание вызывало у Саши больше вопросы и опасения, чем удовлетворение и спокойствие, хотя, казалось бы, то, чего он так усиленно добивался, наконец, случилось и, как говорится, живи теперь и радуйся. Пропадай в своё удовольствие, как и раньше, на работе, встречаясь с семьёй лишь за завтраком и то не каждый день. Живи по старому, изученному вдоль и поперёк сценарию и наслаждайся покоем, привычным бытом и одиночеством столько, сколько влезет. Вот только в этом-то и была главная проблема. Как бы он не старался, но прежний распорядок теперь ощущался чужим, ему совсем неподходящим, оставляющим после себя лишь усталость и желание послать всё и всех настолько далеко, чтобы не нашли дорогу назад. Чувствуя его состояние, окружающие по-прежнему старались лишний раз не попадаться ему на глаза и это только усиливало раздражение, что в последнее время, казалось, вросло в него намертво. И впору было бы спустить напряжение и позволить себе, наконец, расслабиться, но проверенные методы, с помощью которых Майор обычно приходил в себя, на этот раз дали сбой. Вместо крепкого и здорового сна по ночам его посещала Катя во всей своей красе и вынуждала глухо стонать в подушку после пробуждения и мучиться со стояком. Спортзал спасал лишь на время и постепенно его действия хватало на всё более короткий срок. А о сексе Александр старался лишний раз не думать, так как в подобных мыслях всегда фигурировала только Трофимова, будто других свободных, интересных и красивых женщин, кроме неё, не существовало. Ни во всём мире в целом, ни для него в частности.

Подобное происходило с ним впервые и что с этим делать он не знал. Какую бы тактику Саша не выбирал, то всё равно оказывался в изначальной точке – неуравновешенным, бессмысленно бегущим по кругу и бесконечно о ней думающим. И, наверное, стоило бы остановиться, дать себе возможность выдохнуть и, в конце концов, отодвинув эмоции в сторону, прийти к взвешенному решению о том, что с этим всем пиз*ецом делать, но, как оказалось, самый главный пиз*ец во всей своей красе и неумолимости ждал его впереди.

Майор вернулся домой с работы, как обычно, поздним вечером и, открыв входную дверь своим ключом, ожидал, что квартире будет царить тишина и спокойствие, так ему в последние дни необходимые, но вместо этого увидел едва ли не во всех комнатах включенный свет, беспорядок в прихожей в виде брошенных возле дверей нескольких пар обуви, одна из которых не принадлежала ни ему, ни членам его семьи, и открытую домашнюю аптечку на тумбочке. Из кухни слышались голоса, один из которых опять же не принадлежал ни детям, что должны уже были давно быть в своих кроватях и спать, ни маме, также соблюдающей режим и не любящей поздно ложиться. Этот голос не принадлежал даже Барби, которую он каждый раз по возвращении домой ожидал (а если быть совсем честным с собой, хотел) увидеть в гостях и каждый раз себя за это ругал. Голос был женским, молодым и отдалённо ему знакомым. Неужели дети пригласили кого-то к ним с ночёвкой и не оповестили его об этом? Соловьёв недовольно нахмурился и принялся раздеваться. Только посторонних людей в доме ему для полного счастья сегодня и не хватало.

Направившись на кухню, он уже хотел было включить режим сурового отца и дать двойняшкам понять, что не стоит приглашать кого бы то ни было, не спросив у него при этом разрешения, как к своему удивлению узнал в позднем госте Машу Баженову. Она сидела за столом вместе с дочкой и сыном, непривычно бледными, встревоженными и напряжённо сжимающими в ладонях свои смартфоны.

– …может, вы всё-таки попробуете уснуть? – тихо спросила не менее обеспокоенная чем-то девушка, поочерёдно посмотрев на двойняшек. – Я вас разбужу, если будут какие-то новости.