Это любовь, Майор!
Шрифт:
– Я тоже тебя люблю, сладкая морда, – приведя себя в маломальский порядок, погладила Катя пса, усевшегося возле её ног по голове. – Только давай в следующий раз будем выражать чувства спокойнее, хорошо?
– Он просто чувствует, что ты чем-то расстроена и пытается таким образом приободрить, – Сергей Иванович сел рядом с ней и крепко обнял за плечи. – Что случилось, радость моя? Почему ты здесь, а не с Соловьёвым?
Трофимова тяжело вздохнула и вместо обидчивого "потому что он му*ак, а я красивая" честно ответила:
– Потому что мы решили пойти каждый своей дорогой, пап.
Скрывать
– Дочь, ты серьёзно сейчас? – поражённо округлив зелёные, копия её, глаза, повернулся он к ней всем телом. – Вы с Сашей…
– Да, серьёзно. Мы больше не вместе.
Трофимов недоумённо нахмурился, неосознанно обняв её ещё крепче.
– Почему?
Наверное, будь его воля, то он был залез к ней в голову, чтобы быть в курсе самых мельчайших подробностей, но Катя не собиралась вываливать на родителя свои проблемы. Неправильно это и совершенно не в её характере. К тому же папа отродясь не был посвящён в её личную жизнь, зная лишь то, что она подходит к отношениям с противоположным полом осознанно и с умом.
– Потому что такое случается, папуль. Дороги сначала сходятся, потом расхо…
– Отставить демагогию, Екатерина! Чётко и ясно скажи, что произошло, чтобы я понял, начинать мне сушить сухари или Соловьёв ещё может ходить по этой земле живой и здоровый.
Девушка, ожидая от отца именно такую реакцию, только невесело хмыкнула.
– Это не наш метод, папочка.
– Зато действенный, – фыркнул мужчина, напрягаясь с каждой секундой всё сильнее и сильнее. – Если он тебя огорчил и обидел, то я ни о чём жалеть не буду, Катюша. Прихлопну, размажу и дело с концом.
Синеглазый сделал и то, и другое, ещё и разочаровал вдобавок, но размазывать его руками папы Трофимовой не хотелось, хотя она прекрасно знала, что хватит всего одного её кивка, чтобы родитель перешёл в боевой режим.
– У нас уже "дело с концом", пап, а, как известно, после драки кулаками не машут, – и только сказав, Катя поняла двусмысленной своей фразы. – Нет-нет, пап, ты не так понял, – поспешила она заверить Сергея Ивановича, опасно стиснувшего руки в кулаки. – Я про драку образно сказала. Пословица такая есть, помнишь? Ничего такого у нас с Сашей не было. Мы просто поняли, что нам вместе больше не по пути, и, можно сказать, спокойно разошлись по разным сторонам. И вообще, – девушка, дабы отвлечь своего слишком впечатлительного отца, решила сменить тактику и перевести стрелки на него же самого. – Я думала, что ты будешь рад этому. Помнится мне, ты был не в восторге от наших отношений.
– А чему тут радоваться, дочь? И, да, действительно, поначалу я был настроен скептически, но сейчас… Не знаю, Катюша. Мне, правда, на душе было спокойнее за тебя, когда вы были вместе. Каким бы Соловьёв сложным человеком не был, но это не умаляет того факта, что за тебя он, как и я, готов порвать кого угодно.
– Не забывай, папуль, я и сама способна, в случае чего, кого-нибудь порвать.
– Я знаю, радость моя, но одно дело, когда ты одна, и совсем другое, когда за твоей спиной стоит кто-то сильный и влиятельный.
Может,
– Пап… – вздохнула Екатерина.
– И, если совсем быть честным, то я тебе поверил, дочь. Сначала подумал, что ты мне нагло звездишь о вашей любви, но потом, понаблюдав за вами, пришёл к выводу, что ошибался. Валентин, – мужчина кивнул на дом Баженовых. – Подбивал ставить ставки на то, как скоро ты сменишь фамилию.
Девушка, поморщившись, спрятала лицо у отца на груди. Слышать подобные слова после всего, что произошло, было… Тяжело. Как серпом по несуществующему у неё месту.
– Ну, что ты, Катюш? – забеспокоился папа, теснее прижимая её к себе. – Ну, не надо так с собой… Ты же знаешь, что никто не стоит твоих слёз, драгоценная моя.
Эту истину Сергей Иванович вдалбливал в неё с детского сада и похоже не зря, раз у неё после случившегося до сих пор не пролилось ни одной слезинки.
– Я и не плачу, пап, видишь? – немного отстранившись, продемонстрировала она родителю своё личико, но добилась только того, что он ещё сильнее нахмурил свои кустистые брови. – Правда, папуль, я в порядке. Приятного, конечно, мало, но биться в истерике и сигать с крыши не собираюсь. Тем более, ничего страшного не случилось. Ну, подумаешь, расстались. Невелика беда. Мир клином на одном человеке не сходится, правда, ведь?
Вместо ответа папа, ласково обхватив Катино лицо своими большими ладонями, поцеловал её в лоб и подбадривающее улыбнулся.
– Горжусь тобой и завидую сам себе.
– А почему завидуешь?
– Потому что у меня самая лучшая дочь на свете, которую ждёт счастливое будущее. Обещаю, родная, у тебя всё будет прекрасно. Ты только оставайся собой и никогда не забывай о том, какая ты особенная, а всё остальное… Жизнь такая непредсказуемая штука, что положение дел может измениться в одно мгновение. Поэтому заострять внимание на чём-то одном, тем более на плохом, не стоит. Нужно сделать выводы, отряхнуться и идти дальше. А в твоём случае парить, Катюша. Расправить крылья и парить.
Крыльев у неё не было, а вот точёные плечи были. Их Катя, следуя папиному совету, и расправила. А дальше её прирождённая жизнерадостность и любовь к себе сделали всё за неё. Взмыли вверх, не давая мужчине, который так запал в душу, и шанса на то, чтобы лишить её веры в лучшее и, самое главное, веры в себя и свои чувства.
Глава вторая. Александр.
– Если я сейчас уйду, то больше не вернусь.
И глаза на него свои колдовские округлила, из-за чего первым порывом было послать к чертям собачим здравый смысл, которого к концу их разговора и так почти не сталось, и заткнуть ей рот одним единственным действенным способом – поцелуем, но через секунду злость и остатки всё того же здравого смысла привели его в чувство. В то самое чувство, которое накрывало так, что хотелось сначала от души выматериться, потом дать себе хорошего леща за то, что не может управлять эмоциями, а затем дать затрещину кому-нибудь другому. Например, тому, кто надоумил Барби прийти к нему с этой чушью про любовь!