Это моя школа [издание 1955 года]
Шрифт:
Катя смутилась:
— Нет, не одни пятерки. Иногда и четверки.
Тонина мама посмотрела на Катю и вздохнула:
— Счастливые же бывают родители!
И она повела Катю в соседнюю маленькую комнатку, где у окошка за столиком сидела над учебником истории красная, заплаканная Тоня. Она подняла на Катю глаза, полные слез.
— Ну чего ты? — спросила Катя. — Покажи, что тебе трудно.
— Все! — сказала Тоня, низко наклонив голову.
Мать снова вздохнула:
— Вот этак и сидит до поздней ночи…
Тонина мать вышла из комнаты, и девочки остались одни.
— Покажи-ка мне, как ты учишь уроки, — предложила Катя.
— Как учу? — ответила Тоня. — Обыкновенно… Раньше по три раза каждую строчку учила, а мама говорит: «Мало. Раз не запоминается, — значит, надо по пять раз». Вот я теперь и учу по пять.
— Так это же страшно трудно! — ужаснулась Катя.
— А ты что думала — легко? У меня даже голова трещит.
— Еще бы! А ты попробуй так — раза два прочти и после этого себе расскажи. И легче будет, и лучше запомнишь. Уж я тебе говорю! Ну, о чем ты сейчас читала? Рассказывай!
— Я рассказывать не умею! — решительно проговорила Тоня. — Я лучше наизусть скажу. Только мне надо еще подучить.
И, немножко покачиваясь на стуле, Тоня стала читать вполголоса:
— «Наполеона сослали на далекий остров в Атлантическом океане. Наполеона сослали на далекий остров в Атлантическом океане…»
— Подожди, — остановила ее Катя, когда Тоня в четвертый раз начала читать ту же самую фразу: «Наполеона сослали…» — Читай дальше. Вот до сих пор.
Тоня прочла до того места, которое ей указала Катя.
— А теперь расскажи.
Тоня растерянно заморгала и начала:
— Наполеона… Наполеона сослали в далекий Анталтический… нет, Атналтический океан.
Катя не удержалась и прыснула.
— Если ты смеешься, — с обидой сказала Тоня, — так я больше не буду рассказывать.
— Прости, Тонечка, я не смеюсь, — сказала Катя. — Но все-таки не в океан же сослали Наполеона, а на остров! И океан называется «Атлантический».
— Это я и сама знаю! — перебила Катю Тоня. — Только он ужасно трудно выговаривается.
— Не в этом дело, — сказала Катя. — Ты, видно, совсем заучилась. Ну, на чем вы с Леной остановились? На далеком острове?
— Нет, мы с Леной до острова не дошли, это я сама начала учить дальше. Остановились мы с ней вот где.
И Тоня уставила измазанный чернилами палец на самую последнюю строчку страницы, где говорилось: «Французы заняли Москву. В городе начались…»
Катя потянула к себе книжку.
— Что ты делаешь! — вскрикнула Тоня. — Я же потеряю это место!
— Ничего, найдем, — сказала Катя и, перевернув страницу, прочла вслух:
«Французы
Катя чуть откинула голову, как это делал ее папа, приступая к рассказу, и начала:
— В Москве начались пожары…
— Большие пожары, — поправила Катю Тоня, внимательно глядя в книгу. — И не в Москве, а в городе.
— А Москва — не город? — рассердилась Катя. — Ну, не перебивай.
И она продолжала:
— Пламя так и пылало. Даже небо было красное от огня. Валили черные клубы дыма…
— Ой, не так! — опять перебила Катю Тоня, все еще не отрываясь от книжки. — Здесь нигде нет этих слов — ни про огонь, ни про дым. Здесь только сказано: «В городе начались большие пожары. Сгорело много домов».
— Да, — сказала Катя. — Здесь этих слов нет.
— А где же они? Где ты их вычитала?
— Да нигде я их не вычитала, — сказала Катя. — Просто я так себе все это представляю.
Тоня недоверчиво пожала плечами:
— А откуда же ты знаешь, что так все и было? Тут нигде не сказано, что валили клубы дыма и что пылало пламя. Тут сказано только: «…начались большие пожары. Сгорело много домов».
— Ну вот-вот! — подхватила Катя, вскакивая со стула. — Значит, так и было! Ты думаешь, это так просто — сгореть? Стоял себе дом, стоял, и вдруг его не стало? Это только говорится так коротко: «сгорело много домов». А мы же можем себе представить… ну, вообразить, какой это был страшный пожар, если сгорело так много домов! Ты тоже побольше воображай.
Тоня недоверчиво мотнула головой:
— Ты говоришь: «воображай», а вот мама говорит: «не воображай»…
Катя озадаченно посмотрела на Тоню:
— Да ведь это все разное. Одно дело много воображать о себе… Вот, мол, я какая — хорошая, умная, какая-нибудь особенная. А воображать то, чего сама не видела, — это совсем другое. Ну вот, например, представь себе. Ведь в старину в Москве было очень много деревянных домов. Подумай: если уж сказано «большой пожар», значит, валили даже не клубы дыма, а, наверно, целые тучи! Да что тучи — наверно, целые столбы из огня и дыма! И какой треск стоял, искры так и летели!
Оторвавшись от книги, Тоня смотрела на Катю удивленно и даже с каким-то любопытством.
— А я думала, — проговорила Тоня, когда Катя опять села, — где ты все это взяла? Только я так не умею — читать одно, а рассказывать совсем другое.
— Да ты пойми, Тоня! — Катя даже руку приложила к груди. — Я рассказываю не другое, а то же самое, но только по-своему, своими словами.
И, помолчав, Катя спросила:
— Скажи, Тоня, а ты разве не помнишь, что Анна Сергеевна рассказывала на уроке?