Это моя земля!
Шрифт:
А «коробочка» наша меж тем, прекратив огонь, пошла практически вплотную к стене, вдоль фасада ресторана, сбивая уцелевших при обстреле мертвецов и заминая их под колеса. Ох, Слава, твою ж маму с ратуши! Ты чего ж творишь? Где мы теперь от всей этой гнилой требухи бэтр отмывать будем? Если только найти какой-нибудь пологий парапет да в Москва-реке ополоснуться, благо БТР-80 – машина плавающая.
Следом за «восьмидесяткой» наш «Урал» подруливает к стене и останавливается. Сверху в кузов падают альпинистские веревки. Две штуки. Еще одна оказывается на крыше грузовика, а последняя, четвертая – вообще на тротуаре, хотя и совсем рядом с бампером нашей
– Тимур, Женёк, – взглядом указываю как раз на нее. – Прикройте человека и, если нужно, влезть помогите.
Крамцов, конечно, молодчина – этого не отнять. Не успели подошвы его берец грохнуть по доскам кузова, как он сразу же рванул смотреть, что там с его четвертым товарищем. Но тот уже лез в кузов, волоча за собой распущенную бухту альпинистского троса. Вот ведь плюшкины, блин! Тут бы никому на зуб не попасть, а они – за свои «шнурки»!
– Снимаем веревки! – скомандовал свежеспасенный Сергей, едва увидев своего напарника, которого назвал Лехой.
Нет, точно – крохоборы!
– Все целы? – спросил я минут через пять, когда «партизаны» уселись на лавках вдоль бортов и смотали свои тросы, а грузовик свернул с Петровки на Садовое кольцо.
– Целы, – кивнул Крамцов. – Потерь нет, раненых нет, если только в штаны накидавшие.
– Вам бы по шее накидать, – неодобрительно качаю головой я. – В центре города уже затишье давно, а вы всю нежить перебудили. Докажи мне, что нам вообще стоило за вами сюда прорываться, жечь соляру и гадить колеса. Хоть какой-нибудь аргумент подкинь.
Сергей легонько похлопал ладонью по своему внушительных размеров туго набитому рюкзаку, который он практически сразу снял со спины и аккуратно задвинул под лавку.
– Вот тут вся Техническая библиотека. Чертежи, технологии, технические условия тысяч всевозможных производств, которые людям еще понадобятся. Некоторые уже забыты, потому что их заменили другими технологиями, а теперь им самое время возрождаться. Некоторые просто были засекречены, а носители таких секретов, возможно, по улицам теперь бродят с гнилыми харями…
М-да, как я и предполагал совсем недавно – знающий и понимающий человек причин найдет куда больше, чем я.
– Ну, аргумент. Может, и не зря мы к вам катились… только вот что надо сказать?
– Мм… менты – козлы? – с самой серьезной рожей выдает этот наглец.
– Ну ты нахал! – В голос захохотал я. – От козла слышу, «спасибо» бы сказал. Но «поляну» ты накроешь, на все два взвода. Понял?
– Не вопрос, – легко соглашается тот.
– Ну раз не вопрос, то думай, когда подъедешь с напитками и закусками. Будем ждать, – легонько хлопнул я его по плечу и указал на вырулившие из переулка «Садко» и «буханку». – Вон ваши едут, кстати – в обход прорвались.
г. Москва, Триумфальная площадь,
26 апреля, четверг, поздний вечер
«Серега-на» оказался парнем обязательным и честным. Во второй половине дня, ближе к вечеру, и он, и троица его сотоварищей, которых мы с крыши «Елок-Палок» сняли, снова появились на нашей городской базе. Тимур им на прощанье «тоненько» намекнул: мол, мы тут сменами службу несем, и в субботу у нас как раз пересменка, домой поедем. «Крамцов энд компани» намек поняли правильно, тянуть с накрытием «поляны» не стали и в четверг вернулись. Понятное дело, не с пустыми руками.
Расположиться сначала хотели на первом этаже, в «Ростиксе» или «Иль-Патио», но Тисов идею забраковал. Слишком большие там залы, свечками не осветить, а генератор подключать – по мнению Антона, повод не настолько важный. Ну да, здоровенный «Rigas Dizelis», что стоит под навесом во внутреннем дворе, мы только в случае реальной необходимости теперь включаем. В остальное время – режим экономии. Стеариновых свечей на каком-то хозяйственном складе еще в смену Зиятуллина взяли несколько грузовиков. Большую часть, понятное дело, в Пересвет отправили, но и тут оставили вполне достаточно. В итоге разместились в бывшем малом зале совещаний все того же многострадального «Интерфакса». Сдвинули столы, стащили со всего здания стулья, зажгли свечи. Вальмонт откуда-то небольшой, но громкий филипсовский бумбокс на батарейках выудил. Надо же, какой раритет… и где достал? Впрочем, что значит – «где»? Скорее всего, тут и стоял, в каком-нибудь офисе на полке или в шкафу много лет, пыль собирал. А теперь вот – сгодился.
Антоха для виду поворчал немного (да и то, чтобы гости не увидели и не обиделись ненароком) и дал добро на «слегка расслабиться» для всех, кроме дежурной смены. Понятно, что не как тот Штирлиц из анекдота – мордой в салат, но и не ставшие давно притчей во языцех «сто грамм наркомовских». Короче, употреблял каждый в меру желания и способностей, благо (спасибо Сергею и товарищам его) было и что в рюмку плеснуть, и чем закусить это дело. Сразу видно служивого человека. С пониманием парень. Знает, что простава – это не просто пьянка, а в какой-то мере – высокое искусство. Бравенько сидим, артельно! С шутками-прибаутками, тостами и анекдотами. Особой популярностью пользуется раз, наверное, уже в шестой исполняемая на бис Вальмонтом история про «ментов – козлов». Актерским даром Женёк не обделен, и пересказанная им в лицах сценка каждый раз вызывает громовой хохот подвыпивших уже парней.
Вот разве что настрой самого Крамцова мне как-то не сильно нравится. Нет, не подумайте плохо: отличный парень, в общении легкий, без лишних понтов, но… Гляжу я на него, и такое ощущение, что гнетет его что-то. Давит со страшной силой. Все мы, выжившие, пережили за этот месяц такого, что не в каждом ночном кошмаре привидится, но у Сергея, как мне кажется – случай особый. Он, конечно, бодрится, но груз у парня на сердце не просто немалый, скорее – чудовищный. Что ж с ним такое приключиться могло? Впрочем, не мое это дело – в чужих тайнах ворошиться. «Каждому достанет своей заботы», так, вроде, в одной старой книге написано? Крамцов производит впечатление крепкого парня, думаю – сдюжит, справится.
Ближе к полуночи, когда в не особенно просторном зале становится душновато, выхожу на крышу, к пулеметному гнезду – свежим воздухом подышать.
Темная, без единого пятнышка света, громада мертвой Москвы вызывает тоску. Именно тоску, жалость. В первый день – я отлично помню это ощущение – город просто фонтанировал ужасом, болью и диким, животным страхом смерти. Было в этом что-то настолько жуткое, почти мистическое, что волосы под шлемом шевелились и сердце сбоило. Агония многомиллионного города. От созерцания подобного и поседеть недолго. Теперь же Москва умерла окончательно. И ее «труп» страха больше не вызывает. Только жалость, горечь и сожаление. Был огромный город – и вышел весь. Как вышла вся наша прошлая жизнь. Но не вышли мы сами. Мы, люди, все еще живы. Нам нанесли страшной силы удар, нас почти смяли и раздавили. Но мы не сломались, мы выжили и будем жить дальше.