Это моя земля!
Шрифт:
Андрюху я отпустил связь налаживать, а сам за него дежурить остался. Связист он с армейских еще времен грамотный, разберется. А я пока тут постою, на солнышке погреюсь да за округой пригляжу.
Вернулся Андрей довольно быстро, минут через десять.
– Красивая… – прямо с порога задумчиво заявил он, едва войдя.
– Чего? – оторопело уставился на него я.
– Девчушка, говорю, на связи у них в «буханке» сидит… Красавица! Хоть сейчас на какую-нибудь журнальную обложку.
– Андрюх, в себя приди. Ты ж вроде женатый мужик…
– Да я не о том, – все с тем же глубокомысленным лицом продолжает Буров. – Я про красоту… Ну, с чисто эстетической точки зрения…
– С чисто эстетической, – подпускаю я в голос иронии, – я тебя могу в Третьяковку свозить. Заберешь там себе эту… Венеру Милосскую. Или Афродиту Таврическую, они обе – что надо барышни. И любуйся на них,
– Да ну тебя, Грошев! – отмахивается Андрей. – Приземленный ты человек, нет в тебе чувства прекрасного!
– Все у меня есть, – не соглашаюсь я. – Просто, в отличие от некоторых, я на чужое прекрасное стараюсь особо пристально не заглядываться. Во избежание…
Буров в ответ лишь обреченно вздыхает и головой качает неодобрительно. Еще один «эстет из города Санкт-Петербурга». Сначала Уткины со своими милл-дотами серостью безлошадной дразнили, теперь этот… ценитель прекрасного. Ну и фиг с вами, дорогие мои. У меня Женька есть, а потому чужие красавицы – без надобности.
Оставив Андрея достаивать законную смену, двигаюсь в кубрик. Бывший конференц-зал «Интерфакса» здорово изменился за прошедшие недели. Пропали кое-как сложенные из спинок и сидений сломанных кресел самодельные лежаки. Теперь на сером ворсе ковролина рядком стоят обычные армейские двухъярусные койки, застеленные темно-синими шерстяными армейскими же одеялами. А вот объявление о необходимости стирать носки и оставлять снаружи берцы – по-прежнему висит на стене. Послушно (порядок есть порядок), стягиваю свои «пинетки» и ставлю их у стены. Носки у меня свежие, буквально три часа как надетые, так что постирушкой вечером займусь. А пока – покемарю малость, если уж выпала такая возможность. В кубаре я не один: в дальнем от меня углу, рядом с окнами, закрытыми самодельными ставнями из толстого железа, дрыхнут, негромко похрапывая, четверо парней из ночной караульной смены. Чуть ближе, через ряд коек, полусидя «медитирует» с уже почти вывалившейся из рук книжкой Женька Вальмонт. Услышав мои шаги, он было встрепенулся, но я жестом показал: спи, не дергайся. Все верно – правильный воин в свободное от службы время спит всегда, когда не ест. Потому как не знает, какой фортель и когда именно выкинет злодейка-судьба и когда в следующий раз удастся прилечь на койку или зажевать чего-нибудь вкусного. Есть я сейчас уже не хочу – позавтракал плотно, а вот покемарить – это мы сейчас устроим. Растянувшись на скрипнувшей койке прямо поверх одеяла, смежил веки. Отбой в войсках спецназа!..
– Борян, подъем!
Такие команды, особенно если они отданы пусть и негромким голосом, но с соответствующими интонациями, игнорировать не стоит. Рывком сажусь и вопросительно смотрю на замершего рядом Тимура. Тот взгляд понимает правильно.
– Нарвались-таки наши гуманитарные мародеры. Помощи просят. Срочно. Антон сказал – тебе старшим группы ехать.
Я молча головой мотнул, мол, понял. Вот же ж блин! Кузнецкий Мост, самый центр города. А мертвецы с самых первых дней, будто их магнитом тянуло, именно в центр и перли. Кстати, поэтому у нас так относительно легко получалось разные склады да небольшие магазины ближе к окраинам чистить – зомби там было немного. Ну, понятно, по сравнению с центром города немного. Разве что возле крупных гипермаркетов их тоже было полно. Но туда не совались уже мы: для выноса какого-нибудь, по-импортному выражаясь, молла наших двух взводов хватить не могло в принципе. Там народу потребуется не меньше пары полноценных мотострелковых рот. И это исключительно бойцов, не считая грузчиков и водителей. А вот в районе Кузнецкого Моста мертвяков сейчас многие тысячи. Они, правда, последнюю примерно неделю попрятались по темным и сырым местам: подвалам, подъездам, аркам проходных дворов – и в какое-то подобие медвежьей зимней спячки впали, Как наш связист Андрей Баранов сказал: «В спящий режим ушли». Вот-вот, похоже.
Но если команда «Сереги-на» просит помощи, да еще и срочной, – значит, это осиное гнездо они уже разворошили… Ладно, делать нечего, пообещали – будем выручать.
– Дежурное отделение поднимай!
– Уже. – Довольный собой Тимур широко улыбнулся. – Слава «коробку» греет, Солоха – в башне уже. Угрюмцев – в спасательной «хозяйке», тоже прогревает.
Все верно. В кузове – сам Гумаров, Буров, я и Вальмонт. Нормально. И с «хозяйкой» – новеньким двухосным светло-бежевым «Уралом», который еще в первые дни добыли в каком-то автохозяйстве, все верно придумали. «Хозяйка» у нас хорошая, до ума доведенная: окна кабины прикрыли решетками, борта и без того высокого кузова на полтора метра нарастили, бойницы в бортах прорезали, а вот крышу над кузовом делать не стали. Так проще людей из окон снимать – никакой возни с люками и переживаний, что кто-то застрянет. Нет, понятно, что всегда остается опасность нарваться на наглого морфа… Но тут уж – зевалом не щелкай, и все будет «оки-доки».
Так, если этого Серегу… Как же его фамилия-то? Ведь называл ее Пантелеев… Крамской? Кравцов? Крамцов! Точно, Крамцов он. Так вот, если он и люди его все еще живы – значит, либо на верхних этажах зданий засели, либо – вообще на крышах. На улице их уже давно бы сожрали. Но дома там старой постройки, высоченные…
На ходу подхватываю с крючка вешалки свою РПС, торопливо обуваюсь. По дороге к лестнице забегаю к нашим связистам.
– Связь с «гуманитариями» есть?
– Есть, – успокаивает Баранов. – Устойчивая.
– Запроси – есть ли у них с собой веревки. Скажи, снимать их будем сверху, сразу в кузов.
– Понял, сделаю.
– И сразу мне сообщи. Если у них веревок нет – придется срочно что-то еще выдумывать. Иначе – или сожрут их, или они сами в лепешку расшибутся.
Уже забираясь в кузов «Урала», соображаю, что забыл в кубрике свой шлем. Вот же ж твою душу! Склеротик! Без ЗШ как-то враз неуютно становится… Ладно, возвращаться некогда, понадеемся на русский авось. На ощупь вытаскиваю из-под спутникового «Иридиума», по-прежнему лежащего в мародерке, скрученный черный берет, слегка его встряхиваю и натягиваю на голову. Пижон, согласен. Но запасного шлема в кузове нет, а с непокрытой головой – как-то непривычно. Пусть уж так…
«Алтай-11 – Бугру, – вышел на меня по «короткой» связи Баранов. – Прием!»
– На связи Алтай.
«Есть у них тросы. И спускаться по ним они умеют».
– Принял.
А у самого – будто гора с плеч. По очереди протягиваю руку стоящим внизу у опущенного пока борта Гумарову и Вальмонту – Буров уже в кузове, раньше меня успел. С лязгом встали в гнезда стальные щеколды поднятого борта, а я несколько раз несильно грохнул кулаком по задней стенке кабины. Трогай!
До оговоренной точки встречи с «партизанами» – ресторана «Елки-Палки», что стоит в самом начале Кузнецкого Моста, прямо на пересечении с Неглинной, доехали быстро. Пару преграждавших путь заторов из остовов расстрелянных неизвестно кем, неизвестно когда и неизвестно по какому поводу машин, почти не снижая скорости, разметал идущий перед нами БТР. Ну да – четырнадцать тонн массы, да на скорости… чего вы хотели?
Горе-мародеров я увидал сразу, едва «Урал» вырулил с Петровки на площадь перед ЦУМом. Вон они, на крыше, прямо над зеленой ресторанной вывеской. Четверо. За спинами – здоровенные рюкзаки. Заняты тем, что разматывают и крепят к трубам и коробам вентиляционной вытяжки тросы, по которым будут падать в наши нежные объятья. И кажется, вроде среди них одна девушка. Надеюсь, не та, что так Бурову глянулась. Впрочем, та вроде на связи в «буханке» сидеть должна. И хотя «партизаны» руками изо всех сил приветственно не машут, но видеть нас определенно рады, даже отсюда понятно.
М-да, а нормально они тут пошумели! Нет, не скажу, что толпа мертвецов уж совсем стеной стоит, но и редкой ее не назвать: видно – не все еще «проснулись» и из нор своих повылазили. Стоп! А это что еще такое? Среди пьяно шатающихся зомби прямо у входа в эти самые «Елки», пусть и смутно, но все же видна гипертрофированная и корявая, но все равно хищная, опасная фигура. Морф! Вот это уже – совсем не есть хорошо. Надо бы…
Вызвать сидящего в креслице наводчика бронетранспортера Солоху я не успел. Он, похоже, и сам все отлично видит и понимает. Слегка довернув башню, Андрей ударил по прижавшемуся к земле силуэту. В морфа с ходу не попал, зато в толпе мертвецов «просеку» расчистил – будто опытный косарь отлично отбитой косой-«литовкой» на утреннем лугу махнул. Морф попытался было слинять. Угу, два раза… Помнится, я совсем недавно размышлял о тщетности попыток соревноваться в скорости с крупнокалиберной пулей. Вот и в этот раз, что называется, за явным преимуществом, снова победила она. От сбитого прямо в прыжке хищника только клочья кровавые полетели. Какая живучая тварь! Похоже, одной из пуль морфу перебило позвоночник, но он некоторое время продолжает скрести лапами по асфальту. Второго морфа, чего уж греха таить – проворонили. Откуда он выскочил – я не увидел, разглядел только горбатую спину и по-бабуиньи длинные передние лапы. Пущенная вслед автоматная очередь только без толку каменную пыль из фасада Центрального универмага выбила: морф шустро нырнул в выбитую витрину и был таков. Ладно, тварь, живи. Искать тебя мы туда не полезем – других дел полно.