Это моя земля!
Шрифт:
Уже прощаясь, Грушин, вроде как в шутку, заявил:
– Обидишь ее – лично тебе голову откручу, Грошев.
Женька засмеялась, я улыбнулся… Вот только я, в отличие от солнышка моего блондинистого, отлично понимал, что не дай бог что – жалеть я буду сильно, хоть и не долго. Суровый он мужик, слов на ветер не бросающий.
– Не обижу, Николай Николаевич, любовь у нас.
– Вот любовь – это дело хорошее, – снова врубил он «режим доброго дедушки». – Коли любовь – так и женись. И меня на свадьбу пригласить не забудьте.
– Вот это – обязательно, – негромко рассмеялась Женька и чмокнула на прощанье выздоравливающего в щеку.
Интересно, в уголках глаз пожилого
За всеми этими делами-хлопотами совершенно незаметно подкралась пересменка нашего опорного пункта на Триумфальной площади. Пришла пора Зиятуллину возвращаться «к родным осинам», а Тисову – заступать ему на смену. Вчера вечером Антоха подошел ко мне и без долгих предисловий предложил на эти две недели поехать с ним.
– Борь, тут понимаешь, какое дело, – сказал он тогда. – Наша база на Маяковке – это теперь не просто эвакопункт. Мы там – все равно что передовой форпост на фронтире…
Если коротко – выходило, что база наша теперь – типа островок относительного спокойствия посреди моря хаоса. И там теперь кто только не бывает: и разные разведгруппы, вроде нас, когда мы «оперативную обстакановку» по области выясняли, из образованных армейцами и милиционерами анклавов, вроде «Пламени» или Дзержинки. И спасательные группы из все тех же «силовиков» и спасателей МЧС, каким-то чудом умудрявшиеся где-то находить выживших и вывозить их из окончательно накрывшейся медным тазом столицы. И «честные мародеры» из числа выживших и начавших обустраивать жизнь в новых условиях штатских. Заезжали порой даже личности с откровенно криминальными физиономиями и повадками… При условии нормального поведения на базе принимали всех, кому нужна была помощь или информация. Понятное дело, при условии соблюдения элементарных правил этакого «этикета фронтира». Из серии: «Ты не целишься в нас, а мы не стреляем в тебя». Почти Дикий Запад, только без лошадей, стетсоновских шляп, прерии, револьверов и винчестеров со скобой Генри… М-да, сравнение получилось почти как в старом анекдоте:
– Гоги, как танго танцуют, знаищь?
– Э, канэчна. Лезгинку видел?
– Да.
– Уапще не похоже!
Вот и у нас, выходит: все совсем как на Диком Западе, но совершенно по-другому.
Забавно, но, по словам Антона, буквально накануне прошлой пересменки, когда вместо него «на хозяйство» заступил Зиятуллин, заезжал к ним на Триумфальную один занятный персонаж. По описанию – вполне себе впечатляющий «буйвол» с откровенно бандитской рожей. Увидел на «комках» парней шевроны подмосковного ОМОНа, начал интересоваться, мол, не знают ли они такого высоченного лба, что командовал спасательной группой на Ленинском проспекте двадцать первого марта? Получив в ответ расплывчатое: «Может, и знаем. А тебе оно на что?» – просветлел своей угрюмой рожей и велел при встрече передавать огромный привет от Ивана и его бабушки. Мол, если «правильный мент» тот самый – то все сам вспомнит и поймет. Я только хмыкнул, «Ванечку-внучка» вспомнив. Надо же, выжил, значит. И людей вытащил. Хороший парень, хоть и бандит. Все-таки – тесен мир. Впрочем, сейчас он стал в сотни раз теснее, чем еще месяц назад… Сколько в Москве народу проживало, скажем, в начале марта? Миллионов двенадцать? Думаю – не меньше. И это чисто прописанных. А если принять во внимание тех, кто на работу приехал, кто учился в московских вузах? Я уж молчу про всевозможных полулегальных и совсем нелегальных трудовых мигрантов с солнечного Юга. Тех вообще пересчитать затруднительно. Неслабая такая общая цифра рисуется… А сколько выбраться из города сумели? Дай бог, если процентов десять. И это в самом лучшем случае. Так что, полагаю, через два-три года мы тут друг друга если и не по именам, то в лицо точно знать будем или хотя бы общих знакомых иметь…
Так к чему это я? Если коротко, на «точке» нужен был общительный тип, способный наладить контакт если и не абсолютно с кем угодно, то по крайней мере максимально близко к тому. То есть я, известный балабол и «стихийный дипломат» – самоучка.
Честно говоря – ехать поначалу не сильно хотелось: у меня ж вроде только-только нормальная личная жизнь стала налаживаться. И даже Бася, подлец серо-дымчатый, перестал дуться и начал свыкаться с мыслью, что его переезд в комнату Тони – это явление окончательное. Но и товарищу боевому отказать не мог. Не так уж часто Тисов о чем-то меня просит.
Окончательную точку в моих размышлениях поставил Солоха. И, по своему обыкновению, свел все душевные терзания к банальному материально-техническому обеспечению.
– Надо ехать, – заявил он, обведя взглядом наш маленький и сплоченный экипаж. – Не знаю, как у кого, а моя мне уже целый список выкатила, чего срочно добыть нужно, пока еще есть такая возможность. Всякие шампуни да кондиционеры… белье еще… по женской части, опять же, разное… Нового не скоро наделают, а за пачкой прокладок до общего склада бегать…
Парни дружно замотали гривами, выражая Андрею полную поддержку, а потом выжидающе на меня уставились. А я что? Я – вообще ничего! У меня, между прочим, любимая девушка вообще в армейском камуфляже щеголяет. Спору нет, Женьке он идет. Она у меня девочка такая – в чем угодно красавица. Но стоит ли этим злоупотреблять?
Вечером собрали на общей кухне расширенный семейный совет, обдумали все многочисленные «за» и куда более скромные в количестве «против» и вынесли вердикт – нужно ехать.
И вот теперь сижу я на своем еще с армейских времен любимом посадочном месте – на броне над командирским люком БТР, свесив в этот самый люк левую ногу и откинувшись спиной на коническую башню. Щурюсь на яркое и удивительно для середины апреля теплое солнце и усиленно борюсь с коварной дремотой. «Говорящая шапка» танкового шлема сдвинута на затылок, ветерок дует в лицо… Хорошо!
На подъезде к деревне Голыгино, известной всем пионерам Советского Союза благодаря фильму «Бронзовая птица», из состояния, весьма близкого к нирване, меня вывел пока далекий, но очень характерный – ни с чем не спутаешь – и не предвещающий ничего хорошего звук.
– Колонне – стоп! – коротко бросил я в эфир. – Впереди стрельба. Мы – на разведку.
Прикинув варианты, склонился к выглядывающему из открытого «по-походному» люка мехводу, усатому парню, примерно моему ровеснику, пока только в лицо и по имени знакомому, из «трудовых резервов» (в смысле – из числа гражданских) рекрутированному.
– Слава, давай шустро вперед. Там справа, сразу за пешеходным мостом – автозаправка с магазинчиком. А дальше – крутой поворот влево. И те, кто из-за него вылетят, – у нас как на ладони будут.
– Понял, – покладисто кивнул «руль» и двинул бронетранспортер в указанном направлении.
Грохот коротких пулеметных очередей быстро приближался. Кто бы там за кем ни гнался – скоро будут здесь. Вот и глянем, кто такие.
– Андрей, – чуть придавив к гландам «бобышки» ларингофонов, вызываю я устроившегося за штурвалами наводки башенной «спарки» КПВТ-ПКТ Солоху. – По моей команде – очередь патронов на восемь поверх голов. Не зацепи, но пусть задумаются. А потом будем разбираться, кто там за красных, а кто – за большевиков.