Это случилось в тайге (сборник повестей)
Шрифт:
— По батьке-то тебя как? Бланк надо форменно заполнять.
— Васильич…
— И отца Васькой дразнили?
— Давайте договоримся, когда назад поедем, — предложил Усачев. — Мы с напарником в кино собрались. Ну и сельпо, конечно, не миновать.
— Ладно, — за всех решил Сухоручков. — Настя тоже кино не обойдет. После приходите все к Ивану Антипычу, она знает… Там я вас дождусь…
Настя шла между Василием и Борисом, направо и налево кивая знакомым. Девчата оборачивались, но подходить
В магазине Усачев купил пластмассовую безопасную бритву, душистое мыло в нарядной упаковке и два тюбика зубной пасты. Перетрогал за рукава висящие на деревянных плечиках костюмы. К одному — стального цвета, за тысячу сто рублей — присматривался дольше других. Потом, щупая выложенную на прилавок штуку сукна, сказал Насте:
— Вещи покупать — надо в город ехать. В сельпо хорошего не завезут…
— Скажете тоже! — обиделась продавщица. — Чем этот серый костюм плох? Скажите уж, что не по деньгам… У нас бывает, чего и в городе не купить. Разбирают сразу — это дело другое. Что похуже — лежит, конечно.
Настя, обследовав занятую продовольствием половину прилавка, спросила какого-то особенного чая для Фомы Ионыча. Нужного сорта не оказалось.
— А у Клавы в Чарыни — есть! — тоном упрека сказала девушка продавщице.
Та пожала плечами:
— Был и у нас. Сравнила Сашково с Чарынью. Там покупать некому, десять человек — деревня..
Из продуктов набрали колбасы, консервов, редко бывающей в продаже гречи. Ребята купили еще папирос и пол-литра водки.
— С первой получки полагается, — усмехнулся Скрыгин.
Надолго задержались в библиотеке. Борис придирчиво копался в каталоге, потом спорил с молоденькой библиотекаршей Верой. Потряхивая рассыпающимися волосами, свитыми в тугие колечки только что привезенной из города шестимесячной, она защищала стихи Есенина, о которых пренебрежительно отзывался Усачев.
— Мне тоже нравятся, — встала на сторону библиотекарши Настя.
Усачев картинно развел руками.
— Двое на одного, значит? — И меняя тон: — Нет, девушки, нам такие стихи не нужны. Это пережиток.
— Пушкин тоже пережиток, — кипятилась Вера.
— Ну, Пушкин другое дело, — усмехнулся Борис. — А вы, значит, всем читателям рекомендуете Есенина?
— И рекомендую…
— Напрасно. Есенинская тоска меня, например, не устраивает. Не с чего нам тосковать, девушки… честное слово!
Насте почему-то вспомнились слова Шугина — «с чужого голоса», — но она поспешила прогнать воспоминание. Почему бы Борису не думать, как говорит? Это она не задумывалась, почему ей нравится Есенин. Почему любая книга нравится или не нравится. А Борис серьезный, вдумчивый. У него определенное мнение. А задается немного, так это
Спор прекратил Скрыгин, показав на свои часы. Кино через два часа, надо отнести покупки к неведомому Ивану Антипычу и перекусить. Следовало поторапливаться.
Но торопились они зря…
Возле клуба кучками собиралась молодежь. Переговаривались недовольными голосами — ругали киномеханика.
Исчезавшая куда-то Настя объяснила:
— Вот так посмотрели картину! Фотоэлемент какой-то испортился, Витька за новым в город уехал. Всегда у этого Осокина чудеса, не то, так другое… Верно, что сапожник!
Но обманутые зрители не спешили расходиться. В группах вспыхивал и гас смех. На неосвещенном крыльце клуба закружились, вальсируя, две девушки. Белые валенки их казались по-особенному нарядными в полутьме опускающегося вечера.
Слышались голоса:
— Оставил же он ключ, наверное?
— Черт с ними, с пластинками. Санька на гармошке маленько может…
— Пусть Митька сбегает, спросит.
— Так она и отдаст ключ, жди!
Скрыгин подтолкнул плечом товарища:
— Пойдем?
— Ой, подождемте еще! — ухватилась за его рукав Настя. — Если найдут ключ — танцы же будут! Подождем, раз уж приехали.
Она держалась за бушлат Скрыгина, но смотрела на Усачева, угадывая, что слово того будет решающим.
— Желание дамы — закон! — улыбнулся Борис.
Василий, смешно надув щеки и поджав губы, выставил вперед обутую в подшитый валенок ногу.
— Господи, да ведь теперь все так. Зима ведь. Вы посмотрите, — жестом показала на танцующих на крыльце девушек Настя.
— Галька идет!
— Галька сама идет!
Все, словно по команде, повернули головы навстречу женщине в накинутом поверх платья белом шерстяном платке. Видимо, она шла не издалека.
Снова загудели сердитые голоса:
— Витька уехал — значит, всему конец?
— Клуб не для того, чтобы замки навешивать!
— Не собственный дом, Галина Андреевна!
Собирая в горсть распахивающийся платок, женщина, тоже сердясь, оправдывалась:
— Вас допусти одних — скамейки целой не останется. Знаю. И пластинок все одно нету, от шкафчика ключ Виктор с собой увез… Ей-богу, увез!
Тем не менее дверь в клуб отворилась, молодежь хлынула на крыльцо.
Осветились окошки.
— Хлопцы, скамейки убирать! — позвал кто-то.
Когда Настя, и ее спутники вошли, на подмостках перед экраном уже топорщилась задранными к потолку ногами груда скамеек. Только вдоль стен оставили несколько, и парни словно загораживали спинами сидящих девушек.
На улице рявкнула металлическим голосом гармонь.
— Санька идет, держись!
— Кто не умеет танцевать вальс, можете расходиться!