Это всё из-за тебя
Шрифт:
– Остановись тут, пожалуйста. – просит за два квартала от дома.
– Я могу до дома подвезти, никаких проблем.
– Не хочу, чтобы нас кто-то видел вместе. – выдает Аня. И меня это не удивляет, но, блять, выводит из равновесия. А значит, эта семейка в отношении меня проехалась по её головке знатно. Что ж такого ей вложили? Я, сука, на пределе бешенства.
– У меня будут большие проблемы. – приглушенно выдает. Останавливаюсь в затемнённом месте. Клим следом.
– Можешь выходить. – резко выдаю, чем точно пугаю и отталкиваю. И после того, как Аня покидает салон, газую и на полную мощь выношу за пределы свою соточку. Только в оживленном месте притормаживаю, когда вибрирует телефон знакомой мелодией, которую сбрасывал весь, сука, день.
Вот
На третий раз поднимаю.
– Ты, блять, где шляешься? Чтоб через пятнадцать минут был в зале. Забыл, что через три дня у тебя бой?!
– Буду через сорок.
– Через пятнадцать, я сказал. И не минутой, блять, позже. – отключается Паук.
Как вы все заебали! Проносится в голове. Если бы не семейные проблемы, хер бы я вообще тут оказался. Блять, ну вру сам себе. Оказался бы. Оказался. Этот чертов договор в силе до окончания этого года. Еще шесть боев до Нового года, сука. Отгреметь бы все это и можно будет спокойно вздохнуть. Сам когда-то ввязался, теперь выбраться могу только отыграв все бои. И не разорвать просто так. Связан, блять, где б я не находился.
Кручу в направлении клуба, пока не приходит сообщение.
Анна Бурцева: Любовь с первого взгляда…
Анна Бурцева: Вот что означает…
10
Аня
Мы разные с ним. Разные. Анна Бурцева.
Сердцебиение совершает такой гиперпрыжок, что звоном в ушах отдает, учитывая, с какой скоростью я несусь к подъезду дома. Виски пульсируют. Кровь бешеным потоком несется по венам. Только когда вижу знакомую железную серую дверь и слышу противный её писк, останавливаюсь. Делаю три глубоких вдоха и медленных выдоха. Меня волновало то, с какой холодностью Кир вытолкнул меня из машины. Нет, не физически, конечно. Но в его взгляде и голосе было столько стали, что меня будто ледяной водой окатили. Я не понимаю, что такого я сказала, что он взбесился.
Я ведь помню его сегодня. Каким он был. Да, до умопомрачения пугающим, но при этом пытался держать дистанцию. Не напирал, хоть и был один момент, когда я была готова его прибить на месте. Еда. Господи, он сравнил меня с едой. Эта аллегория меня вывела из себя. Как будто я какой-то кусок мяса, а не человек с чувствами. Как приближался. И я правда думала, что сейчас он набросится на меня, как на еду. Вид был до чертиков пугающий, а губы манящими. Но всё это вкупе с его напором и жаром, и моим стеснением отошло на задний план, что я струсила и вывернулась из его рук. Хоть и было несложно это сделать. А он только забавлялся. Забавлялся, чёрт возьми. Словно я клоун, а он зритель.
Помню его дом. В нём многое изменилось. Например, мощный забор, который своим видом говорит о защищенности. Но внутри ты словно в сказку попадаешь. Много зелени, цветов, милых дорожек и фонариков. Журчащий фонтан. И даже квакающая в нём лягушка смотрелась органично. Светлая терраса с журнальным столиком и подвесными креслами с мягкими яркими подушками. Большая просторная кухня-гостиная. В ней больше уюта и тепла, чем во всей нашей квартире. На полочках и стене вдоль лестницы висят семейные фотографии в рамочках. В них можно рассмотреть моменты из их жизни. На мгновение становишься частью этой семьи. Невозможно не улыбнуться той ауре, которая обитает.
А тебе какие цветы нравятся?
Почему все девчонки любят розы? Есть куча разных цветов, но розы, чувствуется, словно штамп всех женщин.
… И каждый оттенок имеет своё значение.
И какое же значение имеют лавандовые?
Вспоминаю тот самый вопрос, который преследует меня до дома и даже сейчас, когда стою под подъездом. Я даже не помню, как стартанула. Помню, Руслан что-то спрашивал… Помню оклик Полины. Но меня настолько раздирало чувство вины и горечи… Страха и отчаяния… Радости и возвышенности… Опаляющей влюбленности и ледяного равнодушия… Это всё во мне множилось настолько, что не умещалось во мне одной. Что я просто бежала. Бежала подальше от всего и от всех. Только бы успокоиться. Только бы проветрить бедовую свою голову, что сунулась на это пляж… Что поехала с ним. Что позволяла себя трогать...
И какое же значение имеют лавандовые? Все еще отзывается во мне. А может, и в нём откликается? Как узнать наверняка? Спросить? Вот так, напрямую? Но тогда зачем он трогает Аверину? А потом как ни в чем не бывало, идет ко мне?
Анна Бурцева: Любовь с первого взгляда…
Анна Бурцева: Вот что означает…
Пишу это три раза и стираю. А в четвертый уже решительно отправляю. Вздрагиваю, когда вижу заветные две синие галочки о прочитанном. Но ответа не следует.
Дура! На что я надеялась? Что сейчас он напишет, что любит тебя? Как же. Скорее он просто забавляется… Слезы душат… Комом в горле стоят…
– Ты чего убежала? – спрашивает запыхавшаяся и раскрасневшаяся сестра.
– Увидела тучи, подумала, что сейчас дождь пойдет, вот и побежала.
– Точно? – настораживается сестра. – А то Сомов так стартанул, что даже Руслан удивился.
– Кто его знает, что у него на уме. Пошли, а то уже и так начало девятого.
– Ой, чую, попадет нам, – с тяжелым вздохом говорит Поля. И я её понимаю. Наша семья не похожа на семьи моих однокурсников и даже на семью лучшей подруги. Хотя у той своих заморочек хватает. Я бы сказала, наша семья вообще какая-то уникальная. Нет, с девчонками мы ладим и стараемся поддерживать друг друга. Но что касается родителей и правил в доме, то это сущий ад. И это я не преувеличиваю. Не знаю, как еще дышать нам разрешалось без отцовского позволения.
Ну, чтобы вы понимали, мы расслаблялись только тогда, когда отец уходил на работу. Мы знали каждый его шаг в сторону наших комнат и всегда максимально концентрировались на уроках. Даже если ты все сделал, все равно делай вид, что чем-то занимаешься из учебной деятельности. Это спасает от любых наказаний и поручений. А их было немало. Нам запрещалось после девяти вечера выходить из своих комнат. Туалет ночью был и вовсе проблемой. Мы тупо старались вечером меньше пить жидкости, чтобы, не дай бог, ночью не захотеть в туалет. И уж тем более не попасть на глаза отцу. Нам нельзя было болеть. Денег не было. И болели, как обычно, не вовремя. Плюс можно всех заразить. Поэтому лечились народными методами и всё переносили на ногах. Это я усвоила лет так с двенадцати. Нельзя шутить. Нельзя есть на улице, прыгать, бегать, смеяться и вообще запрещались любые виды подвижных игр. Что-то типо амеб, знаете. Нельзя шептаться, нельзя есть в одного, нельзя про отца сказать «он». Уклон от ремня и наказания, соответственно, наказывался тоже, только длительным наказанием и неповиновением. Однажды я так просидела в зимние каникулы одна в комнате с зашторенными окнами, когда вся семья гуляла в церкви на праздновании Нового года. Нельзя гулять и разговаривать с малознакомыми людьми, они могут оказывать плохое на тебя влияние. Хочешь подышать свежим воздухом, балкон тебе в помощь. Я быстро все схватывала и понимала, как нельзя себя вести и как можно.
– Я выбью из тебя всю дурь! – кричит уже изрядно красный отец с ремнем, и я понимаю, что он злится. И чем вывела его Даша?!
– Да это просто смайлик! – вопит уже в слезах сестра. – Я ему решение задачи прислала, а он в ответ мне «Спасибо» написал. И смайлик с поцелуйчиком. В классе все так общаются. Это обычный, ничего незначащий смайлик.
– Ничего не значащий да… Ничего… – замахивается на младшую отец.
– Мы вернулись! – вклиниваемся в разговор.
– О, еще две прошмандовки вернулись. Время видели? – кричит отец.