Это все о Боге История мусульманина атеиста иудея христианина

Сельманович Самир

«Быть» — значит принадлежать друг другу. Могут ли иудаизм, христианство и ислам обновиться так, чтобы Бог стал Богом всего человечества? Если каждый обратится к своей истории, текстам, традициям, если копнет глубже, чем когда–либо раньше, перемены смогут произойти. Заглянув в глубину, мы достигнем дна колодца наших религиозных традиций и вновь откроем для себя Бога, который не отдает предпочтение никому из «нас».

Как жить вместе «нам» и «им»

Недавно я побывал в Ромему — иудейском собрании в Верхнем Вест–Сайде, в Манхэттене. Этих людей возглавляет раввин Давид Ингбер. Вечерняя служба в пятницу, посвященная наступающему

на той неделе Пуриму, проводилась в арендованном спортивном зале; одна его стена состояла сплошь из окон, многие были открыты. По ходу службы все мы обратились к Иерусалиму, оказавшись спиной к окнам, и негромко запели еврейскую песню надежды и стремления, но нас прервал голос, доносящийся из темноты снаружи. От такой неожиданной помехи мы занервничали.

Этот сильный и страстный женский голос пел по–испански песню, слова которой были положены на мелодию, пришедшую откуда–то из Южной Америки или с Ближнего Востока. Поскольку голос незнакомки оглашал темную улицу города, влетал в наши окна и заглушал наши голоса, раввин Давид решил воспользоваться случаем и предложил: «Споем вместе с ней». Так мы и сделали. Мы начали импровизировать все вместе, в унисон, вплетая в песню незнакомки нашу еврейскую мелодию. Кто–то из собравшихся вдруг прервал раввина криком: «Скорее сюда, к окнам!» Мы обернулись, бросились к окнам и застыли в изумлении.

Прямо перед нами проходило христианское пасхальное шествие с четырнадцатью большими черно–белыми изображениями картин крестного пути; четырнадцать молодых мужчин в белых одеждах вели священника, несущего крест. Сотни последователей Иисуса из Испанского Гарлема собрались перед зданием и увлеченно пели. Иудеи замахали руками над головой жестом благословения, некоторые стащили с голов ермолки и подбросили их вверх. Участники шествия обернулись к большим окнам и увидели силуэты целой толпы радостно машущих иудеев. Христиане замахали в ответ. На миг случившееся сконфузило всех. Святая неловкость. Но вскоре мы не выдержали и заулыбались.

Это навело меня на мысль: когда мы понимаем, что принадлежим друг другу, что происходит с нашими различиями? Если «они» — на самом деле «мы», разве границы между нами не должны исчезнуть? Разве прекрасные, хоть и разнообразные песни наших религий не сольются в одну?

Богослов Йельского университета Мирослав Вольф объясняет, каким образом границы между отдельными личностями и группами являются частью их существования, какими они были задуманы. Бог разграничил сушу, воду и воздух, мужчину и женщину, свет и мрак, а также установил множество других границ. Независимо от того как возник мир — за краткий промежуток или за миллиарды лет, благодаря Богу или без Его участия, — существование требует границ. Без границ в мире воцарился бы хаос. Вольф пишет: «Отсутствие границ порождает беспорядок, а беспорядок — это не конец обособленности, а финал жизни… Запретите все границы, объявите все особенности угнетающими, снабдите ярлыком «запрещено» все видимые различия — и получите бесцельное шатание вместо целеустремленности, рискованную деятельность вместо нравственных обязательств и ответственности, а в конечном счете — оцепенение смерти вместо танца свободы» [95] .

95

Мирослав Вольф, «Исключение и принятие: богословское исследование идентичности, различий и примирения. Miroslav Volf, Exclusion and Embrace: A Theological Exploration of Identity, Otherness and Reconciliation, Nashville, Tenn.: Abingdon Press, 1996), с 63–65.

Наши различия животворны. Это не вопрос обстоятельств, а дело принципа. Если реальность относительна, дифференциация — благо.

И в то же время все мы едины. Вольф спрашивает: «Кто это — мы? Мы — люди, обладатели всесторонней и меняющейся индивидуальности; многие другие — это часть того, что мы собой представляем. Мы можем попытаться извлечь их из себя, чтобы стать исключительными, но в этом случае мы проявим насилие по отношению к другим и к себе. Кто эти другие?.. Это не просто окружающие. Они тоже сложные и динамичные индивидуальности, часть которых образуем мы, если находимся рядом. Точно так же, как другие "населяют" нас и привносят с собой историю, так и мы "населяем" их» [96] .

96

Мирослав Вольф, «Жизнь с другими». Miroslav Volf, Living with the Other, Ministry, Mar. 2007, с 7.

Наша «инаковость» — не абсолютное свойство нашего существа, не физическое (сама наша жизнь зависит от других), не интеллектуальное (мы не можем познавать, не будучи познанными) и не духовное (никто из нас не может обладать всем, что священно). Мы все — часть большой жизненной сети, в которой другие — часть нашей собственной жизни.

Все мы особенные.

Но не обособленные.

Вспоминая историю своей жизни, теперь я понимаю, что каждый из миров, к которому я принадлежал, считал себя не просто отличным от прочих, но и отделенным от них. Все мы воспринимали наши границы как то, что нас разделяет.

Подобно стенам.

Когда я просил людей закрыть глаза и представить себе границу, большинству представлялись именно они, стены.

Почему стены?

Почему не окна?

Или не двери?

Почему не мосты?

Ведь и они границы — разве нет?

Бытие чужаков

Мы смотрим на чужаков и говорим: «Мы с Богом, и Бог с нами. Мы правы и находимся внутри, а они — неправы и находятся снаружи». Таким образом мы держим Бога в услужении, в клетке, выстроенной из слов, значений, учений нашей религии. В этом случае Бог неизбежно превращается в не–божество, а наша религия — в своекорыстную идеологию. Но Бог, которого можно удержать в рамках нашей религии, недостоин поклонения.

Если мы не принимаем мир как нашу общину, тогда либералы от консерваторов, верующие от неверующих, мусульмане от иудеев, христиан и атеистов отличаются лишь тем, где именно мы проводим границы, разделяющие мир, и кого осознанно или бессознательно очерняем. Стоит нам разделить мир на «своих», которые «понимают» (благо) и «чужих», которые «не понимают» (зло), цель жизни становится более чем очевидной! После этого наша жизнь будет направлена на преуменьшение зла и увеличение блага в мире. Чем больше людей мы сумеем перетащить через стены в наши владения, тем лучше станет мир!

Даже те, кто говорит: «Я вообще нерелигиозен», тем не менее делят мир. Все боятся неких отдельно взятых людей или групп людей и обвиняют их во всех недостатках мироустройства. Антисемиты использовали для этой цели евреев. Евреи — амалекитян. Христиане и мусульмане — язычников и друг друга. Атеисты обвиняли христиан. Протестанты — католиков. Хуту — тутси. Белые — черных. Коммунисты — капиталистов. Богатые — бедных. Вдобавок ко всему, как убедительно и тревожно доказывает Мирослав Вольф, каждая группа, некогда бывшая жертвой, в свою очередь тем или иным способом становилась преступником. Рано или поздно все, кто был исключен, начинали изображать не только полную невиновность в событиях прошлого, но и нежелание делать шаги к оздоровлению [97] .

97

Вольф, «Исключение и принятие», главы 1–4.