Этот добрый жестокий мир (сборник)
Шрифт:
— Тебе нужен месяц на восстановление, — сказал Саша. — Потом тебя ждут в университете.
— Физику плазмы некому читать?
— У тебя будет собственный курс, назовешь, как захочешь. Расскажи, как стал лучшим мастером на планете. Уверен, от студентов отбоя не будет.
Аркадий поднял на него взгляд, в котором мелькнула надежда. Саша догадался, о чем его спросят.
— Горбовский был на совете?
— Да, — ответил Саша. Легендарный академик, получивший нобелевку за эффект Горбовского-Лорана, с открытием которого началась эпоха практического термояда,
Лицо Аркадия застыло. Такого он не ожидал.
— Уйди, пожалуйста, — услышал Саша. — Мне надо побыть одному.
Физическая аудитория располагалась в левом крыле главного здания. Аркадий, немного прихрамывая, шел по коридору, ловя на себе заинтересованные взгляды студентов. Аншлаг сегодня обеспечен, это точно. Перед первой лекцией он волновался, сердился на себя за это, но ничего поделать не мог: укрощение плазмы имело мало общего с публичными выступлениями.
Стараясь не показать смущения, он вошел в аудиторию. Студенты поднялись, раздались аплодисменты. Чувствуя, что краснеет, и надеясь, что с первой парты это незаметно, Аркадий попросил всех сесть и включил доску.
— Тема моей лекции, — начал он с заготовленной фразы, — эффект Горбовского-Лорана и его роль в развитии практической термоядерной энергетики…
Я говорю не то, подумал он, глядя на обращенные к нему лица, все это они могут прочитать в учебниках и методичках, зачем повторять одно и то же в сотый раз? Что там говорил Саша? Расскажи им, как стал мастером. Формулы они выучат сами, без тебя.
Как передать напряжение охоты за крохотными флуктуациями плазмы, неуловимыми, как светлячки в белую ночь? Сколько нужно терпения и внимания, чтобы в их случайном движении разглядеть конфигурацию, способную выстоять в бушующем хаосе и породить устойчивую термоядерную реакцию? Сколько раз придется бросать и начинать заново… Ему вдруг пришла в голову озорная мысль. Аркадий достал из портфеля яблоко, повертел его в руках, словно примериваясь, где куснуть, и внезапно бросил в ряды. Взметнулись руки, но никто не поймал, и оно со стуком упало под парты. Студенты оборачивались с недоуменными смешками, некоторые наклонялись в поисках трофея.
Аркадий присел на стол, стоявший между доской и первым рядом. Он наконец почувствовал себя в своей тарелке.
— Что главное в ремесле мастера? — спросил Аркадий и сам же себе ответил: — Быстрая реакция.
А еще вам нужна предельная концентрация, чтобы видеть и понимать все, происходящее в плазме. Знаете, была бы моя воля, — он возбужденно соскочил со стола, забыв о больной ноге, — я вместо лекции отправил бы вас в Сибирь, поохотиться в тайге.
Раздался дружный смех.
— Нет, серьезно, вы зря смеетесь. Тому, кто принесет белку, зачет, а всех остальных — на пересдачу…
Потом Аркадий рассказал о своей первой удаче, о многолетнем эксперименте, подтвердившем
Звонка Аркадий не услышал: он понял, что время вышло, когда у дверей столпились студенты на следующее занятие.
— Аркадий Сергеевич! — окликнули у выхода.
Молодой человек, коротко и ровно подстриженный, аккуратно одетый — вычищенные туфли, отглаженные брюки со стрелками, белоснежные манжеты рубашки вылезают из рукавов джемпера ровно на положенную длину — подошел к нему и протянул яблоко:
— Это ваше.
Аркадий хмыкнул.
— Спасибо. Ты спас мой завтрак.
— Меня зовут Борис Крутов. Я из группы моделирования, и мне нужна ваша помощь. Когда вам удобно поговорить?
«Вот она, молодежь, — подумал Аркадий, — ему нужна моя помощь, видите ли, и он прямо об этом заявляет, не сомневаясь в моем согласии. — Он тут же устыдился своего брюзжания: — А может, это и хорошо? Наверняка выпускник лицея, по возрасту подходит. Первое поколение, выросшее в атмосфере свободного творческого поиска, когда каждый готов поделиться своей идеей, зная, что встретит дружеское участие…»
— Давайте прямо сейчас, — ответил он и ободряюще улыбнулся. — Подходит?
А все-таки я на него обижен, понял Аркадий, увидев Горбовского. Всю неделю уверял себя в обратном — оказалось, напрасно.
— Заходи, — пригласил академик. — Как здоровье?
— Спасибо, неплохо, — суше, чем хотелось, ответил Аркадий. Ему стало неловко — Горбовский, конечно, все понял.
Стол в светлой кухне был застелен газетой, на ней сушились ягоды. Хозяин подвинул газету и поставил на плиту чайник.
— Любишь шампиньоны? — спросил академик, доставая из холодильника банку. — Попробуй. Мы их выращивали в ускорителе.
— В ускорителе? Зачем?
— Деньги зарабатывали. В тоннеле отличные условия — постоянный микроклимат, нужный уровень влажности — в общем, идеальный питомник. Лучшие экземпляры росли у выхода в главный контур, уж не знаю почему. Наладили экспорт в Европу, потом и у нас распробовали. Помню, в рекордный год четверть периметра засадили. Знатный был урожай!
Академик аккуратно отрезал половину белой шляпки и отправил себе в рот.
— Замечательно! — прокомментировал он и добавил: — Ты ведь не хочешь, чтобы эти времена вернулись?
Аркадий усмехнулся.
— Я-то как раз не хочу. Если вы помните, следующая реакция была для «Чайна Энергетик». А теперь миллиардный контракт отложен. По решению ученого совета.
— А если бы ты погиб?
— Риск был всегда, и пять лет назад, и десять. Что изменилось?
— Ты остался один.
— Это не так. Кацура Нода, Томас Пешек, Люк Биссон из Парижской школы…
— Кацура не выходил на охоту уже три года, а Пешеку просто один раз повезло, и ты это знаешь. Люк способный мальчик, но он до сих пор не зажег ни одной свечи.