Этот добрый жестокий мир (сборник)
Шрифт:
— Ты же приходишь сюда почти каждую ночь. Что тебя ведет, Бабочка?
— Откуда вы знаете? Вы… следили за мной?
— За тобой? Зачем? Просто вы ходите так шумно, что не мудрено не заметить.
«Вы?! Он же не может меня видеть!»
— Вон твой друг, — сказал Горан. — Тоже к костру пришел. Смотри, не боится.
Из темноты выполз Колючка и повел длинным носом, принюхиваясь. Алька достал из кармана яблоко и протянул ежу. Тот отбежал назад в спасительную тень. Тогда Алька положил яблоко на дорожку и подождал, пока Колючка соизволит выползти
— Съест, — констатировал Горан.
— Вы что, здесь живете? — спросил Алька.
— Можно сказать и так, — улыбнулся старик. — Каждый же может жить, где ему хочется. Мне нравятся покинутые дома и кабины, ведущие в пустые миры. А возможно, мне просто не хочется расставаться с прошлым.
— Оно как память, — сказал Алька.
— О неудачниках, — добавил Горан. — Жизнь кипит, отправляются новые кабины, но мне нравятся вот эти, давно всеми брошенные, которые больше нельзя использовать.
— Вы путешествовали?
— Это было очень давно. Тогда все виделось по-другому. Мы были первопроходцами, мечтателями, отправляющимися в неведомое.
— Одна из кабин — ваша? — тихо спросил мой ДРУГ.
— Номер двадцать три, — ответил старик. — Пустышка.
Он поднял целую вязанку хвороста и подбросил в костер. Взметнулся столп искр.
— Сейчас вас специально учат мечтать, готовят ваши разумы к тому, чтобы открывать новые миры. В мое время еще не знали, что люди после подпространства меняются навсегда.
После этих слов я получше присмотрелся к новому знакомому.
— Но вы же неизменный? — спросил Алька. — Разве вы преступник?
— Думаешь, что неизменными остаются только преступники, которым навязывают это как наказание? Не допускаешь, что это может быть личный выбор? Возможно, я просто хочу оставаться прежним человеком.
— Зачем?
— Долго объяснять, Бабочка. А почему ты не меняешься? Вас же всех уже давно окунули в подпространство. Ты же теперь тоже homo mutatis, можешь изменять как свое тело, так и окружающую действительность.
Я вспомнил длинный коридор, с обеих сторон закрытый дверьми. На стенах — отпечатки детских ладоней. Алька — тогда еще шестилетний малыш, тоже несколько раз оставил на стене выпачканную в зеленую краску ладошку. Когда он шел по коридору впервые, меня еще не было. Потом я дважды проходил этот ритуал вместе с ним. Внутри коридор, где тебя окутывает сумрак, кажется длиннее, чем на самом деле. Ты все идешь и идешь, а он все не кончается. Когда кажется, что твой путь будет бесконечен, в конце коридора вспыхивает свет, и ты возвращаешься в обычное пространство. У одних эта дорога занимает минуту, у других — несколько часов.
— Я неспособный, — сказал Алька. — У меня почти ничего не получается. Ни менять свой геном, ни изменять окружающее.
— В мое время слово «геном» в устах двенадцатилетнего мальчишки вызвало бы удивление. Зажги ветку. — Горан протянул Альке сухую хворостинку. — Попробуй. Нет, не от костра, — мыслью зажги. Ну, смелее!
Алька послушно взял ветку, устремив на нее взгляд.
— Видите,
Я сжалился над другом и зажег ветку в его руке.
— Наверное, меня выгонят, — вздохнул Алька и бросил горящую ветку в костер. — Останусь таким же, как и вы, неизменным.
— Тоже неплохо, — сказал Горан. — Не всем же менять реальность. Кто-то должен просто жить.
— Как вы думаете, наша реальность тоже кем-то придумана, если мы можем ее мысленно менять?
— Не раскрывшая крылья Бабочка хочет вести со мной философские споры о том, что такое реальность? — усмехнулся Горан. Он достал ветку из огня, под его взглядом пламя на ней потухло, появившиеся почки лопнули и распустились зелеными листьями. Горан воткнул ветку в землю. — Видишь, в свое время я тоже услышал голос подпространства. Не такие уж мы с тобой и неумехи. Возможно, в людях это было заложено изначально, и просто пришло время раскрыться, как бабочке, разрывающей куколку.
— Откуда вы знаете? — вздрогнул Алька.
— Знаю про что? — удивился Горан.
Алька поджал ноги, обхватил их и спрятал лицо в коленях.
— Про крылья. Когда-то я мечтал стать крылатым и жить в небесных городах.
— Не получилось? — поинтересовался Горан и посмотрел на спину моего друга, где сквозь натянутую футболку между лопаток выделились два бугорка. — Так и не выросли? Ты передумал, Бабочка?
— Не знаю, просто расхотелось.
— А что ты хочешь?
— Да не знаю я! Говорю же, что ничего толком не умею! Одни улетают в небо. Другие живут в воде. Кто-то выращивает биодома одной силой мысли. А я — пустышка, как те кабины. Почти все мои друзья уже встретили Учителя. Последний экзамен, знаете? Никто не говорит, где и когда тебя найдет Учитель. Насчет себя догадываюсь, каков будет его окончательный вердикт.
— Боишься? — спросил Горан.
— Боюсь, — согласился Алька.
Горан достал из темноты плетеную корзину и выудил из нее две сосиски. Затем подмигнул мне, поднял два прута и пробил ими плотную кожицу сосисок.
— В моем детстве были такие же. Все меняется, а сосиски остаются прежними. Держи, — протянул он одну Альке. — Жарь над костром.
Мой друг улыбнулся.
— Никогда такого не делал.
— Мы многое забыли, — сказал Горан. — Ведь для счастья необязательно меняться. Иногда достаточно зажечь костер. Когда-то я так сидел вместе с Лидой.
— Вы были женаты? Ой, извините.
— Ничего. Видишь, даже тебе кажется, что лучшее слово, которое ко мне подходит, это «был». Отвечаю: нет, не был. Она меня не дождалась. Я задержался в подпространстве на десять лет. Слишком дорого мне обошлась моя несбывшаяся мечта. Но это случилось очень давно. Смотри, как у тебя хорошо получается. Незачем все делать силой мысли.
— Трещит, — сказал Алька.
— Как тебе удается сбежать из школы? — поинтересовался Горан.
Я забеспокоился, ощутив Алькину тревогу. Он мысленно напрягся, выставив колючки, как еж.