Этот идеальный день
Шрифт:
Он посветил фонариком. Она развязала руки и развязывала ноги. Он снова связал ее и ударил.
В эту субботнюю ночь они не разговаривали.
В воскресенье снова ехали на велосипедах. Чип держался близко к ней и был начеку, когда им встречались члены. Он напомнил ей, чтобы она улыбалась, кивала, отвечала на приветствия, вела себя так, как будто все в порядке. Они ехали в мрачной тишине, и он боялся, что несмотря на угрозу пистолетом она позовет на помощь или в любой момент остановится и откажется ехать дальше. «Не только тебя, – сказал он, – всех, кто окажется рядом,
К концу третьей недели ее раздражение спало. Она сидела нахмурившись, срывала травинки, разглядывала свои пальцы, крутила браслет на запястье. Она с любопытством смотрела на Чипа, будто раньше его не видела, и подчинялась его словам медленно, механически.
Он был занят починкой велосипеда и оставил ее бодрствующей, без присмотра.
Однажды вечером на четвертой неделе она спросила:
– Куда мы едем?
Он посмотрел на нее секунду и сказал:
– На остров, который называется Маджорка. В Море Вечного Мира.
– Маджорка? – переспросила она.
– Это остров неизлечимых, – сказал он. – Еще в мире семь таких островов. Нет, пожалуй, больше, чем семь, потому что некоторые из них – группы островов. Я нашел их на карте в до-Объединенческом, еще в Инд. Они были заклеены и не показаны на картах в МСД. Я собирался сказать тебе о них в тот день, когда меня… вылечили.
Она помолчала, а потом спросила:
– Ты сказал Кингу?
В первый раз она упомянула его. Должен он сказать ей, что Кингу не надо было ничего говорить, что он все знал и скрывал от них? Зачем? Кинг был мертв, зачем омрачать ее воспоминания о нем?
– Да, я сказал, – ответил он. – Он был поражен и очень воодушевлен. Я не понимаю, почему он… сделал то, что сделал. Ты знаешь об этом, правда?
– Да, я знаю, – сказала она, взяла кусок пирога и стала жевать. Спросила:
– Как они живут на этих островах?
– Не представляю, – сознался он. – Может, очень грубо, очень примитивно. Но лучше, чем здесь, я уверен. – Он улыбнулся. – Что бы там ни было, это – свободная жизнь. Она может быть и высоко цивилизованной. Первые неизлечимые, но это были независимые и находчивые члены.
– Я не уверена, что хочу туда, сказала она.
– Не торопись, – ответил он. – Через несколько дней ты будешь уверена. Ведь это именно у тебя появилась мысль, что колонии неизлечимых могут существовать, ты помнишь? Ты просила меня начать их искать.
Она кивнула:
– Я помню.
Позднее на той же неделе она взяла новую книгу на французском, которую он нашел, и попыталась читать. Он сидел рядом с ней и переводил.
В то воскресенье, когда они ехали на велосипедах, какой-то член нагнал Чипа и пристроился слева, не обгоняя и не отставая.
– Привет, – сказал он.
– Привет, – ответил Чип.
– Я думал, что старые велосипеды все уже сняли. – сказал он.
– Я тоже, – сказал Чип, – но там были и такие. У этого члена рама велосипеда была тоньше и скорости переключались большим пальцем.
– В 935-м? – спросил он.
– Нет, в 939-м, – сказал Чип.
– О, – сказал член. Он посмотрел на их корзинки, набитые завернутыми в одеяла мешками.
– Нам лучше поспешить. Ли, – сказала Лайлак, – наших уже не видно.
– Ничего, они нас подождут, – сказал Чип. Им придется подождать, у нас все пироги и одеяла. Член улыбнулся.
– Нет, давай поедем быстрее, – сказала Лайлак, – зачем заставлять их ждать.
– Ладно, – сказал Чип и, обращаясь к члену, добавил:
– Хорошего дня.
– Вам тоже, – ответил тот.
Они стали быстрее крутить педали и вырвались вперед.
– Молодец, Лайлак, – сказал Чип, – он как раз собирался спросить, почему мы так много всего везем.
Лайлак не ответила.
Они проехали в тот день около восьмидесяти километров и добрались до парковой зоны к северо-западу от 12471, в одном дне пути от 082. Они нашли очень хорошее укрытие, треугольную расщелину между высокими каменными уступами с нависающими над ней деревьями. Чип нарезал ветвей, чтобы закрыть вход.
– Больше можешь меня не связывать, – сказала Лайлак, – я не убегу и не буду пытаться привлечь чье-то внимание. Можешь положить пистолет в мешок.
– Ты хочешь добраться туда? – спросил он. – На Маджорку?
– Конечно, – сказала она. – Горю желанием. Это то, чего я всегда хотела – когда я была собой, конечно.
– Хорошо, – сказал он, положил пистолет в мешок и не стал трогать ее в эту ночь.
Ее неожиданная небрежность показалась ему подозрительной.
Не должна ли была она проявить больше энтузиазма? Да и благодарности тоже, это было то, чего он ожидал, то, что он заранее нарисовал себе – благодарность, проявление любви. Он лежал без сна, слушая ее медленное дыхание. Действительно она спит или притворяется? Может ли быть, что она дурачит его каким-то невообразимым образом? Он посветил на нее фонариком. Глаза закрыты, рот чуть-чуть приоткрыт, руки вместе под одеялом, будто она связана.
Сейчас только двадцатое маркса, сказал он себе. Через неделю или две в ней будет больше чувства. Он закрыл глаза. Когда проснулся, она подбирала с земли камешки и ветки. «Доброе утро», – сказала она приветливо.
Они нашли неподалеку ручеек и дерево с зелеными плодами, «оливу», как подумал Чип. Фрукты были странного вкуса, и они оба предпочли пироги.
Она спросила его, как ему удалось избежать лечений, и он рассказал ей про лист на мокром камне и про повязки, которые делал. Рассказ произвел на нее впечатление.
– Ты поступил умно, – сказала она.
Однажды ночью они ходили в 12471 за пирогами, напитками, полотенцами, туалетной бумагой, комбинезонами, новыми сандалиями и еще чтобы рассмотреть, насколько это возможно при фонарике, карту этой местности в МСД.
– Что мы будем делать, когда доберемся до 082? – спросила она на следующее утро.
– Спрячемся на берегу, – ответил Чип, – и каждую ночь будем ждать торговцев.
– А они решатся, – спросила она, – решатся приплыть на берег?
– Да, – сказал он, – я думаю, решатся. В стороне от города.