Этот мир не выдержит меня. Том 2
Шрифт:
Группа поддержки в кожаных тужурках синхронно развернулась и покинула наши стройные ряды сразу, как только пал их предводитель. Что же, ничего другого я не ожидал — крысы всегда бегут с корабля, а не борются за его живучесть.
Остальные наёмники встретили мою победу одобрительными криками. В обморок от восторга, конечно, никто не упал, однако я только что подтвердил те слухи, которые ходили обо мне в городе. И это должно было дополнительно укрепить мой авторитет.
— Лихо! — послышалось из толпы. — А я ить говорил, что лопнет этот волдырь, никуда не денется...
— Зря он не поверил, что парнишка Висельника завалил, ох зря! — добавил кто-то другой.
— Будет дураку урок, — усмехнулся коротышка Ворс. — Хотя дурака учить — только портить...
Я вытащил из кошеля графскую билью и поднял металлический шарик над головой — так, чтобы видели все.
— Это был последний раз, когда тот, кто напал на меня, уходит живым, — я говорил громко и уверенно. — Следующий, кто решит испытать удачу, умрёт. А если я вдруг не справлюсь сам, то мне обязательно помогут.
Я кивком указал на неподвижные металлические фигуры, поблескивающие на солнце в сотне метров от нас.
Разумеется, големы, охранявшие подъём к графскому замку, не стали бы выполнять мои приказы. Но кто из присутствующих об этом знал? Люди видели билью в моих руках и этого было вполне достаточно, чтобы если не напугать их, то хотя бы заставить задуматься о возможных последствиях.
— Уходит, говоришь? — хохотнул Ворс. — Чёт незаметно, чтобы Альтиф куда-то шёл... Лежит себе, облаками любуется, никуда не спешит.
Наёмники поддержали слова товарища гоготом.
Альтиф действительно никуда не ушёл. Он лежал на мостовой — жалкий, побитый и никому не нужный. От былого лоска и величавой надменности не осталось даже следа. Не человек, а наглядный пример знаменитого латинского изречения о недолговечности мирской славы.
Из толпы вышел «трезвенник». Он шагнул ближе ко мне, склонил голову и торжественно произнёс:
— Йоганн, копейщик. Был десятником в кондотьерском отряде. В битве на реке Орш наша тысяча смогла остановить дюжину гвардейцев барона Дюпре.
Я кивнул. Слова мужчины звучали очень солидно.
Пусть я ничего не знал ни о битве на реке Орш, ни о бароне Дюпре, но двенадцать гвардейцев представляли собой серьёзную силу. Марк говорил, что каждый из них стоил не меньше сотни обычных воинов... Что же, боец, переживший такую мясорубку, однозначно был полезен для отряда.
Особенно в свете того, что мне вскоре предстояло столкнуться с гвардейцами лицом к лицу.
— Ворс, — вслед за «трезвенником» из толпы вышел коротышка. — Пикинёр. С гвардейцами не бодался, но в заднице побывать пришлось...
Он приложил кулак к груди и кивнул. Я ответил тем же.
— Жаль, что ты там и не остался, — с кривой усмешкой сообщил огромный светловолосый детина. Его лицо ровно пополам разделял тонкий вертикальный шрам. — Лин. Молотобоец.
— Остался бы, — оскалился Ворс. — Но твоя мамаша тебя как раз рожать засобиралась. Кто же знал, что ты не из той дырки полезешь?
Наёмники загоготали, и громче всех смеялся сам Лин.
Стоило этим троим представиться, как на меня со всех сторон посыпались имена, воинские звания, специализации и детали биографии.
— Варкис, десятник, щитоносец.
— Жиль, копейщик, участвовал в «Большой прогулке» по землям варлогов...
— Бэзил, мечник.
— Зип, младший капрал, мечник.
— Вилис, копейщик, служил в ополчении Священного имперского города Костахена.
Я внимательно рассматривал окружавших меня людей, запоминая имена и особенности внешности. Плох тот командир, который путает своих бойцов. Или что ещё хуже, вообще не знает, как их зовут.
Наёмники спешили рассказать о себе. Кратко, буквально несколькими фразами, они описывали собственные жизни, а затянувшиеся раны служили иллюстрациями к их словам. Разные судьбы, разные лица, разные шрамы.
Я снова поднял кулак над головой, призывая бойцов к тишине. Знакомиться с личным составом вот так — скопом, было неправильно...
Висельник выделил мне место для проведения «собеседований» на заднем дворе трактира — туда можно было пройти прямо с улицы.
На относительное небольшой — десять на десять метров — площадке стояли пустые бочки из-под пива и покосившиеся столы с лавками. Дождь, солнце и ветер пока не успели превратить их в труху, но состояние мебели оставляло желать лучшего. Впрочем, мы здесь не банкет в честь визита английской королевы собирались устраивать, а наёмникам на такие мелочи было плевать.
В углу находилась лестница, ведущая с заднего двора сразу на второй этаж трактира. Под ней, в теньке, я и расположился. Хорошее место: и прохладно, и отступить можно, случись чего. Не то чтобы обстановка предполагала обострение ситуации, но лучше быть готовым ко всему.
Люди подходили ко мне по одному, присаживались за стол, рассказывали о себе и отвечали на вопросы.
Я не спрашивал ничего особенного, не давил, не пытался запутать или сбить с толку — просто собирал первичную информацию и следил за реакцией собеседников. Самый обычный разговор мог многое рассказать о человеке. Поза, взгляд, манеры — всё это служило объектом для анализа.
С теми, кто сильно нервничал, путал слова или откровенно врал, приходилось прощаться сразу. Мне нужны были уверенные в себе бойцы, а не лжецы или нюни. Благо на сорок с лишним человек таких оказалось всего четверо.
На меня вылился поток сведений о людях, местах, событиях. Я узнал десяток новых топонимов, сотню дат и тысячу фактов — причём все эти данные прятались между слов или тонули в океане подробностей, которыми не скупясь делились говорливые наёмники.
«Я ходил под знамёнами курфюрста Кумбурленского... Большая прогулка — так потом назвали наш поход. Ох и настрадались от нас варлоги... Ящеры свои дома из таких полых брёвнышек собирают — они лёгкие и прочные, но горят — залюбуешься. Самые высокие полыхали так, что, поди, из столицы столбы пламени видно было...»