Этот мир не выдержит меня
Шрифт:
Нужно разорвать дистанцию, иначе мне конец. Драться с такой травмой невозможно.
Я отпрыгнул назад и замер рядом с камерой Хольда, прижав повреждённую руку к груди. Кисть налилась свинцовой тяжестью, и уже через доли секунды стало понятно — то, что мне казалось болью раньше, было лишь лёгким и почти приятным покалыванием.
Страдание. Чистое, незамутнённое и практически невыносимое, но длившееся всего мгновение — оно показалось мне длиннее всей прошлой жизни. На глазах выступили слёзы, однако итогом этого аттракциона мучений стало полное исцеление — теперь
— Что это было? — спросил я у старика, взмахнув рукой.
— Твой дар… Силы стало так много, что она начинает бить через край, — в голосе Хольда почему-то не было и нотки радости.
Наоборот, теперь он смотрел на меня как на покойника, который по какому-то глупому недоразумению ненадолго выбрался из могилы. Похоже, открывшаяся так вовремя способность к регенерации в перспективе не несла в себе ничего хорошего…
Кербер не дал мне возможности загрузиться лишними мыслями — он в очередной раз прыгнул вперёд, вынудив уйти с линии атаки.
— Уска-паткар-банду!
Минус ещё одна лапа.
Голем упал и прокатился по полу, оставив после себя блестящий ледяной след, однако почти сразу снова бросился в бой.
— От его тела отходит какая-то… верёвка, — выдохнул я, увернувшись от нового броска. — Почти невидимая… Что это?
— Часть контура силы, — совершенно безжизненным тоном произнёс старик. Похоже, моё внезапное исцеление опечалило его куда сильнее, чем можно было предполагать.
— Что будет, если я его перерублю?
— Голем разрушится…
— И ты не мог заказать мне об этом раньше? — возмутился я.
— Ты не должен видеть структурные элементы ауры… — пробубнил старик. — Хотя всё это уже не имеет никакого значения…
Хольд смотрел в одну точку совершенно пустым взглядом. Видимо, он уже списал меня со счетов и теперь просто ждал, когда всё закончится.
— Не дождёшься, старый хрыч!
Я сосредоточился на контуре силы, выбрав его в качестве цели для заклинания. Уска-паткар-банду! Тонкий багровый хомут захлестнул «провод», после чего тело голема покрылось сетью ветвящихся трещин. Кребер, будто бы осознав, к чему всё идёт, предпринял последнюю отчаянную попытку достать меня — свернувшись в клубок и перекрыв почти весь коридор, он покатился вперёд, словно огромный и нелепый шар для боулинга.
Сжав кулаки, я усилил давление. Мощь, распиравшая меня изнутри, устремилась на волю и буквально через мгновение «провод» со звоном лопнул, как перетянутая струна гитары. Кербер тут же распластался по полу, замер на секунду, после чего разлетелся на миллион мелких осколков. Невредимым остался только скелет из живостали.
Всё закончилось неожиданно быстро. Я победил, но насладиться победой уже не мог.
Внутри меня раздувался магический пузырь, рвавший мышцы и ломавший рёбра. Ослабевшие ноги подкосились — я упал и пополз к камере Хольда, цепляясь за выбоины в полу скрюченными от боли пальцами.
— Что со мной? — слова давались с большим трудом, но старик каким-то чудом сумел меня понять.
— Ты умираешь… — Хольд смотрел с жалостью. — Я много раз видел, как это происходит. Твой дар разбушевался и никому уже не под силу обуздать его.
— Ты инквизитор? — прошептал я, прижавшись лбом к камню. Ледяной холод подарил секунду облегчения, но потом боль вернулась.
— Был им. Теперь я отступник… Но всё это уже не имеет значения. Я не смогу ничем тебе помочь, и ты умрёшь.
— Спасибо, это я уже слышал…
— Я не думал, что всё произойдёт так быстро, — в голосе Хольда чувствовалась неподдельная тоска. — Я надеялся, что чёрный клинок сможет замедлить процесс… Он потихоньку тянет силы изо всех, у кого дар не обрамлён печатью…
Голова кружилась от хоровода мыслей. Чёрный кинжал — оружие инквизитора. Вот почему с его помощью я сумел одолеть Лэйлу — клинок выпил из неё всю силу…
— То зерно, которое ты поглотил, приблизило шторм… Сейчас ты чувствуешь, как тебя распирает изнутри? — спросил Хольд и продолжил сразу, не дожидаясь ответа: — Слишком много магии, слишком много силы… Так много, что она даже лечит раны, но это просто агония… Бурю уже не остановить.
— Посмотрим, — просипел я, кое-как вытащив чёрный кинжал из-за пояса.
Обессиленная ладонь с трудом обхватила витую рукоять. Я поднёс отполированную сталь к предплечью и вонзил клинок в плоть.
— Что ты делаешь? — с волнением спросил Хольд.
— Сливаю излишки… — выдавил я из последних сил.
Рука будто бы превратилось в полено, которое сперва хорошенько отходили топором, а затем бросили в огонь. Меня замутило. Глаза стали закрываться сами собой.
Рана пыталась затянуться под действием бушевавшей внутри тела мощи, но её края превращались в пепел, стоило им коснуться чёрного клинка. Я чувствовал, как кинжал тянет из меня силу, вместе с которой уходило и сознание. Отрубаться нельзя, иначе — смерть.
— Феликс! Открой глаза!!!
Я слышал слова Хольда через пелену, застилавшую уши.
— Феликс! Вытащи кинжал!! Он убьёт тебя!
Темнота давила со всех сторон, заглушая звуки и замедляя биение сердца. Это конец. Перед глазами вспыхнул неправдоподобно яркий салют, состоявший из воспоминаний и расплывчатых образов. Мама. Отец. Детский дом. Настенька…
Кадры из прошлого сменяли друг друга с бешеной скоростью. Я чувствовал, что финал уже близок, но эта предсмертная карусель вдруг остановила свой разбег, явив напоследок не самую приятную картинку — рябую рожу старшего сержанта Вереенко. Когда-то он гонял новобранцев в учебке, а теперь почему-то провожал меня в последний путь.
— Тяжело, боец? — ласково спросил он. — Не отвечай, знаю, что тяжело…
Я будто бы перепрыгнул на десятки лет назад. Снова солнце печёт шею, снова мокрая от пота хэбэшка липнет к телу, снова на руке висит сдохший на марш-броске товарищ, которого нужно тащить до располаги…
— Ты приляг, отдохни, глазёнки закрой, а мы, если что, без тебя повоюем… — губы Вереенко растянулись в доброй улыбке, которую сразу же сменил оскал: — Ты охренел, товарищ солдат? Ты десантник или говно на подошве??? Сожми жопу в кулак и вперёд!!!