Этот неистовый русский
Шрифт:
Эта война мало походила на лакированные литографии. Прежде всего поражал чудовищный смрад войны. Он включал в себя всё — кислый запах отстрелянного пороха и вонь от неубранных разложившихся трупов.
Не было ни лихих атак, ни барабанов, ни развёрнутых знамён. Был смрад, тяжёлые немецкие снаряды, жидкая грязь окопов и дождь, шедший неделями.
Пока на участке третьей роты было спокойно. Австрийцы воевали словно нехотя. Аркадий быстро сошёлся с офицерами, все они были не кадровыми. Ротный — бывший студент, командир первой полуроты —
Аркадий рисовал. Он делал карандашные наброски офицеров, солдат, пленных. Ведь кончится когда-нибудь война. И тогда он расскажет о ней всю правду.
А за эти месяцы он хорошо узнал эту правду. Прав был Ильин, прав был попутчик-подполковник. Ни ему, ни солдатам война не нужна.
Аркадий до боли сжал зубами свисток. Через несколько секунд атака. Первая в его жизни. В сером рассветном небе лопнула ракета. Пора. Он свистнул, рванул наган из кобуры и выпрыгнул на бруствер. Сзади охрипшие голоса выдавили «ура!» и побежали за ним по полю.
Впереди заплясали огоньки. «Стреляют», — мелькнула мысль. И тут же пришла уверенность, что ничего с ним не случится.
— За мной! — закричал он, и непонятный восторг мурашками пробежал по спине.
Сзади топали сапоги. Кто-то рядом вскрикнул. До австрийских окопов несколько метров. Вот они.
Аркадий прыгнул, выстрелил из нагана в чьё-то перекосившееся от страха лицо. Вспышка, пуля обожгла лицо. «Кажется мимо». И снова из нагана. Теперь вдоль окопов. Он видел спины своих солдат, работающих штыками по-мужицки, словно вилами.
— Ваше благородие, бегут австрийцы!
Всё! Окопы наши!
— Поздравляю прапорщика с первой наградой. — Полковник прикрепляет к его шашке алый темляк — «клюкву», первый боевой орден — Анну 4-й степени.
И опять окопы, опять перестрелки и артналёты — позиционная война.
— Ваше благородие, к командиру роты…
В землянке у ротного уже находился Сомов, на столе карта.
— Завтра наступление, ровно в шесть утра. Учтите, господа, что на нашем участке австрийцев сменили немецкие егеря. Так что глядите в оба!
Из первой линии окопов немцев выбили без труда.
Аркадий бежал впереди полуроты. Внезапно высота ощерилась огнём. Завизжала шрапнель. Аркадий обернулся. Полурота откатывалась назад, оставляя на земле убитых.
— Вперёд! За мной! — Аркадий махнул наганом в сторону высоты.
Внезапно что-то сильное оторвало его от земли, подбросило. Он почувствовал щекой холодную грязь, и наступила темнота.
Очнулся он в немецком госпитале. Ему повезло. Он попал в офицерский лагерь в Лотарингии. Совсем близко от границы Франции. Каждое утро, как только зажили раны, Харлампиев занимался гимнастикой и обливался ледяной водой. Он ждал, когда вернутся силы, чтобы бежать. Через фронт во Францию…
…Часовой уже в двух шагах. Ноздри Аркадия уже чувствуют запах дешёвого табака. Вот он подошёл к углу.
Удар!
Голова солдата дёрнулась, лопнул лакированный ремешок каски. Путь свободен. Аркадий перешагнул через неподвижное тело и скрылся в темноте.
ПОД ЧУЖИМ ИМЕНЕМ
Ранней была четвёртая военная весна на Западном фронте. Бесконечные дожди, зарядившие в середине марта, размыли землю. Жидкая, вязкая грязь остановила войну. Выдохшиеся в бесплодных атаках армии отсиживались в мокрых окопах, отдыхали. Солдаты радовались дождю, давшему им небольшую передышку, увеличивающему их шансы выжить в этой опостылевшей и ненужной им войне.
И в этот день, как и вчера, начался дождь. Начался, словно услышал тысячи молитв, просивших бога послать его. Сидеть в мокрых окопах всё же значительно лучше, чем гибнуть на сухой от солнца нейтральной полосе.
Рядовой первого класса 17-го линейного полка французской армии парижанин Поль Матье заступал на пост ровно в полночь.
Капрал — разводящий, невыспавшийся и злой, на прощание ткнул Поля кулаком в бок.
— Смотри, Матьё, боши не спят, если же ты вздумаешь дремать на посту, я поломаю тебе рожу, верблюжий недоносок.
Поль промолчал. Ему было лень ругаться с капралом.
— Понял?
— Ладно, следи за собой, когда пойдёшь в сортир.
— Ну, ну, ты!
Он слышал, как прочавкали в окопе шаги разводящего. Сейчас капрал залезет в блиндаж, закурит трубку… Чертовски хотелось курить. А может, попробовать? Нет, опасно. Командир роты капитан Перье лазит по окопам. Увидит — не вылезешь из ночных дежурств.
Внезапно дождь прекратился. Сырой ветер с моря разогнал тучи. Над окопами повисла луна, огромная, как фонарь на площади Этуаль.
Поль, прислонившись к стене траншеи, сосал пустую трубку. Тишина.
До смены далеко. Часа полтора ещё. А может, присесть на дно траншеи и попытаться раскурить трубку?
И вдруг… Он почувствовал всем существом своим, что в этой ночи есть ещё кто-то. «Немецкая разведка?»
Поль отошёл на несколько шагов вглубь траншеи и взял винтовку на изготовку.
Точно, ползут! Он уже отчётливо слышал, как чавкает грязь под тяжестью человеческого тела. Горячая волна ярости захлестнула его, он повёл стволом в сторону шума и выстрелил.
Грохот винтовки разорвал ночную тишину. Траншея ожила. Раздались свистки сержантов, обрывки команд, топот сапог и звон оружия.
— Первая рота, в ружьё!
На левом фланге, словно спросонья, лихорадочно забился пулемёт.
К Полю подбежал сержант Боригар.
— Что там, Матьё?
— Ползут, сержант… — Поль не успел договорить, как почти у самого окопа услышали срывающийся голос.
— Не стреляйте, не стреляйте! Я русский офицер. Бежал из плена.
— Русский офицер? — удивился сержант. — Ползите сюда. А вы, ребята, будьте наготове, знаю я эти штучки бошей!