Этот неподражаемый Дживс
Шрифт:
– Ничего особенного, у меня это врожденное… Крупные капли пота катились у меня по лбу. В жизни не попадал в более идиотское положение.
– В столовой слишком жарко? – участливо спросил он.
– Нет-нет, что вы. Ничуть,
– Значит, дело в перце. Если есть изъян в искусстве моей поварихи – хотя я в этом сомневаюсь, – то это склонность излишне педализировать перцовую ноту в мясных блюдах. Кстати, как вы находите ее кухню?
Я обрадовался, что разговор ушел от моего вклада в сокровищницу мировой литературы, и с воодушевлением воспел хвалу ее
– Рад это слышать, мистер Вустер. Я, возможно, слишком пристрастен, но, по-моему, эта женщина – гений.
– Вне всякого сомнения!
– Она служит у меня семь лет и за все время ни на йоту не опускала планку высочайших кулинарных стандартов. Разве что однажды, зимой семнадцатого года, придирчивый гурман мог бы упрекнуть ее в недостаточной воздушности соуса. Но тот случай особый. Тогда на Лондон было совершено несколько воздушных налетов, и они не на шутку напугали бедную женщину. Однако в этом мире за все удовольствия надо платить, мистер Вустер, и я в этом смысле не исключение. Семь лет я жил в постоянном страхе, что кто-то переманит ее к себе на службу. Я знал, что она получала подобные предложения – и весьма щедрые. Можете представить себе мое смятение, мистер Вустер, когда сегодня утром гром все-таки грянул. Она официально известила меня об уходе.
– О господи!
– Ваше участие лишний раз свидетельствует о выдающихся душевных качествах автора «Алой розы лета». Но я счастлив вам сообщить, что худшее позади. Дело только что улажено. Джейн остается.
– Молоток!
– Действительно, молоток – хотя я не знаком с этим выражением. Не помню, чтобы оно попадалось мне на страницах ваших произведений. Кстати, возвращаясь к книгам, должен признать, что наряду с пронзительной трогательностью повествования на меня огромное впечатление произвела ваша жизненная философия. Лондон весьма и весьма выиграл бы, мистер Вустер, если бы в этом городе жило побольше таких людей, как вы.
Это заявление полностью противоречило жизненной философии тети Агаты: она никогда не упускала возможности подчеркнуть, что именно из-за таких типов, как я, Лондон становится все менее и менее подходящим местом для жизни нормальных людей.
– Позвольте вам сказать, мистер Вустер, что я восхищен вашим полным пренебрежением пережитками одряхлевшего общественного строя. Да, восхищен! У вас достало широты взгляда заявить, что общественное положение – лишь штамп на золотом и что, если воспользоваться замечательными словами лорда Блетчмора из «Фабричной девчонки», «каким бы низким ни было происхождение женщины, если у нее доброе сердце – она ничем не хуже самой знатной дамы».
– Я рад. Вы действительно так считаете?
– Да, мистер Вустер. Стыдно признаться, но было время, когда я, подобно многим другим, был рабом идиотских предрассудков, придавал значение классовым различиям. Но с тех пор, как прочел ваши книги…
Можно было не сомневаться. Это была очередная победа Дживса.
– Значит, вы не видите ничего предосудительного в том, что молодой человек, занимающий высокое общественное положение, женится на девушке, принадлежащей к так называемым «низшим классам»?
– Совершенно ничего предосудительного, мистер Вустер.
Я сделал глубокий вдох, чтобы сообщить ему радостную новость:
– Бинго – ну знаете, ваш племянник – хочет жениться на официантке.
– Это делает ему честь, – сказал старый Литтл.
– Вы его не осуждаете?
– Наоборот, одобряю.
Я сделал еще один глубокий вдох и коснулся меркантильной стороны вопроса.
– Надеюсь, вы не сочтете, будто я лезу не в свое дело, но… э-э-э… как насчет… этого самого? – выговорил я.
– Боюсь, что не совсем вас понимаю.
– Ну, я имею в виду его содержание и все такое. В смысле денег, которые вы так любезно ему выплачиваете. Он рассчитывает, что вы ему немножко подкинете сверх прежней суммы.
Старый Литтл с видом глубокого сожаления отрицательно покачал головой:
– Увы, это невозможно. Видите ли, в моем положении приходится экономить каждый пенни. Я готов и впредь выплачивать племяннику прежнее содержание, но никак не смогу его увеличить. Это было бы несправедливым по отношению к моей жене.
– Жене? Но ведь вы не женаты!
– Пока нет. Но я рассчитываю сочетаться браком в самое ближайшее время. Женщина, которая в течение стольких лет так замечательно меня кормила, сегодня утром оказала мне честь и приняла мое предложение руки и сердца. – Его глаза торжествующе сверкнули. – Теперь пусть попробуют у меня ее отнять! – с вызовом произнес он.
– Молодой мистер Литтл несколько раз пытался связаться с вами по телефону, сэр, – сообщил мне Дживс, когда вечером я вернулся домой.
– Ничего удивительного, – сказал я. – Вскоре после обеда я отправил ему с посыльным записку, в которой изложил результаты переговоров.
– Мне показалось, он чем-то взволнован.
– Еще бы! Кстати, Дживс, призовите на помощь все ваше мужество, стисните зубы: боюсь, у меня для вас плохая новость. Этот ваш план насчет чтения книжек старому Литтлу дал осечку.
– Книги его не переубедили?
– В том-то и беда, что переубедили. Дживс, мне очень неприятно вам это говорить, но ваша невеста – мисс Уотсон, словом, эта повариха, – так вот, она, если выразиться кратко, предпочла богатство скромному достоинству, если только вы понимаете, что я имею в виду.
– Сэр?
– Она оставила вас с носом и выходит замуж за старого Литтла.
– В самом деле, сэр?
– Вы, я гляжу, не слишком расстроены.
– Честно говоря, сэр, я предвидел подобный поворот событий.
Я взглянул на него с удивлением:
– Тогда чего ради вы сами предложили этот план?
– Сказать по правде, сэр, я ничего не имею против разрыва дипломатических отношений с мисс Уотсон. Более того, я этого очень даже хочу. При всем бесконечном уважении, которое я питаю к мисс Уотсон, я давно понял, что мы не подходим друг другу. Так вот, другая юная особа, с которой у меня достигнуто взаимопонимание…