Этот прекрасный сон
Шрифт:
Я закрыл дверь и заспешил на свое место, с трудом сдерживая себя, чтобы не побежать трусцой – так мне не терпелось начать наш вечер. Заведя машину, я поежился: из колонок грянула «Эй-си-ди-си».
– Переключи, если хочешь, – пробормотал я, протягивая руку к плееру и уменьшая звук.
– Нет, мне нравится эта группа.
Выруливая со стоянки, я чувствовал на себе взгляд Эйвери. Когда мы проезжали мимо Деб, она провела пальцем по горлу, показывая, что меня ожидает, если я обижу ее подругу.
– Так… куда мы едем?
Я прокашлялся и,
– Ты проголодалась?
Эйвери кивнула.
Я понятия не имел, что ей нравится, но наше свидание могло оказаться первым и последним, поэтому мне хотелось включить в программу все. Эйвери взглянула на заднее сиденье и заулыбалась еще шире:
– Надеюсь, ты не сам готовил?
– Разве ты не видишь, что брови до сих пор при мне?
Когда Эйвери удивленно на меня посмотрела, я опять прокашлялся, внезапно занервничав. Я ехал на свидание с девушкой, которой нравились мужчины вроде Розенберга. Правильно: я должен был удвоить усилия.
– Нет, мэм. Сам я не готовил. Не сегодня.
Мы выехали из города и покатили по деревенским дорогам среди невысоких холмов. Когда я остановился у задних ворот автосвалки Бада, Эйвери напряглась и вытянула шею, оглядывая бесконечные ряды искалеченных машин:
– Я так и знала. Ты привез меня сюда, чтобы убить.
Рассмеявшись, я припарковался и выключил двигатель. Как только мои фары погасли, луч яркого света упал на белую простыню, абы как наброшенную на груду искореженного металла.
– Идем. – Открыв свою дверь, я взял с заднего сиденья таинственную коробку и другую простыню, похожую на ту, что висела перед нами.
Эйвери, поколебавшись, тоже вышла из машины. Я расстелил ткань на клочке травы перед машиной и сел.
– Я подумал, что, раз мы оба не любим, когда чья-то болтовня мешает нам смотреть кино, это для нас почти идеальный вариант. На целых тридцать акров вокруг ни души.
– Сказал серийный маньяк, – отрезала Эйвери.
Я поджал губы, но обижаться на нее, когда она так на меня смотрела, было трудно.
– Здесь никто не будет разговаривать.
Эйвери моргнула и, кивнув, огляделась по сторонам.
– Ты, Джош, и правда очень предусмотрительный.
Мы помолчали, слушая, как где-то вдалеке трещат сверчки.
– Погоди, – усмехнулся я. – Еще не все готово. – Когда я вытащил из коробки завернутую в полиэтилен тарелку с пирогом миссис Чиприани, у меня заурчало в животе. – После фильма выберешь себе машину.
– Что? – Эйвери сморщилась, окинув взглядом горы ржавого хлама.
– Не обращай внимания на вид. Я могу починить любую так, что будет как новая. Они, наверное, не раз переходили из рук в руки, но если отнестись к ним с любовью, они ответят тем же. Тебе нужно что-то, что тебя защитит. А не какая-нибудь дорогая, но ненадежная ерунда.
Эйвери приподняла брови:
– Мы по-прежнему говорим об этих машинах?
Меньше всего мне хотелось напоминать ей о Розенберге. Я представлял себе, как выгляжу в сравнении с ним и ему подобными –
– Ну да. А еще мы собирались составить список вещей, которые ненавидим. Помнишь?
– Тут все просто, – рассмеялась Эйвери. – У меня следующий пункт – Рождество.
– Не любишь праздновать день рождения малыша Иисуса?
Она фыркнула:
– Нет, мне просто не нравятся приготовления к нему. Потом все равно что-нибудь обязательно идет не по плану.
– Жизнь – вообще малопредсказуемая штука, – согласился я. – Но объясни поподробнее: нетрудно догадаться, что за этим твоим заявлением стоит какая-то детская травма.
– После… – Улыбка исчезла с ее лица, и она мысленно унеслась куда-то очень далеко. – В последнее время я встречаю Рождество в одиночестве. Думаю, не стоит говорить об этом на первом свидании.
– А как было раньше?
– Моя мама была еврейкой. Другие дети в школе не переставая болтали о елках, и я им, наверное, немножко завидовала, – призналась Эйвери.
Ее губы сжались, но через секунду она расхохоталась, и смех эхом разнесся по свалке автомобильного хлама. Это оказалось заразным: скоро у меня самого заболели щеки от улыбок.
Я раскрыл рот, чтобы спросить еще что-нибудь, но фильм начался, и мы оба повернулись к импровизированному экрану. Я откинулся назад, опершись на локти, а Эйвери прилегла на бок. Заглянув под целлофан, она увидела на тарелке домашний яблочный пирог и расплылась в широкой улыбке. Как и у меня, у нее не было постоянного распорядка дня. И она тоже жила одна. Значит, ей часто приходилось, сидя перед телевизором, поедать ужин, принесенный из ресторана.
– Вот за это спасибо.
Она попробовала пирог и блаженно замычала.
Еще ни одна женщина не казалась мне такой прекрасной, как Эйвери, сидящая на старом покрывале посреди свалки, причем с радостной улыбкой на лице.
– Куинн, когда приставал к тебе, обещал кусок маминого пирога. Будет справедливо, если ты его получишь. Только верни тарелку, а то миссис Чиприани меня убьет.
Эйвери хихикнула, прикрыв рукой набитый рот, и нотки ее смеха украсили песню сверчков.
Глава 7
Эйвери
– Прекрати, – потребовала Деб.
– Не могу.
– Прекрати, а то я сбрею все волосы со своего тела и пришлю их тебе.
Я развернулась в кресле. Стоя возле микроволновки, моя подруга с раздражением смотрела на меня. В комнате отдыха персонала смешивались всевозможные сильные запахи, причем ни один из них не казался аппетитным. Я хрустела бутербродом с арахисовым маслом, джемом и яблочными дольками. Это было единственное, что доживало в моем шкафчике до обеденного перерыва. Деб разогревала нечто похожее на пластиковый муляж курицы с брокколи, картофельным пюре и подливой, а Майклз сидела в углу, потягивая диетическую колу.