Этюд в багровых тонах. Приключения Шерлока Холмса
Шрифт:
Не имея никаких сколь-нибудь определенных планов, я был согласен поступить в армию, на флот, на службу в Индию, лишь бы занять вакансию. Но, совершив поездку на грузовом судне вдоль западного берега Африки, я в конце концов завел практику в Плимуте, [а затем перебрался в Саутси].
Неделю я потратил на осмотр пустующих домов и наконец решил снять за 40 фунтов в год Буш-виллу, которую любезный хозяин ныне переименовал в Дойль-хаус. На аукционе в Портси я накупил мебели – возможно, даже не из вторых, а из десятых рук – примерно на 4 фунта. Ее хватило на все мои нужды, и я сумел обставить кабинет для приема пациентов: три стула, стол, ковер в центре комнаты. Для верхних комнат были куплены какая-никакая кровать и матрас. Я повесил привезенную из Плимута табличку, купил в кредит красный фонарь – сделал все чин по чину. Под конец у меня осталось два-три фунта. О слугах, конечно,
В то время я поместил несколько рассказов в «Лондон сосайети» – журнале, который нынче не издается, но тогда процветал под руководством некоего мистера Хогга. В апрельском номере 1882 года вышел мой рассказ «Кости», ныне благополучно забытый, в предыдущем, рождественском номере – «Блюменсдайкский каньон»; оба были слабым подражанием Брету Гарту. К этим рассказам, вкупе с упомянутыми выше, и сводилась вся моя тогдашняя литературная продукция. Я объяснил мистеру Хоггу свое положение и сочинил для его рождественского номера новую повесть – «Убийца, мой приятель». Хогг показал себя молодцом и прислал мне 10 фунтов, которые я отложил, чтобы оплатить аренду за первые три месяца. Годом позднее я уже не был им так доволен, поскольку он заявил полные авторские права на эти незрелые вещи и опубликовал их книгой с моим именем на обложке. Будьте на страже, молодые авторы, будьте на страже, иначе узнаете, что самый злостный ваш враг – это ваше прежнее «я»!
Тогда мне еще не приходило в голову, что можно жить за счет литературы, а не только от случая к случаю зарабатывать себе карманные деньги, хотя она уже начала определять мое существование: без нескольких фунтов, которые мне прислал мистер Хогг, я бы либо сдался, либо умер с голоду, а так можно было все прочие скромные поступления тратить на еду.
Неделя шла за неделей, перекинуться словом было не с кем, и я начал уже тосковать по домашнему кружку в Эдинбурге и задумываться о том, не пригласить ли кого-нибудь из родных в свой восьмикомнатный дом. Из девочек кто-то устроился гувернанткой, а кто-то учился этой профессии, но оставался еще малолетний брат Иннес. Если я его заберу, то облегчу жизнь и матери, и себе. Так и было устроено, и в один прекрасный вечер я обрел себе компаньона – мальчика в коротких штанишках, которому только-только пошел одиннадцатый год. Причем компаньона такого веселого и занимательного, что лучше и не пожелаешь. Скоро я нашел для него хорошую дневную школу и наша жизнь окончательно наладилась. Ему очень нравилось смотреть в Портсмуте на солдат, и его наклонности прирожденного лидера и руководителя ясно указывали на будущую карьеру. Мог ли я предвидеть, что мой брат заслужит отличия на величайшей из войн и умрет в цвете лет – но не прежде, чем узнает о полном разгроме противника? Однако даже в ту пору мысли наши были сосредоточены на войне, и я помню, как мы под дверью конторы местной газеты дожидались сведений о том, чем завершилась бомбардировка Александрии.
Некоторое время мы с Иннесом жили уединенно, деля между собой домашние труды и по вечерам, для моциона, совершая длительные прогулки. Потом меня осенила идея, и я поместил в вечерней газете объявление: предоставлю первый этаж дома тому, кто возьмется вести наше хозяйство. С тех пор мы избавились от хлопот на кухне и зажили совсем благополучно.
В 1885 году брат уехал от меня в частную школу в Йоркшире. Вскоре после этого состоялось мое бракосочетание. Женитьба оказалась во многих отношениях поворотным пунктом моей биографии. Холостяк, в особенности неоднократно менявший место жительства, легко приобретает богемные привычки, и я не был исключением. До тех пор главной моей целью была медицинская карьера. Но когда жизнь сделалась более размеренной, появилось сознание ответственности, естественным образом созрел ум, и литератор стал преобладать над медиком, чтобы в конце концов вытеснить его полностью.
Первый литературный успех
В предшествовавшие женитьбе годы я время от времени сочинял рассказы, которые были достаточно хороши, чтобы получать за них какие-то гроши (в среднем четыре фунта за штуку), но недостаточно хороши, чтобы их перепечатывать. Они рассеяны по страницам «Лондон сосайети», «Круглого года», «Темпл-Бар», «Бойз оун пейпер» и прочих журналов. Там пусть и остаются. Они сослужили службу, хоть немного облегчив вечное бремя финансовых забот. Из этого источника поступало не более 10–15 фунтов в год, так что идея зарабатывать литературным трудом никогда не приходила мне в голову. Я ничего не выдавал, однако же накапливал. У меня до сих пор хранятся записные книжки, куда я заносил всякого рода сведения, собранные в это время. Большая ошибка – приступать к разгрузке, едва успев принять на борт груз. Благодаря своей медлительности и другим особенностям характера я этой опасности избежал.
Примерно через год после женитьбы я осознал, что могу без конца писать рассказы, но вперед так и не продвинусь. Требуется главное: чтобы твое имя стояло на корешке книги. Только таким путем ты утвердишь свою личность и получишь оценку своего труда. В 1884 году я начал писать приключенческий роман, который назвал «Торговый дом Гердлстон». Это была моя первая попытка создать связное повествование. За исключением нескольких отрывков, книга никуда не годится; она грешит подражательностью, как бывает обычно с первыми пробами пера, разве что автор одарен особым оригинальным талантом. Я подозревал это тогда, впоследствии же увидел ясно. Когда издатели отвергли мой роман, я согласился с их решением, и после нескольких путешествий в город потрепанная рукопись нашла себе место в дальнем углу ящика письменного стола.
Я почувствовал, что способен писать четче и лаконичней, как настоящий профессионал. Мне нравился Габорио с его искусно сплетенными сюжетами, а мастер расследований месье Дюпен, герой Эдгара По, с детства был одним из моих кумиров. Но что я мог привнести от себя? Мне вспомнился мой давний учитель Джо Белл, его орлиный нос, причудливые повадки, его поистине магическое искусство умозаключений. Стань он сыщиком, ему наверняка удалось бы приблизить это увлекательное, однако плохо организованное ремесло к точной науке. Не попытаться ли мне сделать это за него? Не сомневаюсь, что в реальной жизни такое возможно, так почему бы не сочинить об этом книгу? Можно ограничиться утверждением, что сыщик умен, но читателю нужны примеры – вроде тех, какие Белл демонстрировал нам каждый день в больнице.
Идея показалась мне занимательной. Как же назвать своего героя? У меня до сих пор хранится листок из записной книжки с перечнем вариантов. Можно было бы дать сыщику имя с намеком – Шарп, к примеру, или Феррет, – но мне подобный убогий прием претит. Первоначально он звался Шеррингфорд Холмс, потом сделался Шерлоком Холмсом. Описывать свои подвиги сам он не мог, нужно было придать ему для контраста товарища, личность вполне заурядную. Последнему предстояло и участвовать в приключениях, и их описывать, а значит, он должен был владеть пером и быть человеком действия. Ему полагалось обычное, без претензий, имя. Вполне сойдет, к примеру, Ватсон. Замысел сложился, и так возник «Этюд в багровых тонах».
Зная, что он написан на пределе моих возможностей, я надеялся на успех. Когда «Гердлстон» стал с регулярностью почтового голубя возвращаться ко мне, я был расстроен, но не удивлен, поскольку понимал решение издателей. Но когда та же судьба постигла книжицу о Холмсе, меня это неприятно поразило: я знал, что она заслуживает лучшего. Джеймс Пейн похвалил книгу, но нашел ее одновременно и слишком короткой, и слишком длинной, и нельзя сказать, что он был не прав. «Эрроусмит» принял рукопись в мае 1886-го и в июле вернул непрочитанной. Двое или трое других презрительно ее отвергли. Наконец я послал ее «Уорду, Локку и Ко», которые специализировались на легковесной, нередко сенсационной прозе.
«Дорогой сэр, – написали они, – мы прочитали вашу повесть, и она нам понравилась. В этом году мы ее опубликовать не можем, так как рынок в настоящее время наводнен развлекательной литературой. Но если вы не против, она полежит у нас до следующего года и мы заплатим вам за авторские права двадцать пять фунтов.
Искренне ваши
„Уорд, Локк и К°“
30 октября 1886 г.».
Предложение было не слишком привлекательное, и даже я, несмотря на свою бедность, задумался. Колебания были вызваны не столько скромным гонораром, сколько длительной отсрочкой, потому что эта книга проложила бы мне путь в литературе. Однако, пав духом из-за частых разочарований, я смирился с тем, что лучше поздно, чем никогда. Поэтому я согласился, и моя книга вышла в 1887 году как «Рождественский ежегодник Битона». Для Уорда – Локка сделка обернулась поразительной прибылью: помимо рождественского номера, они выпустили еще несколько изданий и за тот же нищенский гонорар получили ценные права на экранизацию. Мне от их конторы не поступило больше ни пенса, и, хотя по случайности именно они проложили мне путь к успеху, не думаю, что обязан Уорду и Локку особой благодарностью.