Этюд в черных тонах

Сомоза Хосе

Оставался еще каверзный вопрос, как он прознал про мои дела с Робертом, но я была уверена, что рано или поздно разберусь и с ним.

И вот еще что пришло мне в голову.

Доктор Понсонби сказал мне: «Ведите себя осмотрительно». Мистер Уидон и мои товарки впадали в беспокойство. Миссис Мюррей назвала его «колдуном»…

А что, если они боятся этой его загадочной способности? Я сталкивалась с подобным в Эшертоне: больные, которые умеют совершать в уме сложные математические вычисления или наизусть цитируют целые страницы из Библии… От этого они не становились менее сумасшедшими,

но меня все-таки бросало в дрожь. А что, если и мистер Икс из таких? Доктор Корридж утверждал, что чудесные способности возникают вследствие «необычного фронтально-френологического развития», – не знаю, как вас, но меня это объяснение оставляло ровно на том же месте.

Как бы то ни было, я его медсестра. Мой долг – заботиться о нем, а не понимать.

Вечером после ужина я вернулась к моему пансионеру, чтобы дать ему лауданум (Понсонби прописал ему несколько капель перед сном, вскоре я узнала, что он прописывает лауданум почти всем) и приготовить постель.

Я даже не подозревала, что рискую жизнью.

Ночью в комнате, по крайней мере, горела лампа на каминной полке. Свет был совсем тусклый, но при нем можно было передвигаться, не опасаясь переломать кости о какой-нибудь выступ. Поставив лекарство на ночной столик, я направилась к окну и быстро раздвинула шторы. Я была готова к схватке с чудовищем – не из храбрости, а из милосердия: больным являлся он. А я должна о нем заботиться.

– Доктор вызовет офтальмолога, он осмотрит ваш глаз, – сообщила я. – А я чуть-чуть приоткрою окно. Здесь необходимо проветрить.

Ответа дожидаться я не стала, сразу взялась за шпингалет, при этом приговаривая:

– Шум моря успокаивает, он поможет вам…

– Осторожнее, – раздалось у меня за спиной.

– Мне все равно, что вы будете говорить, сэр.

– Осторожнее, мисс Мак-Кари.

– Но поче?..

В этот миг я повернула шпингалет. Движение мое было резким, потому что механизм как будто заело, и если бы я не отвела лицо, чтобы расслышать голосок мистера Икс, то сейчас я бы вам об этом не рассказывала: язычок шпингалета, вставленный в паз, развернулся ко мне острой вытянутой полоской, похожей на лезвие ножа. Я отскочила назад, обозлившись больше, чем напугавшись.

Несчастные случаи поджидают нас в самых непредвиденных местах.

– Какой идиот приделал сюда эту штуковину?! – закричала я, не помня себя.

– Быть может, тот же самый, кто подумал, что окна в доме для душевнобольных не должны открываться с легкостью, – пояснил голос у меня за спиной. – Хотя инженерное решение, безусловно, не самое лучшее.

Да, это было объяснение. Сумасшедшие порой рассуждают с поразительной ясностью. Я оставила окно приоткрытым, морской воздух меня успокаивал. Мое любимое портсмутское море. Тихий плеск волн долетал из-за деревьев, сумерки были усеяны огнями кораблей. Утренний ливень подарил вечеру свежесть. Как может этот несчастный жить взаперти, отказывая себе в таких удовольствиях?

Я как раз собиралась постелить постель, когда снова услышала голосок за спиной:

– Вы обращаетесь со мной подчеркнуто нелюбезно, мисс Мак-Кари. «Спасибо» – вещь необязательная, однако желательная. Я только что спас вас от Шпингалета-убийцы.

– Спасибо, – отозвалась я ровным голосом, взбивая подушку.

– Ах, я подозреваю, вас расстроили мои сегодняшние наблюдения.

– Ничуть

не бывало, сэр. – Я честно пыталась придержать язык, но не смогла. Роберт любил повторять: «У тебя хватает пороху, чтобы говорить, а вот отвечать за свои слова – пороху не хватает». – Они меня не расстроили, потому что вы меня совершенно не знаете… Но… если я не ошибаюсь… или же с вами говорил кто-то, кто меня знает…

– Иными словами, вы хотите, чтобы я объяснил вам, как я это узнал.

– Нет, спасибо, я уже поняла. Вам помогает что-то фронтальное… и френологическое.

Я расслышала вздох.

– Кажется, врачи уже поделились с вами своим неведением. Иногда я чувствую себя так, словно играю в шахматы с противниками, играющими в шашки.

– Я вас не понимаю, сэр…

– Разумеется, не понимаете. На мой интеллект в мире существует несомненный спрос, поэтому я принял решение им торговать. Я предоставлю вам объяснение в обмен на две услуги.

Тихая, но ясная ниточка слов, как и всегда.

– Какие услуги? – подозрительно спросила я.

– Не будет ни открытого окна, ни глазного врача.

Я почти улыбнулась. К счастью, я стояла за креслом. Он не мог меня видеть, даже будь у него глаза на затылке.

– Окно я закрою. А вот глаз нужно осмотреть.

– Вы очень упрямая.

– Мы уже начинаем понимать друг друга. – Я занималась покрывалом, слушая его голос.

– Как вам будет угодно.

Возникла короткая пауза, потом я вновь принялась за постель.

– Я уступила вам половину. Вы тоже могли бы уступить мне половину ваших объяснений.

– Мисс Мак-Кари, половина – это и есть объяснение целиком. Но чтобы вы спокойно спали этой ночью, я скажу: как только вы вошли сюда в первый раз, я услышал, как ваши пальцы теребят платок, а в голосе вашем слышалась легкая хрипотца – так бывает у человека, которого душили, и последствия удушения еще не прошли. Запах рома и дегтя на вашем платье и гораздо более легкий запах хорошего красного вина в ваших волосах. Ужин тет-а-тет. Присутствие третьих лиц исключается попыткой удушения. Интимная обстановка. А если женщина, подобная вам, состоит в близких отношениях с подобным субъектом, это может означать только одно: она слишком низко себя ценит.

– Нет… Все это вот так вывести невозможно… – простонала я.

– Еще раз прошу вас не плакать над ковром. Пожалуйста.

Я вытерла слезы и сошла с ковра.

– Никто не может… узнать все это, просто посмотрев на человека! – не сдавалась я.

– Вам нравится театр? – неожиданно спросил мой головастый пациент.

– Ну конечно, кому же он не нравится? – Вопрос застал меня врасплох.

– Мне.

– Вам не нравится театр?

– Да.

– А при чем тут все, что мы обсуждали?

– Если вы перестанете засыпать меня вопросами, я сумею объяснить.

Я замолчала, борясь с раздражением. Голосок продолжал вещать:

– В театре все сидят и наблюдают за спектаклем. Я делаю то же самое, но мой спектакль – это люди. Ясно, что вы меня не понимаете.

Я действительно его не понимала. Единственное, что я поняла, – это что он догадался обо всех моих несчастьях, просто на меня посмотрев, и от этого я вновь разрыдалась.

– Если это вас утешит, знайте: я тоже не понимаю, почему женщины плачут по всякому поводу, – признал голос из кресла.