Этюды о природе человека
Шрифт:
Гораздо менее поэтично решение, недавно предложенное Фино1. По его мнению, смерть может огорчать нас, "если рассматривать ее только как отталкивающее небытие. Наоборот, признание ее видоизменением жизни устранит наш страх и почти заставит нас любить ее" (стр. 307).
Но что же такое это видоизменение жизни, долженствующее привести к такому утешительному результату? Это "бессмертие плоти", т.е. жизнь существ, развивающихся на счет человеческого трупа. "Труд работников смерти начинается с мух", которые нарождают червеобразных личинок, кишащих в разлагающемся теле. То самое тление, которое так пугало Льва Толстого при мысли о смерти (см. VI гл., стр. 158), для Фино становится утешительным символом. Он описывает последовательные фауны трупа и заключает: "Жизнь
1 La philosophic de la longevite. Paris, 1900.
163
Я привел этот пример, чтобы показать, до каких пределов может довести потребность в каком-нибудь решении задачи смерти и жажда какого-нибудь луча надежды против неизбежности этого конца. Очевидно, что представление о трупной фауне никогда не станет философской системой смерти. Мыслители, несомненно, предпочтут ему неопределенность. И действительно, большинство современных философов иначе рассматривает эту задачу.
Насколько могу судить, геттингенский ученый Мэйер-Бенфей в своих "статьях "Современная религия" в высшей степени точно и в то же время просто резюмировал настоящее положение задачи1. Он говорит, что невозможно допустить бессмертие души. Личность должна погибнуть целиком и неизбежно. Но точно так же, как ни один атом нашей плоти не может исчезнуть, так и "ни единая сила души нашей не может пропасть". Чем жизнь наша была полнее, тем более явные следы оставляет наша деятельность. Это соединение "индивидуальных поступков с общей жизнью человечества и составляет настоящее бессмертие, настоящую нирвану". "Единственным возможным средством преодолеть боязнь смерти, ужас небытия, является приучение ума нашего к этим мыслям, воспитание его в этом направлении".
Мэйер-Бенфей разделяет мнение пессимистов, по которому счастье никоим образом не может считаться конечной целью человечества: в этом случае весь эволюционный процесс был бы одним лишь ложным шагом. Было бы целесообразнее остановиться перед сотворением рода человеческого, потому что животные, не сознавая неизбежности смерти, конечно, счастливее человека.
"Но так как мы уже прошли путь от животного к человеку, вступили на культурную стезю, и все это не по своей воле или в силу какой-нибудь случайности, а по врожденной необходимости нашей природы, то становится ясным, что цель, к которой мы идем, - иная. Нет сомнения в том, что цель эта - царство чистой и совершенной культуры".
Уже давно была высказана мысль, что целью человечества должен быть прогресс во всех своих проявлениях. Предложено было даже несколько формул для определения того, что такое настоящий прогресс, но до сих пор не удалось этого выполнить. Термин "культура" останется столь же неясным и общим до тех пор, пока не найдут чего-нибудь определенного, его выражающего и дающего ему конкретный смысл.
Бегло рассмотрев все философские системы, так упорно изощрявшиеся разрешить задачу индивидуальной смерти, мы при
1 Die moderne Religion. Leipzig, 1902. См. также "Frankfurter Zei-tung", 19-20 Februar 1902.
№
ходим к тому выводу, что они большей частью отрицают будущую жизнь и бессмертие души. Наоборот, большинство их допускает какой-нибудь общий принцип, неопределенное, вечное начало, долженствующее поглотить в свое целое индивидуальность души. Чувствуя, что эти столь туманные мысли неспособны утешить бедное человечество, страшащееся уничтожения и смерти, философы неустанно проповедуют, насколько возможно, полное смирение. И Гюйо также, замечая, что учение его о бессмертии любви далеко не может успокоить людей, ожидающих от философов каких-нибудь слов утешения, в конце концов признает, что "так как нечего ожидать помощи перед неумолимым, ни сострадания к тому, что согласно с целым и с нашей собственной мыслью, то остается уместным одно смирение" (стр. 476).
Согласно общепринятому мнению, быть философом - значит принимать вещи так, как они есть, не слишком восставая против действительности; и в самом деле, припев всех философских систем постоянно один и тот же: преклониться перед неизбежным, т.е. смириться перед перспективой уничтожения.
Глава IX
ЧЕГО МОЖЕТ ДОСТИГНУТЬ НАУКА В БОРЬБЕ С БОЛЕЗНЯМИ
Основы экспериментального метода.- Вмешательство религий в борьбу с болезнями.- Роль болезней в обвинительном акте пессимистических философских учений.- Успехи научной медицины в борьбе с болезнями.- Переворот в медицине и в хирургии, обусловленной открытиями Пастера.- Услуги, оказанные серотерапией в борьбе с заразными болезнями.- Бессилие науки в излечении чахотки и злокачественных опухолей.- Возражения против научного развития.Ж. Ж. Руссо, Толстой и Брюнетьер.- Провозглашение банкротства науки.Возврат к религии и к мистицизму.
Младшая ветвь познавательной деятельности - наука - приступила к решению некоторых великих задач, волнующих человечество.
Только спустя долгое время после установления распространившихся между людьми мировоззрений и философских систем древнего мира скептический ум решился поставить вопрос: соответствуют ли действительности эти продукты человеческого мышления? Мало-помалу вырос скептицизм и возникла борьба между установившимися учениями и доктринальным авторитетом, с одной стороны, и научными соображениями - с другой.
Системы, определявшие отношения человека к миру, и философия Аристотеля царили уже от 15-ти до 20-ти веков, когда стали высказывать сомнения относительно настоящей цены этих учений.
Бэкон Веруламский задался вопросом, отчего все системы его времени были так неясны и оказались бессильными в объяснении мировых явлений? Причина этого не в самой природе, так как последняя, несомненно, подчинена незыблемым законам, которые могут быть предметом точной науки; причина и не в ограниченности ума тех людей, которые взялись за решение этих задач. Настоящую причину неудачи следует искать в
166
ложности или недостатках примененных методов. Чтобы помочь этому неудобству, Бэкон1 советует "обобщать медленно, переходя от частных фактов к выводам, только одной степенью обобщая их, и так далее, до тех пор пока можно будет дойти до общей формулы. Таким путем мы сможем установить не туманные и двусмысленные принципы, но ясные и точно определенные выводы, которые не будут опровергнуты самой природой".
Медленны и тяжелы были первые шаги науки, основанные на этом точном методе, который хотя и был давно предугадан, но впервые сформулирован Франциском Бэконом. Однако результаты более ранних форм познавательной деятельности еще слишком тяготели над умами для того, чтобы позволить им смело принять новый метод. Тем не менее прогресс совершился, и стало возможно приступить к сложным и трудным задачам, занимающим человечество.
Более чем за две тысячи лет до возникновения точной науки формулировал Будда главные недовольства рода человеческого. "Вот, о монахи, святая истина о страдании, - провозгласил он в своей проповеди в Бенаресе, - рождение есть страдание, старость - страдание, болезнь - страдание, смерть - страдание..." и т. д.
Медленно и постепенно, следуя от частного к общему, наука отважилась приступить только к наименее трудному из четырех, т.е. к болезни.
В буддийской легенде, приведенной в главе 6, вид больного "с ослабленными чувствами, тяжелым дыханием, высохшими членами, расстроенным и пораженным страданием желудком, - больного, выпачканного собственными испражнениями", вызвал у Будды следующее размышление: "Здоровье, следовательно, подобно игре сновидения! И страх смерти принимает такой ужасный вид! Какой же мудрец, увидав такие условия существования, мог бы еще думать о радости и удовольствии?" "Горе здоровью, разрушаемому всякими болезнями!" Когда Будда, молодым принцем, между прочим, просил у отца "всегда оставаться здоровым и чтобы его не настигла болезнь", король-отец отвечал ему: "Ты просишь невозможного, сын мой; в этом я бессилен".