Эураль, или Действуй, сказал чернокнижник
Шрифт:
– Ты что делаешь? – спросил Виктор.
– Да возгорится твой Дар-Ла с новою силой, – прошептал Андрей, медленно проведя факелом над телом, – да не обнаружат тебя обитатели огненных долин Шахера, да будет звучать твоя песнь, да направит тебя Когру там, где ты сейчас. С ним я покоен. Ему моя жизнь отдана.
– Это что, ритуал какой-нибудь?
– Наверное.
– А вы, мальчики, кто? – раздался приятный женский голос у них за спиной.
На девушке были голубые джинсы с высокой талией, кеды Vans и белая свободная футболка с надписью «Я художник. Я так вижу».
Она разглядывала
– А ты кто? – сориентировался наконец Виктор, нарушив сюрреалистичную во всех отношениях мизансцену и закрыв распахнутый до сих пор рот – не то от удивления, не то от красоты незнакомки.
– Я Василиса. Только, пожалуйста, не Вася, а именно Василиса. Не люблю, когда имена коверкают, – и продекламировала:
Что в имени тебе моем?Оно умрет, как шум печальныйВолны, плеснувшей в берег дальний,Как звук ночной в лесу глухом [2] .2
Александр Пушкин «Что в имени тебе моем…»
– Я Виктор. Можно Витя, Витек, Виттель.
– Виттель? Как вода?
– Ага.
– А ты? – она перевела взгляд на Андрея.
– Я Андрей, – пробормотал тот.
– Ты помнишь, как сюда попала? – спросил Виктор.
– Смешной ты! – хихикнула Василиса. – А как, по-твоему, попадают в сон?
Андрей и Виктор переглянулись. Так вот, чем обусловлено ее спокойствие!
Так-то и у них – у каждого – возникали мысли о сновидении, о грезах, о том, что все это лишь звездная пыль отключенного мозга. Но прошло столько времени, столько «щипков» от реальности, что эту версию можно было спускать в унитаз.
Но стоило ли грубо разубеждать Василису?
И вообще… Может, она все-таки права?
– Ты, наверное, имеешь в виду фазу быстрого сна? – проговорил Виктор. – Это когд…
– Я обо-жа-ю сны! – весело прервала его Василиса. – В них столько вдохновения, каждый сон – точно жизнь с новым набором эмоций. А этот – такой реалистичный, и вы, ребята, интересные… Проснусь – обязательно напишу ваши портреты.
И она продекламировала еще одно стихотворение:
Сон сочиняет лица, имена,Мешает с былью пестрые виденья,Как волны подо льдом, под сводом снаБессонное живет воображенье. [3]3
Самуил
– А как засыпала – помнишь? – спросил Виктор.
– Ну, этого я никогда не помню. Если честно, не помню даже как в постель ложилась. Но это нормально.
– А что у тебя за Книга?
Василиса только сейчас поняла, что держит что-то в руках.
– Надо же! Я и в жизни с ней никогда не расстаюсь, а теперь она оказалась в моих грезах. Только это не Книга.
– А что?
– Это молескин. Скетчбук. В нем я рисую и записываю стихотворения, которые тронули меня до глубины души. Здесь все: сонеты Шекспира, китайская поэзия эпохи Тан, немного испанцев, немного немецких экспрессионистов, серебряный век русской поэзии. И кое-что свое.
– Понятно, – пожал плечами Виктор. – Я не люблю стихи. Не вижу в них смысла.
– Пропущу эту реплику мимо ушей, – рассмеялась Василиса. – Но вот что интересно: стихи стали настолько осязаемыми… Они здесь будто летают как бабочки, и проходят сквозь меня. Вот, послушайте:
Веселится темнота,Праздно рыщут всюду тени.Подо мной не видно дна:И дрожат, дрожат колени!..Андрей вздрогнул. Когда отзвучала последняя строчка Василисы, по его спине побежали мурашки, а комната – и без того жуткая – потускнела; реальность словно сделала попытку провалиться, и ребят с собой прихватить.
– Блин-оладушек! – воскликнул Виктор. – Вы видели это?
– Я же говорила, – улыбнулась Василиса и обняла скетчбук, – я давно мечтала посмотреть сон, в котором строки буквально оживают…
Виктор встряхнул головой:
– Слушайте, это, конечно, все весело, но нам надо понять, что делать дальше. В конце концов, мы здесь заперты, а снаружи банда маньяков с кинжалами. Я такое не очень котирую.
– Что? Банда маньяков? – заинтересовалась Василиса. – А можно поподробнее? Проснусь – точно что-нибудь эдакое нарисую!
Они устроились в худо-бедно чистом углу, прямо на полу, но так, чтобы входная дверь оставалась в поле зрения. Виктор начал рассказ сначала: как он проснулся в этой комнате, когда она еще пустовала, как встретился с Андреем, рассказал о картинах, и, наконец, добрался до смерти капитана стражи. Фразу «и тут меня осенило!» он повторил раз десять, по поводу и без. Видимо, ему казалось, что у этих слов такой же цвет, как у его сборника судоку.
Василиса слушала с большим интересом, не перебивала, но в конце как-то скривилась:
– Нет, так не пойдет. Мне не нравится твоя история, – сказала она.
Девушка по-прежнему вела себя так, словно спала. А когда она произнесла слово «история» огни на факелах замерцали.
– Какая еще история?
– Ну, про маньяков. Это ведь ее от вас ждали. И когда ты ее рассказал, события приобрели новый оборот.
– А… – Виктор почесал голову. – Логично.
– Это законы драматургии, ничего более. Так вот, поскольку это мой сон, все будет по-другому. Никаких маньяков. Это глупо. Я понимаю, популярно и все такое, да и сериалы эти… мне с подругами их приходится смотреть, видимо из-за этого и приснилось. Но! У этой истории должна быть красота, таинственность, сила искусства!..