Ева рожает
Шрифт:
Подбежавшая Маша улыбается, хотя не может скрыть недоумения.
– Только ты сегодня какой-то… Не военный!
Чумак оглядывает свой спортивный костюм и разводит руками.
– Точно подметила…
Родительница Маши тоже узнает Чумака, машет ему издали рукой, и тот чувствует, как щека опять предательски дергается.
– А что у тебя с лицом? – спрашивает кроха. Чумак прикрывает щеку.
– Это война… Война, Машенька.
– А ножка хромая – тоже война?
– Тоже. И никак она не кончится, эта война…
– А мы пойдем в зоопарк?
Чумак гладит девочку по голове.
– Обязательно! Будем
– И слона будем смотреть?
– И слона будем. Только чуть позже. Потерпи немножко, мы обязательно пойдем в зоопарк!
Он сглатывает комок. Нет жизни, не получилась. Может, где-то получится? Неважно, где – там, за горизонтом, куда он отправится на вишневом «Гольфе», что ждет его на стоянке… Чумак усаживается в машину, заводит мотор и, помахав рукой служащему, выезжает с парковки.
На городских улицах Чумак ведет машину осторожно, соблюдая все правила. И на трассе не превышает скоростной режим, потому что даже просроченных прав не имеет – они осталось в квартире. Он не знает, почему держит путь на восток, с таким же успехом можно было отправиться на север или на юг, куда-нибудь в Баварские Альпы. Автоматически выбрал направление, кажется: так он ближе к дому. Вот он проезжает Storkow, далее последует Furstenwalde, и тут, как назло, привязывается патрульная машина!
Какого хера?! Он же ничего не нарушил! Но из окна полицейской тачки появляется рука с полосатым жезлом, на конце которого – красный фонарь. Затем и вовсе врубают мигалку, и из динамика раздаются непонятные слова на немецком. То есть, смысл понятен и ежу: требуют остановки, потому что «Гольфа» наверняка засекла камера наблюдения, когда дурили на автобане. А может, добросовестные бюргеры настучали в полицию, увидев безобразие, в любом случае придется отвечать по всей строгости бундес-законодательства.
А отвечать не хочется, натюрлих, поэтому «Гольф» набирает скорость. Полиция не отстает, Чумак еще превышает, и вот уже обе машины несутся на пределе. Что-то в этом проглядывает абсурдное, но всякое ведь в жизни бывало! Однажды вот так, на дурачка, десантная группа Чумака под шквальным огнем прорвалась к своим, хотя шансов было ноль! А значит, еще притопим! Майору должно повезти, как тогда, в далеких стреляющих горах. Черт, как слепит глаза! Почему низко висящее зимнее солнце так напоминает знойное, стоящее в зените солнце Афгана?! Чумак прикрывает глаза ладонью и уже не видит, как машину сносит к отбойнику и с нечеловеческой силой ударяет об него…
Перевернутый кверху колесами «Гольф» вспыхивает, как сухая солома. Он успевает полностью выгореть до приезда пожарного расчета, так что обещание майора оказывается выполненным – хоронить в немецкой земле уже нечего.
Ева рожает
Встреча не складывается с того момента, когда существо в рыжей куртке с лейблом Nike поперек груди шагает навстречу, оттесняя Глеба, и протягивает руку:
– Приветики. Меня Катей зовут, хотя можно по-простому – Кэт. А ты Ева, да?
У существа есть имя (даже два имени), но почему-то тянет называть ее именно так: существо. Приземистая и плотная курносая деваха с рыжими, под цвет куртки короткими волосами, она перекатывает во рту жвачку и бесцеремонно таращит белесые глазища на Еву с Глебом, дарящим друг другу осторожные поцелуи.
– Эй, да обнимитесь вы! Сколько времени не виделись!
Уверенно посмеиваясь, деваха командует, хотя она гораздо младше (гораздо!). Она вообще с первых секунд занимает слишком большое пространство. Махина аэропорта Charles de Gaulle гудит тысячами голосов, толпы людей шагают с чемоданами и тележками, но Кэт умудряется заполнить собой добрую половину гулкого объема зала прилетов.
Ева поднимает глаза на Глеба. – А сколько мы не виделись?
– Не помню… – пожимает тот плечами.
– А я помню. Три месяца прошло с тех пор, как мы в Метеорах…
– Да за три месяца можно три раза жениться и развестись! По разу в месяц, ха-ха-ха!
Вдогонку хохоту Кэт надувает огромный пузырь из жвачки и звучно им хлопает. Пока добираются до эскалатора, хохот раздается еще несколько раз, причем повод не важен – существо переполнено незамутненным восторгом бытия. К Еве она (оно?) обращается исключительно на «ты», толкает ее в бок, когда что-то хочет спросить, и Глеб (вот странно!) не делает ей замечаний. Ева и сама могла бы унять существо, но чья сестра эта самая Кэт? Она – сестра Глеба, это он попросил взять ее с собой, чтобы показать Париж, а значит, и одергивать должен он.
Между двумя эскалаторами существо неожиданно пропадает. Ева отвлекается на указатель (она сама до сих пор путается в гигантском Charles de Gaulle), Глеб пересчитывает вытащенные из бумажника евро, и вдруг – тишина. Ни хохота, ни толчков в бок, и вот она уже вертит головой на триста шестьдесят градусов, вторгаясь в многоязычный хор этого нового Вавилона:
– Катя! Кэт! Ты где?!
Ева пугается не на шутку, бежит влево, потом вправо, удивляясь спокойствию Глеба, не отходящего от чемодана.
– Куда она делась?!
– Да никуда она не денется… – морщится Глеб.
– Ну да, не денется! Здесь же запросто можно потеряться!
Во время очередного броска вправо Ева с облегчением замечает надпись Nike, идущую еще и вдоль спины рыжей куртки. Она издали окликает беглянку, но та, встав возле журнального лотка, не оборачивается. Оказывается, она уже успела воткнуть в уши крохотные наушники, музыка в которых орёт так, что слышно с двух метров.
– Поняла, поняла! – кричит Кэт, не снимая наушников, – Я журнал увидела суперский, вот и отбежала! Чего?! Журнал, говорю, Cosmopolitan, кайфовый очень! Я его у себя всегда покупаю, только здесь он почему-то не на нашем языке! Почему?!
Это «почему?» слышится постоянным рефреном на перроне, в скоростном метро, преследуя Еву до самого Нантера. Почему мы едем на электричке, у вас что – нет машины? Нет?! Я думала, здесь у всех машины… А почему такая тоска за окном? Где вышка эта, ну, Эйфелева? И почему в вагоне столько негров?! И в аэропорту негры на каждом шагу, блин, не понимаю!
Дома вопросы продолжают сыпаться градом. А почему свет в подъезде горит только одну минуту? Я чуть не навернулась, когда он погас! А отопление в твоей квартире почему не работает? Дубак ведь, хоть и солнце на улице! И почему здесь тоже негры?! Везде негры, ну просто Африка, да, Глеб? Ты сказал: поедем в Париж, а тут Гондурас голимый! Глеб с усмешкой поправляет, мол, Гондурас находится в Латинской Америке, но существо машет рукой: какая разница?! Негры – они в Африке негры, и в Латинской Америке!