Эвакуация
Шрифт:
Девочка ничего не ответила, только серьёзно кивнула в ответ.
– Лана, ты знаешь, что я не могу остаться, хотя хотела бы этого больше всего на свете. Держись, и позаботься о младших. – С этими словами женщина обняла девочку, подхватила на руки грудного малыша и, не оглядываясь, направилась к гравилёту.
Мартин проводил её взглядом.
– Прошу прощения, не могли бы Вы… - обратился он наконец к руководившей малышами девочке. Он почему-то не смог обратиться к ней на «ты» - такой она в тот момент казалась взрослой, серьёзной и ответственной. Девочка, поняв всё без лишних слов, кивнула ему в ответ, показав глазами на сооружённое из брошенных
Проглотив стоявшей в горле ком, он резко развернулся и решительно двинулся в сторону трапа. Матвей смотрел на него, приоткрыв от изумления рот; Мартин молча развернул старшего сына в сторону люка и слегка подтолкнул, не дав прозвучать готовому сорваться у него с губ вопросу. Сержант молча снял идентификационную информацию с коммуникатора и посторонился, пропуская отца с сыном внутрь корабля, взгляд его был нейтральным, не выражающим ни одобрения, ни осуждения.
Грузовой отсек корабля, спешно переоборудованный для перевозки пассажиров, был заполнен людьми. Мартин подошёл к сыну. Тот стоял, уставившись в иллюминатор, так, как будто наблюдал что-то интересное, а не пустую бетонную стену с переплетением неизвестного назначения труб и кабелей.
– Почему – я? – спросил он наконец без всякой интонации в голосе.
– Что? – откликнулся Мартин.
– Почему ты выбрал меня? – Матвей повернулся к отцу, посмотрел на него своими серыми серьёзными глазами. – Ведь Майкл тебе нужнее, чем я. И ты был ему нужнее, чем мне.
– Майкл ещё совсем маленький. Он не поймёт, что произошло. В отличие от тебя…
– Ты уверен? Ты правда думаешь, что проснувшись он не будет плакать и звать тебя? И ты не будешь чувствовать себя предателем, потому что Майкл не сможет понять, что его предали?
Мартин внезапно почувствовал, что хочет ударить сына. Залепить ему пощёчину, чтобы заставить замолчать. Это было странным и необычным желанием – он никогда не поднимал руку ни на кого из своих детей.
– А ты, как бы ты поступил на моём месте?
Матвей оставив этот вопрос без ответа, отвернулся к иллюминатору.
– Если ты считаешь, что я сделал неправильный выбор, ты бы мог вызваться и остаться вместо брата.
– Я не хотел оставаться вместо него, - неохотно признался наконец он.
– Я люблю Майкла, но я бы не смог. Мне было очень страшно. Я был уверен, что ты оставишь меня и улетишь. Ведь ты всегда любил Майкла больше, чем меня.
Мартин не нашёлся, что ему ответить. Сидевший неподалёку пожилой мужчина поймал беспомощный взгляд Мартина и слегка покачал головой.
– Не вините себя, - сказал он едва слышно. – Какой бы выбор в этой ситуации Вы не сделали – в любом случае это был бы неправильный выбор.
Мартин вдруг понял, как он должен поступить. Выбраться из корабля, найти Майкла, прижать к себе,
– Вернитесь на своё место, гражданин.
– Но я только хотел…
– Я понимаю. Но что бы Вы не задумали – всё равно уже слишком поздно. Команда уже герметизирует люки, взлёт через две минуты.
Мгновение помолчав, десантник добавил:
– Если Вам будет от этого легче, то Ваш сын остался жив. Во всяком случае, он тоже покинет планету.
– Как? – только и смог произнести Мартин.
– Эта дама с собачкой, с которой Вы так мило беседовали… Она отдала свою собачонку какой-то девочке и взяла Вашего малыша. На нашем корабле уже поднимали трап, и они полетят на другом. Они стартуют через пять минут после нас.
– Значит… Я смогу увидеть Майкла?
– Возможно. Лет через шесть, когда прибудут корабли спасательной экспедиции. Наш корабль отправляется на орбитальную станцию, а тот, другой — в пояс астероидов. В любом случае, к тому моменту, когда вы встретитесь, ребёнок уже успеет Вас забыть.
– Понятно… - произнёс Мартин. – Спасибо, сержант.
Боль не прошла, она лишь слегка притупилась.
Мягкий, почти не ощутимый телом толчок свидетельствовал о том, что гравилёт тронулся с места в посадочном ангаре. Предстоял долгий путь от умирающей планеты к космической станции. Не было ни предупреждения о старте, ни знакомых по старым фильмам приказа занять места и пристегнуть ремни. Мартин не слишком разбирался в технике, но знал — не будет ни перегрузок, ни невесомости.
Мартин пробрался через набитый людьми отсек к сыну. Тот по прежнему стоял, глядя перед собой, возле иллюминатора, хотя створки того при старте наглухо закрылись. Мартин положил руку на плечо сыну и едва сдержал желание отдёрнуть руку – мышцы мальчика, сведённые спазмом эмоционального напряжения, казались твёрдыми как камень.
– Матвей, тот сержант сказал…
– Я всё слышал. – Лишённым всяких эмоций голосом откликнулся мальчик.
Мартин сделал глубокий вдох, прежде чем заговорить:
– Послушай меня, Матвей. Я был не слишком хорошим отцом, теперь я это понимаю. Но сейчас всё изменилось. Мы не скоро увидим Майкла, теперь мы знаем об этом. Очень велика вероятность, что мы не окажемся на одной станции с мамой и сестрой. Мы не встретимся ещё несколько лет, и вряд ли у нас будет даже возможность с ними поговорить. Мы по-прежнему одна семья, но вместе, рядом друг с другом, остались только ты и я.
Мартин немного помолчал, потом продолжил:
– Знаешь, нам предстоят нелёгкие годы. Придётся экономить всё: свет, воду, еду и даже воздух. Нельзя будет бегать, прыгать, играть в шумные игры. Но мы справимся, верно? Мы же мужчины, и нас двое. Я буду заботиться о тебе. Разговаривать с тобой и играть. Если разрешат, я буду отдавать тебе часть своей еды – ведь ты же растёшь. И ещё, мы будем часто – каждую свободную минуту!
– вспоминать маму, сестру и брата. И ждать того дня, когда все мы снова будет вместе…
Мартин продолжал говорить, чувствуя, как уходит напряжение из тела сына, и как внутри его самого расправляется скрученная стальная спираль.
Гравилёт уносился в просторы космоса, прочь от обречённой планеты.