Евангелие Люцифера
Шрифт:
«Я не могла говорить. Тогда, — написала она. — Теперь Дирка нет… Это он настаивал. Все время. У него была мания анонимности. — Она вопросительно посмотрела на меня. — Ты действительно этого не понял?»
Я не имел ни малейшего представления, о чем она говорила.
Десять-пятнадцать секунд она рисовала в блокноте каракули. Потом написала: «Кем был Дирк?»
— Дирк был твоим мужем.
Она вздрогнула, словно Дирк вдруг стал полтергейстом и воспользовался возможностью дать ей пощечину.
«Моим мужем? Почему ты так думаешь?»
Выражение неподдельного искреннего изумления не могло быть комедией.
— Это… я всегда воспринимал как данность. Кто-то мне сказал. А вы не были женаты?
«Женаты? Никогда! Это абсурд!»
Она покачала головой.
«Я тебе никогда не давала повода так думать».
— Извини. Я так понял. Видимо, это недоразумение.
Она еще помедлила, потом написала: «Задай себе вопрос, почему Дирк и я жили скрываясь?»
— Потому что вам больше нравились деликатность и скромная жизнь?
«Добрый, милый, наивный Бьорн».
Поток воздуха от вентилятора щекотал мою спину.
«Дирк ван Рейсевейк не был голландцем, — написала она. — Он был итальянцем. Его настоящее имя — Джованни Нобиле».
Джованни Нобиле…
Итальянский теолог. Демонолог.
— Я думал, что Джованни Нобиле был убит!
«Он хотел, чтобы все именно так и думали».
Я взглянул на нее.
И понял. Наконец.
Все понял. Глупый, глупый Бьорн.
Я посмотрел на ее красивое лицо, золотистый оттенок кожи, карие глаза.
— Ты — его дочь.
Она кивнула.
— Ты никогда не была его женой. Ты — дочь Джованни Нобиле.
Она кивнула.
— Ты — Сильвана.
Она продолжала кивать.
«Да, — написала она. — Я — Сильвана Нобиле».
И она стала рассказывать.
Она писала. Долго. Я читал ее историю — листок за листком.
Я прочитал о том дне, когда ее похитили рядом со школой. Как ее положили в гроб. Я читал о бесконечных часах, когда она была там в заточении.
«В гробу я потеряла способность говорить, — написала она. — Врачи ничего не могут объяснить. Папа водил меня к специалистам. Голос остался там. В гробу. Я не жду, что ты поймешь. Слова не идут из меня. Насчет паука — вынужденная ложь. ГРОБ сделал меня немой. Гроб!»
Мы смотрели друг на друга. Я ощущал поток воздуха от вентилятора и слабый аромат «Шанель № 5».
«Мы с папой бежали. Сначала из Рима. От полиции. От монахов. Все они охотились за папой. Полиция. Секта. Университет. Антиквар Луиджи. Мы прожили несколько недель у папиного друга в Орбетелло. Несколько недель в Градо. В Триесте. У папы много друзей. Людей, на которых он мог положиться. Они нам помогли получить новые имена. Фальшивые паспорта. Удостоверения личности. Украли у одного умершего. Голландца. В Амстердаме папе помог обустроиться один коллега».
— А твоя мама?
На лице боль.
«Она приезжала в Орбетелло. Тайно. Этого мама не смогла перенести. Мне трудно объяснить. Она не хотела вечно жить в бегах. Может быть, в отношениях между ними были проблемы. Не знаю».
— Но она разрешила папе увезти тебя?
«Она хотела, чтобы я осталась с ней. Вернулась в Рим. Папа сказал „нет“. Это было опасно».
— Понятно.
«Мама сказала, что она потом приедет. Когда все успокоится. Но этого так и не произошло».
— Что потом?
Моник долго смотрела в пространство. Как будто хотела у себя самой получить точный ответ.
«Итальянские власти объявили папу умершим. Много лет спустя. Мама снова вышла замуж. За своего начальника. Энрико. Родила двух сыновей. Я никогда не встречалась с ними. Моими сводными братьями».
Я подумал про собственную маму и своего сводного брата. Судьба Моник неким образом была связана с моей судьбой.
«Я встречалась с мамой пять раз до ее смерти», — написала она.
— Каким образом проект «Люцифер» нашел вас в Амстердаме?
«Наоборот. Это папа нашел их. Он никогда не переставал заниматься Евангелием Люцифера. Следил за развитием событий. В среде специалистов. В журналах. Спустя несколько лет он понял, что не только дракулианцы, но и международная группа исследователей ищет манускрипт. Устроил ловушку. И заманил К. К. — Она перевернула страницу. — Когда папа проникся доверием к К. К., то рассказал ему о себе. И отдал манускрипт, который оберегал начиная с 1970 года. Стал частью группы исследователей. Очень нужным человеком. Как ты».
Она открыла сумку, вынула конверт и протянула его мне.
«От папы. Мне пришлось принести с чердака старую пишущую машинку. Пробовала научить его пользоваться моим ноутбуком. Но нет. Ему был нужен только „Ремингтон“. Который прислала нам мама вместе с коллекцией грампластинок и моими игрушками, когда переехала из нашей квартиры в Риме».
Ее перо застыло.
«Папа умер на следующий день после того, как написал это письмо».
XVI
ПИСЬМО (2)
АМСТЕРДАМ
30 августа 2009 г.
Дорогой Бьорн Белтэ!
Мой юный настойчивый друг. Прошу извинить меня. Теперь, когда Сильвана все тебе объяснила, я надеюсь на твое понимание и прощение. Что касается меня, то уже слишком поздно. Когда Сильвана передаст тебе письмо, я буду мертв.
Прошу тебя, как мужчина мужчину, не веди с Сильваной двойной игры. Я знаю, что она высоко ценит тебя. Так же как я. Я узнаю в тебе многие черты себя самого. Я хотел бы, чтобы ты присмотрел за моей дочерью. Теперь, когда меня нет, она осталась в мире одна.
Я посвятил свою жизнь тому, чтобы разрешить загадку Евангелия Люцифера. В самый первый день, когда я дотронулся до манускрипта в 1970 году, текст заколдовал меня. Это Евангелие изменило всю мою жизнь. Скажу по секрету; когда Карл Коллинз позвонил мне и сказал, что ты нашел Оуэха, я заплакал. А я не из тех, кого легко довести до слез.
Я чувствую потребность — в качестве последнего и совсем незначительного жеста — дать объяснение, чтобы все было понятно. Ты, возможно, спрашиваешь себя, нет ли связи между Оуэхом и мифами о Сатане? Евангелие Люцифера само по себе объясняет все недоразумения и неверные толкования, которые возникали на протяжении истории.
Когда манускрипт нашли после разрушения Второго храма в 70 году, он был прочитан как магический и еретический текст. Те части текста, которые тогда не поняли, были истолкованы как оккультные. Те же части, которые были поняты — они были написаны на аккадском языке, — истолковали неверно. Священники и библеисты восприняли всякие упоминания и аллегории как рассказ о падших ангелах, о войне между сыновьями Света и Тьмы, об изгнании Люцифера с небес. Как ты сам понимаешь, текст был полон аллегорий, которые нашли богатую пищу при распространении христианства.
Все мифы о Люцифере, который, как факел, упал с небес, о нефилимах, ангелах и демонах своим происхождением обязаны встрече людей с Оуэхом и прибывшими с ним пришельцами. Существа, которые в основном выглядели как мы, но были гораздо выше, могущественнее, умнее, старше. Странно ли, что люди восприняли их как богов?
Концепт «ангелы» был создан не в это время — во всяком случае, в христианском понимании этих наполовину божественных духов. Когда жрецам надо было прославлять и зрительно изображать Оуэха — в форме крылатого божества, которое спустилось с небес, — они выбрали символ, который для них представлял самую красивую и самую эффектную птицу: павлина. Малак-Тавуса. Так появился первый ангел.
Разве не соответствует человеческой природе то, что мы — вслед за жрецами и пророками — превратили их позже в дьяволов и демонов?
Согласно мифологии, Сатана увел с собой с небес третью часть ангелов после бунта против Бога. Исходный материал — это двести инопланетян, прибывших к нам с небес, из космоса. Как же несправедливо мы с ними обошлись, превратив их в дьяволов и демонов. Они прибыли, чтобы помочь нам. Они были нашими друзьями. Нашими учителями. Они познакомили нас с сельским хозяйством и созданием государства, с астрономией и математикой — со всем тем, что требуется, чтобы цивилизация развивалась. Они превратили нас, племена примитивных кочевников, в цивилизованных, мыслящих людей. Они сформировали человечество.
И как же мы их отблагодарили? Мы превратили их в носителей зла. Мы сочли их угрозой. Чем-то опасным. Мы превратили их в демонов. В подручных зла. Мы восприняли их самым худшим образом. Разве не характерно для нас, людей, что мы видим в других только самое плохое?
Кто-то должен вернуть им утраченную честь. Они этого заслуживают. Бьорн Белтэ, я униженно прошу тебя: расскажи их истинную историю. Окажи им честь и уважение — и благодарность, которой они заслуживают.
Это, мой юный друг, все, что я хотел сказать. Я устал. Пусть так и будет. Мир тебе.