Евангелие от зверя
Шрифт:
— Прости…
Попытался восстановить работу сердца Тони, зная, что это бесполезно, но все же с минуту боролся со смертью, с пространством и временем, с самим собой. Сил не хватило. Тоня не ожила…
Душа напоминала выжженную пустыню, обдуваемую ветром тоски и одиночества. А перед внутренним взором стояла она, смущенная и счастливая, и загораживалась ладонью, еще не зная судьбы…
Он плакал без слез, не замечая этого, и в душе со слезами тихо-тихо
Ай брусничный цвет, алый да рассвет, Али есть то место, ал и его нет…
Он застонал, раскачиваясь из стороны в сторону, запел тихонько: сла-а-а-а-во-о-о-о… Затем вытер ладонью кровь с прокушенной губы и поднял Тоню с пола. Понес к выходу из эллинга.
Испуганный механик, завернувший в гулкое помещение, отступил в сторону, пропуская его, с оторопью глянул па неподвижные тела на полу эллинга, на валявшееся оружие и побежал к телефону.
Тарас вышел на причал, огляделся, не понимая, как он здесь оказался, увидел спущенный на воду катер, на борту которого возился еще один механик клуба в оранжевом жилете, и подошел к нему.
— Прими…
Механик оглянулся, вытаращил глаза.
— Ты чего, парень? Это катер директора… — Он встретил белый мертвый взгляд Горшина, вздрогнул и замолк.
— Прими!
Парень засуетился, помог Тарасу усадить Тоню на сиденье за блистером катера.
— Что с ней? Перебрала? — Он подмигнул с кривой улыбкой, щелкнул себя по горлу.
— Побудь здесь. — Тарас взобрался на причал. — Никуда не уходи!
Механик хотел было возмутиться, но вдруг кивнул и неожиданно для себя промямлил:
— Ладно, подожду…
Тарас вернулся в эллинг, обыскал телохранителей Рыжайса, нашел «болевик», сунул во внутренний карман пиджака и направился к главному зданию яхт-клуба.
Его дважды пытались остановить: на входе в здание и на входе в ресторан. Он почти не обратил на это внимание — продефилировал мимо охранников, будто их не существовало, оставляя позади шоковую растерянность и тишину. Вошел в зал ресторана всего с десятком столиков и остановился, увидев коляску президента «Купола», стоявшую у одного из столов, за которым сидели Ельшин, незнакомый чернобородый мужчина, очевидно, директор яхт-клуба, и красивая смуглолицая девушка. Вокруг сфинксами высились богатыри-телохранители Эдмонда Анатольевича, не сразу отреагировавшие на появление гостя. Лишь Ельшин проявил достойную
— Ну надо же! — хмыкнул Эдмонд Анатольевич, окинув фигуру Горшина хмельным взглядом, еще не понимая ситуации. — Жив, курилка. Неужели я тебя недооценил?
— Нелюдь! — сказал Тарас так, что в зале лопнула хрустальная люстра.
— Убейте его! — каркнул президент Купола, меняясь в лице.
Телохранители схватились за оружие, но поздно, поздно и очень медленно. Они не владели своим временем и не умели изменять реальность.
Тарас мог!
Он выстрелил из «болевика» четырежды, прежде чем парни в фиолетовой униформе добрались до курков пистолетов-пулеметов, и зал заполнили истошные вопли, заставившие оглядываться на яхт-клуб даже пешеходов на набережной
— Ты не сможешь меня… — начал Рыжайс, меча глазами молнии.
— Смогу! — одними губами произнес Тарас, разряжая в него «болевик», затем медленно, страшно, с непреодолимой силой выговорил' — Навь зовет тебя, нелюдь! Умри!
Глаза Эдмонда Анатольевича полезли на лоб. Он побелел, привстал, словно собираясь освободиться от коляски, но рухнул обратно, выгнулся и завыл от боли, как только что выли его слуги. Затем снова встал — на ноги, хотя до этого не ходил! — посмотрел на Тараса черным взглядом.
— Ты опередил меня, Незавершенный. — Это уже заговорил не президент «Купола», а тот, кто жил в нем долгое время, — Конкере. — Но я вернусь! И тогда тебя не спасет даже инфарх…
Рыжайс вздрогнул, глаза его стали пустыми и мертвыми, он схватился руками за воздух, словно пытаясь удержать кого-то, и упал в коляску безвольной массой. Через мгновение он был мертв. Лишь в воздухе некоторое время мистически металось эхо его слов:
— Я верну сь-вернусь-вернусь-нусь-нусь…
Тарас бросил «болевик» на пол, повернулся и вышел.
Механик в оранжевой безрукавке ждал его на причале, вертя головой и приплясывая от нетерпения.
— Кто там кричал? — жадно спросил он. — Аж жутко стало!
— Дьявол, — коротко ответил Тарас.
Отвязав катер, он прыгнул в него, завел двигатель, не обращая внимания на крики механика, и вывел катер на простор Живописной бухты, в начинающийся ливень…
На следующий день, похоронив Тоню, он позвонил Завьялову и сказал, что принимает его предложение…
Через полгода в стране появилось «Чистилище».