Евангельская история. Книга III

Приближался один из трех величайших праздников иудейских – поставление кyщей. Этот праздник установлен был в воспоминание странствования евреев по пустыне (Лев. 23, 42-43), когда они жили в палатках и кущах: но вместе с тем, начинаясь в 15-й день седьмого месяца тисри и продолжаясь до 21 (по современному летоисчислению это конец сентября и начало октября), он был также праздником окончания жатвы и собирания плодов (Исх. 23, 16; Лев. 23, 39; Втор. 16, 13). По заповеди Моисея в праздник кущей, так же, как в праздник пасхи и пятидесятницы, каждый совершеннолетний израильтянин обязан был явиться пред лицем Господа (Втор. 16, 16), т. е. по построении храма – в Иерусалим, и не с пустыми руками, а с дарами, сообразно с достатком каждого. окончание полевых работ и обильный сбор земных плодов делали этот праздник особенно радостным для народа, так что он слыл «святейшим и величайшим» и наблюдался особенно строго. во время праздничной седмицы иудеи жили в кущах, которые делали из древесных ветвей и расставляли везде, где можно, на дворах, плоских крышах домов, улицах и площадях, а для ближайшего напоминания о торжестве, по заповеди закона (Лев. 23, 40), празднующие носили в руке пучок из ветвей красивых и широколиственных дерев. все возрастное население Палестины, пользуясь досугом, обыкновенно спешило к иepycaлимскому храму, где в этот праздник совершались самые торжественные обряды. кроме многочисленных ежедневных жертв всесожжения и хлебного приношения, подробно указанных в Моисеевом законе (Чис. 29, 13–39), каждый день утром происходил обряд возлияния воды: священник выходил из храма к силоамско-му источнику

и, почерпнув воды в золотой сосуд, приносил к жертвеннику и здесь, смешав ее с вином, при звуках музыки и пения псалмов выливал на жертвенник. с первого же дня, вечером, в притворах храма возжигали золотые светильники, которые, распространяя свет свой с вершины горы храма на весь город, немало cлужили к украшению праздника. на восьмой день праздник оканчивался, и все богомольцы возвращались в свои дома.

В Галилее, где находился в это время Иисус Христос, все были озабочены приготовлениями к путешествию на праздник в Иерусалим. родственники господа со стороны Пречистой Матери Его, названные у святого евангелиста Иоанна братьями, стали говорить Ему: прейди отсюду и иди во Иудею, да и ученицы Твои видят дела Твоя, яже твориши: никтоже бо втайне творит что и ищет сам яве быти; аще сия твориши, яви Себе мирови. святой евангелист прямо замечает, что ни братия Его вероваху в Него (Ин. 7, 5). в словах их слышится жалоба и упрек господу за медлительность провозгласить себя Мессиею – явно, перед целым светом, не в пренебрегаемой и малоизвестной Галилее, а в столице всего иудейства – Иерусалиме. He веруя в Божество Его, не рассчитывали ли они разделить земную славу Его в том случае, если бы молва о нем распространилась в обширнейшем кругу, или, недоумевая относительно лица своего сродника, не желали ли они как можно скорее решить для себя вопрос о Мессии там, где он и должен был решиться – не в Галилее (Ин. 7, 41), а в Иерусалиме (Лк. 13, 33)? в своем ответе неверующим сродникам Иисус Христос указал на несвоевременность их требования: время Мое не у прииде, время же ваше всегда готово есть. – он как бы говорил: Мне еще рано подвергать себя очевидной опасности – идти с вами и в сопровождении множества последователей туда, где Мои злейшие враги, которые, без сомнения, не упустят случая причинить Mне зло: «для Меня время будет тогда, когда настанет время креста, когда Мне должно будет умереть» (свт. Иоанн Златоуст); что касается вас, то вы безо всякого опасения можете идти в Иерусалим – сегодня или завтра, тайно или явно. Не может мир ненавидити вас, Мене же ненавидит, яко Аз свидетельствую о нем, яко дела его зла суть, – мир, в смысле всего враждебного Христу и делу Его (Ин. 15, 18–19), не опасен для тех, которые единомыс-ленны с ним, одного с ним желают, одного домогаются. Посему вы взыдите в праздник сей, Аз не взыду теперь с вами в праздник сей, яко время Мое не у испол-нися. Господь знал, что не в праздник кущей надлежало Ему пострадать и умереть за спасение мира, а в праздник пасхи, как истинной Жертве и агнцу Божию, предназначенному еще прежде сложения мира (1 Пет. 1, 20). отпустив своих сродников, Иисус Христос пробыл несколько времени в Галилее, а потом и сам пошел на праздник, не явно, но яко тай, т. е. по возможности тихо и скрытно. Шумное шествие с толпою народа, обыкновенно окружавшего господа, могло бы прямо указать Его врагам и повести к решительным действиям с их стороны.

Праздник кущей начался в Иерусалиме при большом стечении народа не только из всей Палестины, но и других стран, где проживали иудеи рассеяния. Господь замедлил своим прибытием в священный город. отсутствие Его было замечено; иудеи искали Его на празднике и спрашивали: где он? Много было толков в народе о нем: одни, слышавшие о благодетельных чудесах Его, говорили, что он благ есть, а другие, преимущественно из числа фарисеев и старейшин, – ни, но льстит народы. впрочем, по страху иудеев, никто не говорил о нем явно: боялись говорить о нем, чтобы не навлечь на себя преследования со стороны врагов Его.

О прибытии Иисуса Христа в город в народе не было слышно: он пришел тайно, в виде простого путешественника, и первое время провел, вероятно, в вифании, в дружественном доме Марфы, Марии и Лазаря. в половине праздника, считая свое явление народу благовременным, он вошел в храм и начал учить. Чему он учил, святой евангелист не сказал, но он учил «дивно» (свт. Иоанн Златоуст), так что иудеи пришли в изумление и спрашивали: како Сей книги весть не учив-ся? они знали, что Христос не посещал общественного училища и не пользовался уроками какого-либо более или менее известного раввина. в ответе своем Господь как бы согласился с ними, что для того, чтобы учить, нужно наперед самому научиться, и вместе с тем показал, что у него есть Учитель, который без сравнения превосходнее всех земных учителей. – отец небесный, пославший Его в мир: Мое учение несть Мое, но по-славшаго Мя, – yчение Христа не разнится от Писаний, есть также откровение Божие, изъясняющее и восполняющее ветхозаветный закон. Это учение, по толкованию святителя Иоанна Златоуста, «Его, потому что он говорил, не как наученный, – не Его, потому что оно было учением отца», и вместе с тем – «Его учение и учение отца одно и то же: ибо хотя во Мне ипостась и другая, как бы так говорил Господь, но я и говорю, и делаю так, что нельзя подумать, будто я говорю и делаю что-либо отличное от отца: я говорю и делаю то же самое, что и отец». Учение господа, как вполне согласное с нравственным законом, насажденным от Бога в сердцах людей, и с волею Божией, выраженной в ветхозаветном откровении, свидетельствует о своем Божественном происхождении: аще кто хощет волю Его творити, т. е. отца небесного, – продолжал Господь, – разумеет о учении, кое от Бога есть, или Аз от Себе глаголю. Дальнейшее доказательство Божественности учения Его – то, что он не ищет своей славы, а только славы пославшего Его отца небесного, все низводя от него и все возводя к нему: глаголяй от себе, славы своея ищет, а ищай славы пославшаго Его, сей истинен есть и несть неправды в нем. исцеление расслабленного при вифезде в субботний день так раздражило фарисеев с их многочисленными приверженцами, что они тогда уже искали убить господа Иисуса Христа (Ин. 5, 16), и теперь, при появлении Eго в храме, опять вспомнили о мнимом нарушении Моисеева закона и, вскипев злобою, вынудили Его направить речь к защите себя против ложного обвинения. Не Моисей ли даде вам закон и никтоже от вас творит закона? Что Мене ищете убити? с таким вопросом он обратился к окружавшей Его толпе народа, в которой были и такие, особенно из числа богомольцев, пришедших из дальних стран, которые ничего еще не знали о богоубийственных замыслах врагов Его, – были также и неприязненные Ему единомышленники фарисеев. одни не могли скрыть крайнего удивления при таком, казалось им, неуместном вопросе, и другие, не желая обнаружить перед всеми свои тайные мысли, считали удобнейшим на этот раз лицемерно и наружно отказаться от своих замыслов: из толпы раздались голоса: беса ли имаши? Кто Тебе ищет убити? Это, говорит святой отец Иоанн Златоуст, «слова гнева и ярости, вылившиеся из души врагов, потерявшей всякий стыд и крайне смущенной от неожиданного обличения в том, о чем они думали». не обращая внимания на такое гневное замечание, Господь продолжил свою защитительную речь, в которой указал в свое оправдание на случаи несоблюдения субботнего покоя, постоянно встречавшиеся в быту самих иудеев и не считавшиеся преступными: едино дело сотворих, и вси дивитеся; сего ради Моисей даде вам обрезание, не яко от Моисеа есть, но от отец: и в субботу обрезаете человека, когда восьмой день по рождении падает на субботу (Быт. 21, 4; Лев. 12, 3). Аще обрезание приемлет человек в субботу, да не разорится закон Моисеев: на Мя ли гневаетеся, яко всего человека здрава сотворих в субботу? «такое нарушение субботы есть соблюдение закона, так что если бы не была нарушена суббота, то через это по необходимости был бы нарушен закон. обрезание выше субботы, а Христос совершил дело, которое выше и превосходнее даже обрезания» (свт. Иоанн Златоуст). Закон о субботе, хотя и не в таком смысле, какой придавали ему фарисеи, вошел в состав Десятословия (4-я заповедь), а закон об обрезании, преданный от отцев, т. е. патриархов (Быт. 17, 10; 21, 4), был только подтвержден Моисеем (Лев. 12, 3). Если закон важнейший, составлявший одну из главнейших заповедей, нарушался для выполнения закона, не входившего в Десятословие, и нарушители его не были почитаемы преступниками закона, то, с точки зрения самих иудеев, нельзя было обвинять господа в нарушении закона о субботе только потому, что он совершил дело, которое

еще важнее обрезания. освобождать же от обвинения Моисея, давшего как бы повод к нарушению закона о субботе, и обвинять того, кто не имел намерения нарушить его и нисколько не виновнее самих ревнителей закона, было бы несправедливо и лицеприятно. Притом, о всяком деле должно судить не по наружности, не по внешней стороне, а по внутренней, принимая во внимание побуждение и цель: не судите, смотря на лица, но праведный суд судите.

Жители Иерусалима знали о замыслах врагов господа Иисуса Христа, и теперь некоторые из них, слыша защитительную речь Его, говорили: не Сей ли есть, Егоже ищут убити? им казалось странным, почему дают Ему возможность свободно учить и защищаться: се не обинуяся глаголет и ни-чесоже Ему не глаголют: едa како разумеша князи, яко Сей есть Христос? По убеждению Иерусалимлян, это удостоверение не имело основания: но Сего вемы, откуду есть: Христос же, егда приидет, никто-же весть, откуду будет. о происхождении Meccии из вифлеема и из рода Давидова известно было из ветхозаветных пророчеств (Mф. 2, 4–6; ин. 7, 42), но раввины распространили в народе мнение, что ближайшие обстоятельства рождения Мессии на земли никому не будут известны, и эта выдумка, как видно, для многих служила камнем претыкания.

Возвысив и усилив голос, Господь отвечал им: и Мене весте, и весте, откуду есмь, но есть еще другое знание, которого вам недостает: о Себе не приидох, но есть истинен Пославый Мя, Егоже вы не весте: Аз вем Его, яко от Него есмь и Той Мя посла. Это ясное указание Иисуса Христа на свое Божественное посланничество привело в ярость врагов Его, и они хотели было схватить Его, но еще не настало предопределенное время смерти Его, и в этот раз никто не наложил на него рук. Между тем, в народе вера в него распространялась более и более: простые люди, привлекаясь, по замечанию святителя Иоанна Златоуста, «не учением или проповедью, а чудесами», говорили: Христос егда приидет, еда боль-ша знамения сотворит, яже Сей творит? такие толки в народе о Христе дошли до членов верховного иудейского судилища – синедриона, заседавшего в одной из многочисленных пристроек, окружавших храм. Первосвященники и фарисеи, опасаясь возмущения, послали служителей схватить Иисуса Христа при первом удобном случае. всеведущий, зная об этом враждебном распоряжении, зная также, что оно осуществится если не теперь, то в скором времени – не далее будущего праздника пасхи, предупреждал своих слушателей: еще мало время с вами есмь и иду к Пославшему Мя. Взыщете Мене и не обрящете, и идеже есмь Аз, вы не можете приити. Господь разумел те обители в дому Отца своего небесного, куда он, в бecеде с учениками, обещал привести верующих в него (Ин. 14, 2–3). иудеи не поняли этих пророчественных слов спасителя и стали говорить между собою: камо Сей хо-щет ити, яко мы не обрящем Его? Еда в разсеяние еллин-ское хощет ити – к израильтянам, поселившимся между язычниками, и учити еллины, т. е. язычников? Что есть сие слово, еже рече: взыщете Мене и не обрящете, и идеже есмь Аз, вы не можете приити? идти к иудеям рассеяния, учить язычников, т. е. быть Meccией язычников, а не народа Божия, – эти выражения в устах врагов Христовых звучали самой горькой насмешкой. надмеваясь плотским происхождением от авраама, гордые фарисеи все обетования Бо-жии о Мессии и царстве Его относили к плотскому израилю, так что, по мысли их, истинный Meссия только и мог быть Мессией исключительно народа иудейского.

Между тем, праздничная седмица прошла, и наступил последний великий день праздника – восьмой, который был отданием (Чис. 29, 35) и попразднством (неем. 8, 18). в этот день богослужение совершалось с особой торжественностью, и бoгoмольцы спешили в храм, чтобы потом разойтись по домам. Господь воспользовался этим случаем и сказал народу знаменательную «напутственную» речь (свт. Иоанн Златоуст). содержание для этой речи он заимствовал от обряда возлияния воды на жертвенник, составлявшего особенность праздника кущей. как самый праздник, главным образом, был установлен в воспоминание сорокалетнего странствования израильтян в пустыне, так, в частности, обряд возлияния воды наглядно представлял народу одно из поразительных чудес – изведение Моисеем воды из скалы в пустыне (Исх. 17, 6; Чис. 20, 11). та пустынная скала была прообразом источника благодати – самого Христа, и та вода, которая утолила жажду народа израильского, предызображала изливаемые на верующих дары святого Духа.

Став среди народа, Господь громко сказал: аще кто жаждет, да приидет ко Мне и пиет. Христос никого не влечет принуждением и насилием, но кто имеет великое усердие, кто пламенеет желанием, того он призывает. такой и сам для других сделается источником благодати, утоляющей духовную жажду: веруяй в Мя, якоже рече Писание, реки от чрева его истекут воды живы. По изъяснению святителя Иоанна Златоуста, «чревом здесь называется сердце», подобно тому, как в псалме (39, 9), а «обилие благодати» святого Духа представляется под образом рек воды живы, по смыслу пророческих речений (ис. 12, 3; 44, 3; 55, 1; иоил. 2, 28; Зах. 14, 8), на которые Господь указал общим выражением: якоже рече Писание. святой евангелист Иоанн прямо замечает, что сие рече о Дусе, Егоже хотяху при-имати верующии во имя Его: не у бо бе Дух Святый, яко Иисус не у бе прославлен, «называя славою крест» (свт. Иоанн Златоуст).

Эта речь господа Иисуса Христа, переданная в Евангелии, вероятно, в кратком виде, произвела сильное впечатление. как живое Слово Божие и действенное, она острейше паче всякаго меча oбоюду остра произвела разделение в чувствованиях и помышлениях сердечных (Евр. 4, 12), которые открылись в истинном свете. Многие из народа говорили: Сей есть воистинну Пророк, a другие: Сей есть Христос, иные же неверующие рассуждали: еда от Галилеи Христос приходит? Не Писание ли рече яко от семене Давидова и от Вифлеемския веси, идеже бе Давид, Христос приидет? возник сильный спор, и в пылу распри некоторые хотели схватить Его, но эта попытка не удалась, без сомнения, по той же причине, именно потому, что еще не пришел час Его. служители, посланные первосвященниками и фарисеями взять Его, возвратились ни с чем, и когда спросили их: почто не приведосте Его? – отвечали в свое оправдание: николиже тако есть глаголал человек, яко Сей Человек. такой ответ простых людей весьма не понравился ученым и знатным членам синедриона, и они обратились к посланным с горьким упреком: еда и вы прельщени бысте? Еда кто от князь верова в Онь или от фарисей? Но народ сей, иже не весть закона, прокляти суть. в невежестве народа они видят причину того сочувствия, какое постоянно встречал Господь со стороны простых и некнижных людей: в гневе на эту слепую толпу они разражаются проклятиями. но между членами синедриона, в ослеплении страсти потерявшими способность хладнокровного рассуждения, нашелся один потаенный ученик господа, никодим, который старался сдержать порыв своих товарищей и возвратить их на путь закона. осудив народ за незнание закона, они сами забыли или намеренно не соблюли закона. Еда закон наш судит человеку, – говорил им никодим, – аще не слышит от него прежде и разумеет, что творит? Закон Мо исея, воспрещая внимать пустому слуху (Исх. 23, 1), повелел внимательно выслушивать обвиняемых на суде (Втор. 1, 16) и в случае спора или тяжбы требовал не менее двух или трех свидетелей (19, 15). но это справедливое замечание только усилило гнев врагов Христовых: с крайней досадой они cказали никодиму: еда и ты от Галилеи еси? Испытай и виждь, яко Пророк от Галилеи не приходит.

Спорить с людьми, увлеченными страстью, было трудно, – и никодим замолчал. собрание окончилось, все разошлись по домам, а Иисус Христос пошел на гору Масличную, где провел остаток дня и ночь.

На другой день Господь опять пришел в храм. Множество народа собралось к нему, и он сел и начал учить. книжники и фарисеи, увидев Его среди народа, задумали дело, которое, по их расчету, должно было повредить Ему в общем мнении. они привели женщину, взятую в прелюбодеянии, и, поставив ее посреди толпы пред Иисусом Христом, сказали Ему: Учителю, сия жена ята есть ныне в прелюбодеянии. В законе же нам Моисей повеле таковыя камением побивати: Ты же что гла-голеши? в этом случае книжниками и фарисеями руководило не чувство оскорбленной чистоты, потому что, прикрываясь наружным благочестием, они сами предавались тайным порокам, и подобное преступление при общем упадке нравственности в то время не представляло ничего особенно удивительного и при других обстоятельствах, вероятно, не раз было оставляемо без преследования. они привлекли преступницу с места преступления в священные пределы храма, выставили ее на показ толпе и подвергли ее тяжелой нравственной пытке единственно с целью сделать ее орудием своей ненависти к Иисусу Христу.