Евангельское злато. Беседы на Евангелие
Шрифт:
Так мы поступаем со всеми тяжко согрешившими и этим возвращаем их в лоно Церкви, возвращаем им милость Божию, когда пройдут наложенные нами тяжелые епитимии.
И эту бедную девушку помиловал Господь.
Вот что бывает с человеком богобоязенным, любящим Христа. Ибо никто, никто не обеспечен гарантией от таких падений, диавол умеет иногда и с вершины лестницы добродетелей свергать достигших ее подвижников благочестия.
А теперь покажу другую женщину.
Молодой женщине замужней не хватает денег на ее наряды, на удовольствия и, чтобы
Когда ей говорили об этом, когда укоряли ее, она совершенно спокойно отвечала: «Ну что же, таковы материальные условия. Ничего дурного я не делаю, я поступаю как все, как многие поступают».
О таких, именно о таких сказал древний мудрец Иисус сын Сирахов: «Поела, обтерла рот и говорит: Я ничего дурного не сделала».
И она, несчастная, думает, что ничего дурного не сделала, торгуя телом своим, изменяя мужу своему!!!
Это что же, что творится в этой душе!
Это уже не единичное падение человека благочестивого, это в подлинном смысле слова духовная смерть.
Люди, которые говорят так, которые так поступают, потеряли совесть, потеряли стыд. Они оставлены, совершенно оставлены Богом, в Которого не веруют.
Они сами ушли от Бога, не молятся Ему. Им не нужны великие таинства Церкви, им не нужна духовная жизнь, им не нужна благодать Божия, получаемая в духовном совершенствовании, ибо ни о чем духовном не помышляют они — они помышляют только об угождении своей мерзкой плоти, ни перед чем не останавливаясь, чтобы угодить ей.
Вы, может быть, скажете: что же, если в Бога не веруют, не молятся, все-таки есть у них совесть.
Но совесть свою они заставляют молчать, ибо можно заставить ее молчать.
Когда впервые впадает человек в грех, тогда совесть громко обличает его, но если он не слушает голоса совести, то голос этот становится тише и тише. Продолжает он грешить, продолжает осквернять тело и душу свою, а совесть уже тихо-тихо робко шепчет: оставь, оставь… А он не слушается, он заставляет совесть совсем молчать. И чем больше будет он грешить, чем больше будет подавлять голос совести своей, тем скорее достигнет того, что она замолчит.
Вы скажете, может быть, как такие люди не считаются с общественным мнением, неужели им все равно, что люди думают о них, о их поведении?
Нет, они с общественным мнением считаются, боятся осуждения этого мнения. Но бывали и бывают в истории времена, когда общественное мнение само за-служивает осуждения, бывают времена, когда не единицы, но множество людей поступают так же, повинны в том же. Тогда все умножается и умножается число не стыдящихся такого гнусного греха как блуд, прелюбодеяние. Это становится обычным в обществе. Все один за другим впадают в эти грехи, все развращаются, и это общее развращение приводит к тому, что общественное мнение не осуждает развратных, — развращенность множится, множится,
Так было в великой Римской империи перед ее падением, перед тем, как была она уничтожена варварскими полчищами. Тогда был неописуемый разврат, было всеобщее падение нравов; тогда человечество считало милосердие к несчастным недопустимой слабостью. Тогда попиралось все чистое, все доброе, все святое. Тогда на степень культа возводились разврат, ложь и предательство.
Вот если настает такое страшное время в каком-либо народе, в каком-либо государстве, с ними будет то же, что с Римом.
Скажете, что же, неужели у них не было никакого сознания греха, никакого страха? Страха Божия не было, ибо в Бога не веровали.
А есть еще страх перед людьми, пред законом, который карает преступников и тем останавливает многих от совершения преступления. Да, этот страх есть у всех, но беда в том, что закон всякого государства карает преступления против имущества, против личных прав, против разбоя, грабежа, против нечистых сделок. Но в нравственность закон не вмешивается, закон блуда и прелюбодеяния не запрещает, а следовательно, когда эта несчастная поела и обтерла рот свой, нечего ей бояться и закона.
А все благочестивые, все добрые боятся не закона, ибо преступлений не совершают, а боятся Бога, и эта боязнь Бога удерживает многих и многих из нас от совершения гнусных и грязных дел.
Было время, когда дети воспитывались с малых лет в законе Божием, в страхе Божием. Остались и теперь такие родители, такие бабушки, которые всем сердцем заботятся, чтобы наставлять детей и внуков своих на путь правды, на путь добра. Слава Богу, что есть еще такие.
Но бедные эти бабушки! Как часто приходится им слышать от сыновей, от невесток своих: не вмешивайся в воспитание моих детей, я сам буду воспитывать их. Сама ступай в храм, если хочешь, а детей моих оставь, в страхе Божием не воспитывай.
А страх Божий многих останавливает от пороков. Молиться не приучают, а молитва для души то же, что хлеб и вода для тела.
Растение, которое не поливают, засыхает. Душа, которая не молится, не поддерживает себя молитвой, засыхает, становится мертвой.
Такие люди кажутся живыми, а на самом деле они мертвы, духовно мертвы, ибо живут они только ради самоугождения, угождения плоти своей, ни о чем духовном не помышляя.
А если так нечист человек, если живет без Бога, Бог оставляет его.
Все доброе, что человек творит, всякий шаг на пути христианском есть результат действующей в нас благодати Божией. И этой благодатью мы живем и не умираем. А те, которых я назвал духовно мертвыми, те, которые подобны этой несчастной женщине, которая обтерла рот и думает, что ничего дурного не сделала, — это люди, обреченные на вечную погибель.
Только в том спасение для нас, желающих войти в Царство Божие, чтобы неустанными молитвами, чтобы покаянием своим привлечь к себе Божию помощь, Божию благодать.