Эверест
Шрифт:
Но Келли был твёрд. Я ухожу, сказал он. Дава пойдёт с вами, а Пемба и Ками – со мной. Если бы не я, вы бы и досюда могли не дойти.
В горах незачем ссорится. Когда на счету каждый джоуль, тратить энергию на склоки смерти подобно. Поэтому Жан отступил. Хорошо, Джон, сказал он. Но тогда ты не должен рассчитывать и на нашу помощь. Я никогда не рассчитывал, ответил Келли. Жан молчал. Келли добавил: если бы ты подвернул ногу, я бы тебя бросил; если бы я подвернул ногу, ты бы бросил меня. Мы оба это знаем. Таков закон.
Жан развернулся и продолжил сборы.
Келли собрался чуть раньше. Он и двое шерпов сложили свои рюкзаки, упаковали вещи и двинулись.
Стойте, услышал Келли. Это была Матильда. Она уже закончила сборы.
Я с тобой, сказала
Глава 5. Могила
Вернёмся в 1924 год. Немногим ранее Джордж Мэллори произнёс свою самую известную сентенцию, свой единственный афоризм. Вращаясь в обществе друзей, которые говорили крылатыми фразами, извергали их из себя за едой, на прогулках, в поездках, даже в туалетах, Мэллори никогда не был многословен. Но одной своей фразой он заткнул всех этих Стрейчи, Бруков, Кейнсов, всю интеллектуальную элиту. Их красивые слова были и остаются абстракциями, голословием, измышлениями разума, которому больше нечем заняться, кроме как мыслить.
Почему вы хотите забраться на вершину, спросил у Мэллори журналист.
Потому что она существует, ответил великий альпинист.
Эти слова – «Because it’s there» – сегодня называют самыми знаменитыми тремя словами альпинизма. Единственным и важнейшим альпинистским принципом и причиной. Хотя слова там не три, а четыре. Но это неважно.
Журналист, который задал Мэллори этот вопрос, работал в New York Times. Впоследствии его обвиняли в том, что он сам придумал ответ, который приписал англичанину. Журналист отмолчался. Даже если он и придумал эти слова, они в полной мере отражают характер Мэллори. Скажу даже более. Если фраза «потому что она существует» принадлежит нью-йоркскому щелкопёру, то он гений в своём деле. Такой же, как Мэллори – в своём.
Но наверх Мэллори шёл не один. В его тени остался второй участник экспедиции – юный Эндрю Комин Ирвин по кличке Сэнди. В момент смерти ему исполнилось всего двадцать два года. Как вообще этот мальчик оказался в экспедиции, средний возраст участников которой составлял 35—37 лет? Почему именно он пошёл с Мэллори наверх, хотя о горе грезили значительно более опытные альпинисты?
Он родился в городе Биркенхед, Чешир, и был третьим из шести детей в семье Уильяма Фергюсона Ирвина и Лилиан Дэвис-Колли. Он был очень умён, этот мальчишка. В 1916 году он отправил в штаб армии чертежи собственноручно разработанного пулемётного синхронизатора, отличного от существующих систем Фоккера и Биркигта. Это произвело переполох, потому что он честно написал в сопроводительном письме: мне четырнадцать лет, и я хочу сделать что-либо для своей страны. Он любил работать руками. Любая механическая штука, попадавшая к Эндрю, тут же оказывалась разобранной, усовершенствованной и собранной обратно. Он бы стал новым Эдисоном, если бы не гора.
Он был очень силён и ловок, этот молодой человек. В 1919 году он произвёл фурор на Хенлейской Королевской регате, вытянув свой экипаж к победе за несколько футов до финиша. И, конечно, он поступил в Оксфорд, в Мертон-колледж, чтобы стать инженером. Блестящим инженером, подобным Изамбарду Кингдому Брюнелю, которого он считал своим кумиром.
Вернёмся в 1829 год. Нет, я не ошибся в столетии. Действительно, я хочу заглянуть в те времена, когда никто и не помышлял о горе.
Чарльз Мэривейл из Кембриджа и Чарльз Уодсворт из Оксфорда поспорили, кто быстрее проплывёт по Темзе, по городку Хенли-он-Темз. Они собрали команды, и Оксфорд легко выиграл, преодолев заданную дистанцию за 14 минут 3 секунды. Это была первая из знаменитых регат «Оксфорд – Кембридж», ныне проводящихся ежегодно при примерно равном счёте побед. Кембридж выигрывал восемьдесят один раз, Оксфорд – семьдесят семь. Гонка не проводилась во время войн, иногда ей мешали иные обстоятельства, но в целом регата стала престижнейшим соревнованием по академической гребле в мире. Ну, по крайней мере – в Англии.
Когда я покидал страну, было время Кембриджа. Его команда одержала победу в последней предвоенной гонке 1914 года, затем – в первой послевоенной, затем продолжала побеждать вплоть до 1936 года. До этой серии Оксфорд вёл на девять побед, после – проигрывал на семь.
Серия прервалась лишь один раз – 24 марта 1923 года, когда Оксфорд вырвал победу у непогрешимых кембриджцев. В составе той команды был Эндрю Комин Ирвин. Они опередили соперников совсем чуть-чуть – на три четверти длины лодки, но победа есть победа.
Всё это сухие факты биографии, призванные сформировать образ идеального человека. Ирвин – сильный, умный, красивый – пользовался огромной популярностью у девушек. После того, как он пропал без вести, сразу шесть дам заявили о том, что он собирался на них жениться. Возможно, и собирался – Ирвин был горазд на обещания.
Но какое бы блестящее будущее ни ожидало Ирвина, оно так и не наступило. Началом конца стал Оксфордский альпинистский клуб, а человеком, который убил Ирвина, был Ноэль Оделл. Оделл, друг и почти ровесник Мэллори, должен был идти в экспедицию двадцать четвёртого года в качестве специалиста по дополнительному кислороду. В его обязанности входил контроль ёмкостей, проверка (и, кстати, разработка) их креплений, инструктаж альпинистов, до того никогда не работавших с кислородом.
Оделл и Ирвин познакомились в 1919 году. Оделл с супругой поднимались на 977-метровую гору Фоэл Грэч в Уэльсе. Они добрались до вершины – и в этот момент раздался рёв мотоцикла. Это наверх – без дороги, прямо по камням – ехал молодой и наглый Ирвин. Он усовершенствовал своего двухколёсного коня, сделав его «внедорожным», и хотел испытать машину в боевых условиях.
Впоследствии Оделл работал с Ирвином в оксфордской экспедиции на Шпицберген 1923 года и был поражён силой, ловкостью и выносливостью молодого британца. Кроме того, Оделлу нравился характер Ирвина – спокойный, покладистый, надёжный и упрямый. Именно такой, какой нужен в горах. Когда команда уже была сформирована, Мэллори писал своему другу Джеффри Янгу: «Ирвин – это наша попытка заполучить в команду хотя бы одного супермена, даже несмотря на то, что недостаток опыта выступает аргументом против его кандидатуры».
Ирвин был прямой противоположностью остальным альпинистам группы. Они были интеллектуалами, цитировали наизусть Чосера и Шекспира, рассуждали о философии Канта и калокагатии в античном искусстве, Ирвин же прочёл в жизни полторы художественных книги и едва ли помнил их названия. Он не умел писать стихи и петь серенады. Зато он мог голыми руками из мотка проволоки, обрывков рубашки и обломков рюкзачной рамы смастерить планер. Он был блестящим практиком, инженером от Бога, и это стало решающим фактором в его пользу. Свой дар Ирвин проявил в самом начале экспедиции, когда придумал новый способ крепления кислородных баллонов на раму, что позволило сэкономить объём и равномернее распределило нагрузку на мышцы и связки. Ирвин совершенствовал, чинил и видоизменял всё, что видел, – экспедиционные примусы, палатки, фотокамеры. Он всё делал с прибауткой, весело и легко, чем заслужил любовь и уважение старших коллег.
Но почему Мэллори выбрал именно Ирвина для последнего, самого важного рывка? Ведь у Ирвина вообще не было опыта – до того он поднимался лишь на две крошечные горы – один раз на Шпицбергене и один раз в Швейцарии! Почему Мэллори не пригласил Оделла, значительно более опытного альпиниста? Чаще всего на этот вопрос отвечают так: Мэллори хотел, чтобы рядом с ним был гениальный механик, который способен починить кислородный аппарат, если тот откажет, и придумать решение любой задачи, требующей математического мышления. Например, как вытащить альпиниста из расщелины. Или как перебраться через пропасть. Из своей последней экспедиции Меллори писал матери: «Ирвин – отличный парень, всё схватывает на лету и будет наилучшим из возможных компаньонов при восхождении. Я полагаю, „Биркенхедским новостям“ будет что написать, если мы доберёмся до вершины вместе».