Эверест
Шрифт:
Эти трое лентяев, Теванг, Ринзинг и Церинг, по-прежнему прохлаждались в монастыре. Надо отдать им должное – они правильно сделали, что пытались меня отговорить идти в одиночку. Но я считаю, что они должны были идти со мной. Вчетвером мы бы добрались.
Монахи окружили меня заботой. Я ел, пил и спал в своё удовольствие, и чем лучше становилось моё состояние, тем больше я грезил о горе, тем больше рвался отправиться туда снова. Шерпы продолжали меня отговаривать. Монахи отмалчивались.
Так или иначе, двенадцатого мая мы тронулись в путь, на этот раз втроём: я, Теванг и Ринзинг. Церинг, совсем расклеившийся и разболевшийся, пошёл в противоположную сторону, к своей деревушке. Шерпы хорошо знали дорогу – до третьего лагеря экспедиции
Сперва я хотел срезать дорогу и двигаться сразу к пятому лагерю Ратледжа, но шерпы меня отговорили. Теванг нашёл точку, на которую нужно было давить. Он сказал: лучше мы будем идти медленно, но точно дойдём. Вам же важно добраться, не так ли? Да, сказал я, важно добраться. И согласился идти длинным путём.
А двадцать первого мая я пошёл вперёд – один, без шерпов, в надежде найти верёвки и лестницы, установленные Ратледжем за год до меня.
Матильде не давали покоя слова Келли. Она не знала, как их понимать. Собирался ли Келли на вершину? Может, он планировал сойти с маршрута в районе 8100 метров и отправиться в неизвестность на поиски тела Ирвина? Может быть. Но она не спрашивала англичанина ни о чём, потому что поняла: когда настанет время, он сам всё расскажет.
Но он не рассказывал. Он хитро улыбался и переводил разговор на менее интересные темы. Например, он любил говорить о литературе. Он восхищался Чайной Мьевилем, которого Матильда не читала, и пересказывал ей содержание романа «Вокзал потерянных снов». Матильда путалась в перипетиях сюжета, но повторить не просила, потому что ей было скучно. Тем не менее, тайна, окружавшая англичанина, была несоизмеримо привлекательнее таких милых, интересных, до самого дна изученных товарищей-французов. Поэтому Матильда слушала разглагольствования Келли и пыталась выловить в них хотя бы намёк на то, что её действительно интересовало.
Мышление альпиниста таково, что на маршруте ты начинаешь думать только о том, как дойти. Или как решить локальные задачи: установить лестницу, вставить френд, вбить крюк. На другие мысли просто не остаётся времени. Зазеваешься – прощай. Цеванг Палжор ждёт тебя в пещере. Но Матильда не могла не думать о Келли. Откуда он знает, где лежит Ирвин? Да вообще, где он, этот Ирвин, чёрт подери, лежит? Нет ответа. И Матильда шла дальше, продираясь через снежную вертикаль.
На десятый день они разбили лагерь IV на высоте 7200 метров. Пятый, предпоследний, планировался на Южной седловине, почти на восьми тысячах. А дальше – штурмовой, и всё, финал. За четыре дня Келли не сказал ни слова. Матильда пыталась разговорить его разными способами. К сожалению, женские чары тут не годились по двум причинам. Во-первых, выглядела она с красным облупленным лицом и в мешковатой одежде весьма сомнительно. Во-вторых, на такой высоте хочется только спать. Даже есть – далеко не всегда. Как уже упоминалось, женщины тут мужчинам не нужны.
Она понимала, что всё так или иначе узнает, если, конечно, маршрут Келли не ответвится от экспедиционного. Но в глубине души Матильда уже знала: если понадобится, она пойдёт с Келли, чего бы это ей не стоило. Она тоже хочет узнать, что же всё-таки случилось с Джорджем Гербертом Ли Мэллори.
На одной из прижизненных фотографий Мэллори он стоит рядом с двумя другими альпинистами на фоне невысоких гор, почти холмов. На всех троих надеты шляпы от солнца, у всех троих – рюкзаки. Проблема лишь в том, что, помимо шляпы и рюкзака, на Джордже Мэллори нет ничего. Он стоит в пол-оборота, весело улыбаясь, и да, мы видим его задницу. Мэллори на снимке справа. Мужчина слева тоже обнажён ниже пояса, на нём ещё рубашка, подвёрнутая узлом на животе. Центральный герой снимка одет.
Что это за фотография? Что за гомосексуальный эротизм? Какие это годы? Почему он, так безумно любивший свою Рут, бесстрашный и мужественный человек, солдат империи, стоит в таком виде? Может, это всего лишь невинная шутка, хулиганство молодого парня, а может?..
За пять лет до брака с Рут, во время обучения в Кембридже Мэллори дружил с интеллектуальной элитой, цветом общества – Литтоном Стрейчи, Рупертом Бруком, Джоном Мейнардом Кейнсом, Дунканом Грантом. Это были те самые великие и влиятельные – группа Блумсбери, среди них была Вирджиния Вулф, которая попеременно оказывалась в постели то одного, то другого, а то и нескольких вместе; среди них был Бертран Рассел, находивший молодых людей забавными и интересными; и ещё юная Дора Каррингтон, и Вита Сэквилл-Уэст, и Роджер Элиот Фрай, и Э. М. Форстер, и Дэвид Гарнетт. Мэллори вращался в таком обществе, что позавидовать ему мог любой современник, да и потомок тоже. Будучи посредственным поэтом – он пробовал брать в руки перо, но из этого ничего толком не вышло, – Мэллори нашёл своё призвание в горах.
Свободные связи в той среде были нормой. Гомосексуальные пары нисколько не скрывались, отношения среди кембриджских отпрысков становились всё более и более раскованными, воздушными и нежными, независимо от их пола и возраста. Дункан Грант, гомосексуалист до мозга костей, последовательно встречался с Литтоном Стрейчи и Дэвидом Гарнеттом, потом с ними жила сестра Вирджинии Вулф – Ванесса Белл, которая родила от Гранта дочь Анжелику, при этом не мешая ему постоянно встречаться с мужчинами. Когда Грант исчезал из дома, она спала с его любовником Гарнеттом. Впоследствии Гарнетт женился на подросшей Анжелике Грант, замкнув эту странную любовную связь кольцом.
Литтон Стрейчи, блестящий писатель, мастер пера, в свою очередь, жил с Дорой Каррингтон и её мужем Ральфом Партриджем, они занимались любовью парами (мужчина с женщиной или мужчина с мужчиной) или втроём. Параллельно Стрейчи томился страстью по отношению к Руперту Бруку, и тот отвечал ему взаимностью.
Находясь в подобном обществе, очень трудно избежать грехопадения, даже если изначально тебя интересует только противоположный пол. Мэллори, чью честь впоследствии многажды пытались защитить и обелить, был влюблён в Джеймса Стрейчи, младшего брата Литтона, – и, судя по всему, недолгие сексуальные отношения у них были. Потом Стрейчи ушёл к Бруку. В Мэллори был в свою очередь влюблён его куратор Артур Бенсон, поэт и эссеист. Из-за отсутствия взаимности со стороны будущего повелителя вершин Бенсон получил серьёзный нервный срыв.
Сейчас всё это кажется безумным, но для Кембриджа начала века подобная сексуальность была совершенно нормальной, открытой и даже намеренно выставляемой напоказ, с гордостью и нарочитым презрением к окружающим. Днём они обсуждали общественно значимые проблемы, писали картины, создавали блестящие стихи, печатали отличные статьи, а ночью занимались бисексуальным свингерством. По крайней мере, так это выглядит сейчас.
На деле, всё несколько иначе. Обвинять этих людей в извращениях – то же самое, что обвинять Льюиса Кэрролла в педофилии. Их отношения не имели никакого касания к звериным совокуплениям. Это были отношения ради красоты, ради изящества, ради игры. Они плели интриги и крутили романы для того, чтобы получить ещё толику вдохновения и привнести в мир нечто новое.
Неужели это тоже важно? – спрашивала Матильда. Да, конечно, отвечал Келли, как это может не быть важным. Местоположение фотографии Рут и тела Ирвина напрямую зависят от того, чем жил, чему радовался и от чего страдал Джордж Мэллори. Расследование должно быть полным, поскольку иначе я ничего не найду.
Так ты знаешь или не знаешь, где лежит Ирвин?
Знаю, но я там сам, как ты понимаешь, никогда не бывал. Я рассчитал это с помощью логики. Правда, в горах логика не работает. Фактор случайности слишком велик.