Эвермор. Время истины
Шрифт:
Лиам как раз на середине описания, как лучше покидать бальный зал. Но, когда я выхожу из умывальни, слова замирают. Он смотрит на меня во все глаза, словно собираясь что-то сказать. Ловлю себя на мысли, что сейчас мне ничего так не хочется, как чтобы это все оказалось настоящим. Чтобы я действительно стала желанной гостьей на коронации сестры, вошла в бальный зал под руку с тем, кто смотрит на меня так, как сейчас Лиам, танцевала с ним без необходимости скрывать лицо.
Но я никогда не принадлежала к тому миру. И даже сейчас удивленное выражение лица Лиама становится холодным и нейтральным. Может, он и мой союзник, но не более. Я не могу предоставить Каро
Я сглатываю и прохожу мимо него. Лиам следует за мной, а я спешу на звуки музыки, доносящиеся снизу.
6
Когда мы добираемся до бального зала, все мои страхи и злость улетучиваются и мгновенно превращаются в восхищение.
Пол и стены из того же бледного камня, что и остальная часть замка, и через него бегут светящиеся серебряные и черные прожилки. Потолок – купол из стекла, пропускающий сверкающий водопад красного, оранжевого и фиолетового: солнце садится над океаном. Солнечный свет течет золотым потоком по стенам и полу, из-за чего люди, кружащиеся в танце, – их так много, точно больше двух сотен – словно плывут, даже через прозрачный серый туман моей вуали. Я забываюсь и крепче сжимаю руку Лиама.
Но чувствую его напряжение, напоминающее мне, что, несмотря на улыбку, он боится и мы в опасности. Он крепко берет меня под локоть и тянет вниз по лестнице, к толпе. Подол платья скользит по полу, кинжал под юбкой кажется тяжелым в своих ножнах.
В передней части зала мраморный пол поднимается широкой лестницей, и там, над ступеньками, выстроился оркестр. Я ничего подобного раньше не видела: десятки музыкантов создают мелодию на виолончелях, флейтах, барабанах и инструментах, которые я даже не могу назвать. Одна длинная флейта кажется сделанной из человеческой кости. Мелодия красивая, но не может успокоить мою дрожь. Пока мы продвигаемся вперед, музыка оборачивается вокруг меня как что-то осязаемое, язык, на котором я не говорю, но который все равно манит меня непонятным образом.
Над оркестром стоит пустой трон, вырезанный из блестящего темного дерева.
На полпути по лестнице Лиам останавливается, поворачивается ко мне и наклоняется ближе, чтобы прошептать что-то на ухо. Я пытаюсь не дрожать.
– Двери. Вон там. Видишь?
Я слежу за его взглядом и вижу стеклянные двери в другом конце комнаты, распахнутые и открывающие вид на роскошный сад, из-за которых доносится слабый шум разбивающихся волн. Они кажутся очень далекими, учитывая море людей, танцующих между нами, и шансом на спасение. Я киваю.
Лиам напряженно улыбается проходящей мимо паре.
– Они ведут на балкон.
Спускаясь по лестнице, я ожидаю, что вся толпа резко повернется ко мне, узнает меня, несмотря на вуаль, жду, что вот-вот услышу крики «убийца».
Но ничего не происходит. Люди в военной форме, как у Лиама, или пышных платьях и вуалях двигаются парами в сложном рисунке и не смотрят на меня. Они поглощены друг другом. Несколько взглядов все же скользит по мне, и сердце начинает бешено стучать – пока я не вспоминаю о ядовитых сплетнях, гулявших по Эверлессу, о различных богатых партиях, которые леди Верисса подбирала Лиаму, только лишь затем, чтобы он их отверг. Девушка рядом с ним привлечет внимание, но с этим ничего не поделаешь.
Компания людей с бокалами вина в руках подходит ближе, обсуждая меню банкетного стола. Один из них, мужчина в темно-фиолетовом пиджаке, отходит от группы и идет к нам, его взгляд прикован к Лиаму. Внутри все переворачивается, когда я узнаю лорда Ренальди с первой вечеринки-ужина в Эверлессе. Это он угрожал забрать год крови Беи за то, что она пролила на него вино, прежде чем Роан рассеял напряжение своим шармом.
– Мы живем в удивительные времена, – говорит он излишне громко, плохо проговаривая слова. – Наша первая смена власти за пять столетий – и в качестве Королевы мы получаем худенькую девчонку. – Он ухмыляется Лиаму и хлопает его по руке, дрожа от смеха.
Я напрягаюсь. Может, Ина мне и не верит, но мне больно слышать, что о ней такое говорят, поэтому держусь из последних сил, чтобы не вырвать напиток из рук аристократа и не выплеснуть ему в лицо за этот тон.
– Разве не так, лорд Герлинг?
Лиам улыбается. Его глаза – чистый лед, но, полагаю, Ренальди слишком пьян, чтобы это заметить.
– Посмотрим, – отвечает он, кивает, заканчивая разговор, и отходит от Ренальди, все еще направляя меня, слегка придерживая за рукав.
К потолку возносится заливистый смех. Компания идет прочь. Когда Лиам переводит на меня взгляд, я понимаю, что мои кулаки сжаты, а ногти впились в ладони. «Ты тоже сомневаешься в Ине?» – хочется спросить мне, но сейчас не время и не место.
– Как я и сказал, никто тебя не заметит, – бормочет Лиам. Он кладет руку мне на талию. Со стороны непонятно, но его прикосновение легкое и ничего не значащее, улыбка пустая, формальная.
Группка людей вертится у подножия лестницы, и все спускающиеся останавливаются и присоединяются к ним. Лиам ведет нас в их направлении, а я наклоняю голову, пытаясь увидеть, кто стоит посередине. И тут во рту пересыхает.
Ростовщица времени средних лет, одетая так же красиво, как и все здесь, в зеленый костюм с золотой окантовкой, сидит за маленьким столом с блестящими инструментами перед ней. Они меньше и чище, чем инструменты Дуада из Крофтона или Вика, ростовщика времени, который забрал десять лет моей жизни в Лаисте, но все же острые, угрожающие.
И здесь меня накрывает странное, непонятное чувство. Что-то не так, потому что люди подходят к ней один за другим, улыбаясь и болтая, охотно протягивая руки. В Крофтоне очередь перед лавкой Дуада состояла сплошь из отчаявшихся бедняков: понуро опущенные головы, тихие голоса умоляют Колдунью благословить их лишним часом-другим. Когда я отправилась к Вику в Лаисте, он сперва забирал каплю крови у каждого пришедшего, чтобы проверить оставшееся тому время, посыпал ее специальным порошком и поджигал, а потом осторожно отсчитывал секунды жизни пламени, чтобы убедиться, что не заберет больше нужного и не убьет клиента. Ростовщица времени в зеленом ничего не отмеряет. Все здесь могут пожертвовать годы, даже десятилетия, если именно это она забирает.
Парочка отходит от стола и проходит мимо нас. Я слышу, как женщина говорит:
– Дорогой, осторожнее: испачкаешь мое платье в крови!
– Что это? – Мой шепот излишне напряженный. Злость из-за несправедливости бурлит во мне.
Взгляд Лиама бросается из стороны в сторону. Он видит то же, что и я: эта очередь преграждает нам путь к побегу. Что бы это ни было, нам нужно через нее пройти.
– Десятина для Ины, – бормочет он, беря меня за руку и подтягивая ближе. – Все должны предложить год собственной крови. Это вроде как некий дар. Прости, я не понял…