Эвервилль
Шрифт:
Новость была одновременно и хорошей, и плохой. С од ной стороны, это подтверждало, что Феба идет в правильном направлении. С другой, поскольку призрака давно никто не видел, хозяин бара мог оказаться прав — вдруг Джо и впрямь унесло в море? Феба принялась искать кого-нибудь, кто участвовал в облаве на тень, но время шло, и задача с каждым днем становилась все труднее. В порту кипела жизнь, каждый день суда — от одномачтовых лодок до огромных кораблей — выходили в море и возвращались с добычей. Порой Феба зачарованно внимала рассказам моря ков и портовых грузчиков о том, что лежит
Конечно, она и раньше слышала про Эфемериду, а от Муснакафа узнала о Плетозиаке и Трофетте. Но были другие страны и острова, другие славные города, реальные (в доках разгружали товары, прибывшие оттуда) и вымышленные. К последним относился, по всей видимости, остров Покрова Бергера: моряки, попавшие туда, становились добычей существ до того утонченных и изысканных, что погибали исключительно от изумления. Из того же разряда был и город Нилпаллиум: по преданию, его основал некий дурак, а после кончины основателя там долго правили — мудро и справедливо, как гласила легенда, — его любимые псы, скорбящие по хозяину.
Но больше всего Фебе понравился рассказ про Кисаранка Роджанди — башню из пылающего камня. Ее ровные стены поднимались над водой на полмили. Местные мужчины все время стараются взобраться по этим стенам наверх, но каждый раз срываются и прыгают в воду, чтобы остудиться. По том, набравшись сил, они начинают подъем заново. В башне посреди пламени живет их королева, ожидающая того, кто вынесет испытание и, наконец, зачнет с ней ребенка. Выдумки помогали Фебе отвлечься от печали, а рассказы о том, что на самом деле происходило в дальних странах, внушали надежду и бодрость духа: они свидетельствовали о том, в какое чудесное место она попала. Если жители Б'Кетер Саббата не боялись жить в опрокинутой пирамиде, если жители Кисаранка Роджанди не сдаются и карабкаются вверх, чтобы добраться до своей королевы, то и Феба не сдастся. Она будет искать свою недотень.
Потом наступил день шторма… О его приближении предупреждали все бывалые моряки на побережье. Разразится буря, говорили они, и она поднимет со дна огромные косяки глубоководных рыб. Если рыбаки не побоятся рискнуть сетями, лодками, а может быть, и жизнью, их ждет богатый улов.
Когда поднялся ветер, Феба грелась в кухне возле камина, дети ели рагу, а их мать готовила тесто для хлеба.
— Кажется, окно раскрылось, — сказала Джарифа, когда по подоконнику забарабанили первые капли дождя. Она заторопилась наверх, чтобы все закрыть.
Феба смотрела на языки пламени в камине; ветер завы вал в трубе. Наверное, в порту сейчас потрясающее зрелище, подумала она. Корабли мечутся на своих якорях, волны бьются в стену гавани. Как знать, что принесет этот шторм?
Феба даже приподнялась с места, как только подумала об этом. Да, действительно, как знать?
— Джарифа! — крикнула она, доставая из шкафа плащ. — Джарифа! Я ухожу!
Та появилась на лестнице, и лицо у нее было встревоженное.
— В такую погоду? — удивилась она.
— Не волнуйся. Все будет хорошо.
— Возьмите с собой Энко. Там же страшная буря.
— Нет, Джарифа, обыкновенный дождь. Ничего
Джарифа, не переставая ворчать, проводила ее до двери и вышла на крыльцо.
— Иди в дом, — сказала Феба. — Я вернусь.
А потом она вышла под ливень.
Ливень очистил город так же, как появление иадов. Феба спускалась к морю по кривым извилистым улочкам, которые изучила не хуже, чем Мейн-стрит или Поппи-лейн, и по дороге не встретила никого. Чем ниже она спускалась, тем яростнее становился ветер. На Док-роуд он свистел так, что Фебе пришлось согнуться и двигаться, держась рукой за стену или перила, чтобы устоять на ногах.
На причалах и на палубах кораблей суетились люди. Мат росы сворачивали паруса и закрепляли груз. Одномачтовое суденышко вдруг сорвалось со швартовых и на глазах Фебы ударилось о каменную стену. Борта затрещали, и команда попрыгала в бушующие волны. Феба не стала смотреть, утонет корабль или нет, а торопливо обогнула склады и заторопилась вниз.
Огромные волны с грохотом бились о берег, их брызги вместе дождем заслоняли все густой пеленой, так что видно было лишь шагов на десять вперед. Но от ярости непогоды Фебе вдруг стало весело. Она вскарабкалась на скалу, темную и скользкую, и принялась звать Джо. В вое ветра ее голос, конечно, не был слышен, но она продолжала звать, глотая слезы пополам с дождем и морскими брызгами.
Наконец усталость и отчаяние одолели ее. Охрипшая, до нитки промокшая, она опустилась на камни, не в силах больше кричать.
Руки у нее замерзли, в висках стучало. Она поднесла пальцы к губам, чтобы согреть их дыханием, и как раз подумала о том, что вот-вот замерзнет до смерти, как вдруг увидела в водяной дымке человека. Он шел в ее сторону. В лохмотьях, какой-то нескладный, разнородный. Кожа его, просвечивавшая из прорех, в одних местах была багровой, в других — серебристой. Но на его лице возле глаз и рта, на шее и на груди кожа была черной. Феба привстала, и его имя — она столько раз прокричала его на ветер! — замерло на ее губах.
Но это не имело значения. Он уже заметил Фебу; увидел теми самыми глазами, которые она почти оживила во сне. Он остановился, не дойдя до нее нескольких ярдов, и еле заметно улыбнулся.
Грохот волн заглушал все звуки, и она не услышала, но по губам догадалась, что он произнес.
— Феба.
Она робко двинулась к нему навстречу и остановилась на полпути, не решаясь приблизиться. Ей было немного страшно. Может, не зря ходят слухи, и он вправду опасен? Откуда у него появилась плоть?
— Это ты, да? — спросил он. Теперь она слышала его.
— Это я, — ответила она.
— А я подумал, что сошел с ума. Что ты мне мерещишься.
— Нет, — сказала она — Я мечтала тебя увидеть.
Теперь он двинулся к ней навстречу и на ходу посмотрел на свои руки.
— Да, конечно, это ты дала мне плоть, — проговорил он. — Но душа. — Он взялся рукой за грудь. — Но то, что здесь… Это я, Феба. Тот самый Джо, что нашел тебя на дне морском.
— Я знала, что я тебя оживлю.
— Да, ты меня оживила. И я услышал тебя. Я пришел. Теперь я не сон, Феба, Я настоящий.