Евгений Чудаков
Шрифт:
Тут-то гости и узнали, что Павла Ивановна, когда поняла, что уехать не сможет, по деревенской традиции заказала себе гроб и спрятала его на чердаке. Но немцы ушли, гроб, слава богу, не понадобился. Суждено было ему простоять на чердаке еще несколько лет.
Семейное застолье прервалось неожиданно. Прибежала всклокоченная девчонка с криком:
— Тетя Павла, тетя Павла, мамка разрешается…
И «тетя Павла» быстренько собрала свой старенький акушерский саквояж и пошла туда, где без нее обойтись не могли. В суровую военную пору, забравшую на фронт большинство медицинских работников, эта маленькая сухонькая старушка на восьмом десятке вернулась к своей давней профессии, так нужной во все времена. И возобновила свою практику вполне
Вечером того же дня, на закате, Чудаковы двинулись в обратный путь. Снова резанула душу непривычная суровость пейзажа, бедность звуков. Ни заливистой петушиной многоголосицы, ни ласкового коровьего «му-у-уу», столь обычных в довоенные времена, столь сладостных сердцу. Только напряженные возгласы уставших людей, железный скрип да скрежет…
Через два месяца Чудаков внес крупную сумму в Фонд обороны. На эти средства был построен танк Т-34, успешно провоевавший до конца войны.
А ровно через год, летом 1943-го, Чудаковы всей семьей возвращались в Москву из Казани. Немецкие войска были отброшены на запад, к Белгороду и Курску. Советская авиация и ПВО в битве за Москву одержали полную победу над гитлеровскими военно-воздушными силами. Академические учреждения потихоньку возвращались в родной город…
Новые впечатления, вспоминает Татьяна Евгеньевна, нахлынули уже в дороге. Где-то под Москвой поезд, на котором ехали Чудаковы, задержался на станции. Пассажиры вышли из вагонов и увидели невдалеке странный эшелон. Он состоял из закрытых вагонов-теплушек, охранялся несколькими пожилыми красноармейцами с длинными винтовками-трехлинейками в руках, но выглядел довольно весело. Часовые курили, обменивались прибаутками, пересмеивались. А из теплушек неслись многоголосый говор, смех, песни.
Таня с Верой Васильевной подошли поближе. В окнах вагонов появились лохматые головы, улыбающиеся небритые физиономии людей в затрепанной военной форме непривычного покроя. Громко тарабаря на непонятном языке, они время от времени произносили, забавно коверкая, русские слова «папироса», «табак», «хлеб», «меняй» и протягивали подошедшим цепочки, медальоны, крестики, колечки. Оказалось, в эшелоне — пленные венгры, воевавшие на стороне Германии. Как объяснил один из них, немного знавший по-русски, им сейчас гораздо лучше, чем когда их гнали на Восточный фронт. Как сказала дочери Вера Васильевна, ставшая немного суеверной за трудные военные годы, встреча с такими пленными — доброе знамение.
В Москву приехали днем. Было жарко и пыльно, но город выглядел спокойным. Кое-где на окнах еще сохранились бумажные полоски, на столбах и крышах по-прежнему торчали черные громкоговорители, но они теперь не гудели с утра до ночи, а включались только для трансляции особо важных сообщений. На улицах встречались военные. Форма на них сидела ладно, и держались они уверенно.
Дом Чудаковых в Большом Харитоньевском переулке уцелел, хотя трещина от памятной бомбардировки все еще зловеще змеилась вдоль стены. С трепетом семья переступила порог квартиры, которую поспешно покинула два года назад. Через несколько минут сентиментальные восклицания закончились. Дел у каждого члена семьи оказалось предостаточно.
Евгений Алексеевич поехал в президиум академии, а оттуда — в Автомобильное управление армии. Саша тоже уехал — ему надо было помогать в размещении лабораторного оборудования ФИАНа, который тоже перебирался в Москву. Вера Васильевна и Таня занялись приведением квартиры в жилой вид, налаживанием быта. Таня, успевшая закончить в Казани девятый класс и первый курс техникума, горела желанием продолжать учебу.
— У нас не было знакомых в мире искусств. Мы не знали даже, какие учебные заведения художественно-прикладного профиля действуют в Москве. Поэтому просто сели вдвоем с Таней к телефону и по старому, довоенному справочнику стали обзванивать все, что казалось нам подходящим по названию, — рассказывает Вера Васильевна.
— Некоторые телефоны не отвечали, по другим оказывались
Однако когда Таня стала подбирать документы, обнаружилось, что образцы работ, а также справка об окончании первого курса Казанского техникума затерялись. Девушка расстроилась, но, подбадриваемая Верой Васильевной, решила все-таки попытать счастья. В приемной ее внимательно выслушали, но с сожалением заметили, что без подтверждения художественных способностей принять никого не могут. Тогда Таня попросила дать ей кусок дерева и резцы, вышла в коридор, устроилась у окна и через два часа вернулась в приемную с порезанными пальцами, искусанными губами, вся обсыпанная стружками, но с очаровательным деревянным зверьком в руках. Вопрос о способностях был решен — Таня приступила к занятиям в училище.
Евгению Алексеевичу пришлось труднее. Он узнал, что созданная по его предложению экспериментальная рота не справляется с решением возложенных на нее задач. В небольшом дворе и в помещении бывшего клуба типографии «Красный пролетарий» сгрудилось свыше сотни машин самых разных марок. Их обслуживали армейские шоферы и механики. Квалифицированных инженеров не было, всех их порасхватала военная промышленность. А проблемы множились с каждым днем.
С разворотом широких наступательных операций 1943 года — переломного года войны — перед военным автотранспортом встали новые задачи. Теперь уже автомобилей было достаточно — на полную мощность работали отечественные заводы, шли поставки союзников, множество машин захватили советские воины у отступающего врага. Но такому автопарку и запасных частей и горючего требовалось намного больше. Автобатальоны должны были идти по пересеченной местности с высокими скоростями, перевозить огромное количество людей и грузов. Эти задачи оказались очень сложными.
Ознакомившись на месте с состоянием дел в экспериментальной роте и посоветовавшись с военными, Чудаков предложил преобразовать это экзотическое подразделение в автомобильную лабораторию Института машиноведения. Предложение было принято. Руководителями лаборатории стали Чудаков и Варшавский. Они подключили к работе ведущих научных сотрудников академического НИИ, «насобирали» по Москве десяток квалифицированных механиков, и, дело пошло.
Многие проблемы сотрудники лаборатории решали оригинальными методами военного времени. Так, например, был значительно уменьшен расход бензина на грузовиках «студебеккер». Мощные двигатели этих грузовиков были рассчитаны на быстрый разгон машины в условиях интенсивного городского движения. Хорошая динамика обеспечивалась мощным ускорительным насосом карбюратора, впрыскивающим при интенсивном разгоне значительные дополнительные порции бензина в двигатель.
Но ведь в военных условиях при движении большей части машин в колоннах с постоянной скоростью, намного меньшей, чем в мирное время, нужда в динамичной езде отпадала. Шоферы только зря, по привычке, «газовали», делали бессмысленные рывки на несколько десятков метров, расходуя лишние литры горючего. Сотрудники автомобильной лаборатории, работавшие под руководством Чудакова, предложили отключать ускорительные насосы «студебеккеров». В результате расход бензина на машинах снизился почти на 20 процентов.
Особенно большую помощь Евгений Алексеевич и руководимая им лаборатория оказали Красной Армии в Кенигсбергской операции. Командующий третьим Белорусским фронтом генерал И. Д. Черняховский, лично знавший Чудакова по Бронетанковой академии, где они одно время вместе вели преподавательскую работу, попросил его изыскать возможности повышения грузоподъемности и экономичности машин. Дело в том, что благодаря развитой сети дорог в Восточной Пруссии здесь можно было широко использовать автотранспорт для перевозки наступающих войск.