Евгений, Джек, Женечка
Шрифт:
— Я добрался до Москвы, но у меня для тебя не очень хорошие новости, — начал Влад с места в карьер. — Хотя с какой стороны посмотреть. В офисе затеяли ремонт, так что недели две ты туда не суешься, посему можешь хоть прямо сейчас начинать работать из дома, если с няней все утряслось и Ярик не особо на тебя наседает.
— Простите… — вставила я в первую же образовавшуюся паузу. — А какого хрена я узнаю это от вас? — понесло меня после одного бокала. Ну так вино крепленое, чего я хотела… — Вы мой непосредственный начальник, что ли?
— Началось, Славка! У тебя плохое настроение?
— А какое настроение
— Тебе! Выпить тормозной жидкости! — огрызнулся Влад. — Не помешало бы! Купи себе чего-нибудь покрепче. Пока не за рулем, нервишки подлечишь.
— Отлично сказано! Прям есть, что отмечать! Я так для всех на всю жизнь и останусь женой Матвеева, да? Это ты сказал им тебе звонить в случае чего? Я там твоя ставленница, типа? Для мебели! А рапортуем начальству напрямую?
— Слушай, скажи лучше, как дети?
— Да лучше некуда! Отчет прислать по пунктам, сколько часов проведено на телефоне, сколько на свежем воздухе?
— Для начала можно прекратить на меня орать! — прорычал Влад.
И я стушевалась — один бокал, а я… Я снова перед посторонними людьми макнула себя рылом в свиное корыто.
— Извини. Я просто расстроилась из-за всей этой ситуации. Если ты знаешь, как я должна повести себя теперь с якобы подчиненными, скажи мне. Я прислушаюсь к любому твоему совету.
Влад усмехнулся. Кажется, зло:
— Ты взрослая девочка, без меня справишься. Ты же как-то справилась с двумя обормотами без нянек.
— У меня были эльфы-помощники, которых я не могу взять с собой в офис. Ярослав сейчас с приятелем рубится в то, во что я не давала ему рубиться целый день. Хочешь поговорить с Женечкой?
Мне нельзя пить — под парами алкоголя я становлюсь клинической идиоткой! Женечка первым делом сообщила папе про розу, которую они с дядей Женей посадили для мамы. Я не знала, сколько взглядов и насколько косых направлены сейчас мне в спину, но я точно окосела и готова была вырвать у дочери телефон, чтобы сообщить ее отцу, что пригласила соседа повесить мой чертов гамак. Но телефон вдруг оказался на столешнице экраном вниз. Когда я его перевернула, звонок уже был скинут: сделала это дочь или ее отец, история их общения умалчивает.
— Алиса, у меня в холодильнике голова судака и плавники, — обернулась я к столу. — Напомни, когда будете уходить, чтобы я отдала их тебе. Для кошки…
Мне бы молчать сегодня как рыбе, но ведь прорвало ж на ля-ля! Пусть в Питере и повырубали тополя, но их пух застилал сейчас мне глаза. Только б не разреветься — ну где я потеряла свою кукушку, где?
Алиска кивнула, но ничего не сказала, а я не знала, что еще добавить и как прокомментировать свой дурацкий телефонный разговор.
— Я нарушила главное правило деловой этики — завела служебный роман, — выдала я, усевшись на жесткий стул.
Нужно было купить с мягкими сиденьями — и плевать, что ребенок для того, чтобы дотянуться до стола, еще забирается на него с ногами.
— Сейчас у нас идет жалкая попытка отделения церкви от государства, — пыталась я неудачной шуткой замять неловкость. — Но паства, увы, еще не просекла перемен.
Гости продолжали молчать, а я уже не знала, какую кость им кинуть.
— Ничего, как-нибудь справлюсь…
Да скажите вы уже хоть что-нибудь!
— Что еще сыграть?
И вот чего ты так долго молчал? Ведь я зачем тебя тут оставила — чтобы петь, а не говорить. Жевать у меня из-за нервной голодовки особо так и не получилось. Не попросишь же знаменитое «Бесаме Мучо», на таком уровне испанским языком владеют все собравшиеся за столом. Получу очередную ошибку перевода. Хотя что уж там говорить — вся моя жизнь превратилась в одну большую ошибку, потому что ты, Сомов, слишком жадно меня целовал. Тебя никому было не переплюнуть и от отношений с тобой не отплеваться — меня и сейчас продолжает тянуть в погибельный омут, но я справлюсь и с собой, и с тобой.
— Для ребенка что-нибудь сыграй, если помнишь, конечно. Зря она тут сидит, что ли…
От улыбки солнечной одной перестанет плакать… Кто угодно, только не я! Я еле сдерживаюсь, а на столе лук жареный, на него не спишешь.
Я отодвинула стул как можно тише и так же аккуратно принялась собирать со стола оставшуюся еду, чтобы накрыть к чаю. Еле удалось удержать Алиску за столом. Кухня просторная, но мне с посторонними людьми в доме везде тесно.
Когда музыка стихла, я спросила гостью, какой чай заварить для Егора. Может, он хочет витаминный, из шиповника и яблок.
— Я хочу! Мне можно?
Можно не намекать ни на что — и я со злостью повернулась к просящему:
— Тебе кофе лучше выпить перед рулем.
— А перед кофе можно? Сто лет не пил чая из шиповника.
Хорошо не сказал «твоего чая», а я чуть не исправила его — двадцать. Но ведь это между нами, гости не знают, что мы пили в нашу последнюю встречу, да и во все зимние… Хотя вряд ли молодые тела нуждались в дополнительном разогреве.
— Если останется. Так что, Алиса?
— А что Ярослав пьет?
— Ничего. Воду.
— Тогда и Егор, наверное, не будет чай…
Хорошо. Я налила две чашки любовного отвара. Маленькую поставила перед маленькой Женей, а большую — Жене большому.
— Тебе повезло! — сказала я без улыбки.
— Я знаю, — ответил он с многообещающей улыбочкой.
Я достала с полки вафельный торт. Специально купила питерский «Балтийский», игнорируя московскую «Белочку». Так же поступала и в Москве. Снова зазвонил телефон, и я бросила нож и бросилась отвечать. Черт — соцопрос! Воскресенье! Вечер! Совсем совесть потеряли?
Заодно проверила сообщения от Влада. Про «перезвони» было только вчерашнее. О чем он сейчас думает, вот о чем? И о чем думала я, давая Женьке телефон и разрешая другому Женьке усесться хозяином на соседний стул. Да я не думала — я же с ним всегда голову теряла! Мама была права — не попади я случайно по блату в подмосковный вуз, я бы никуда не поступила ни с подготовительными курсами, ни без них! Без моего Джека я вообще не могла функционировать с конца марта, а после присяги меня накрыло тоской на целый месяц, и я с большим трудом сдала выпускные экзамены. Если бы попалась тема тургеневских девушек, я бы, может, и написала сочинение на «отлично», а «Преступление и наказание» било меня ниже пояса, где пока не отросли еще стальные мужские яйца.