Евгений, Джек, Женечка
Шрифт:
Я сжала ему щеки и себе веки, почувствовав на ресницах слёзы.
— Я с ума сойду за два года! А если в Чечню? Ты что, совсем дурак?
— Это ты дура: батя сказал отмажет, значит отмажет!
— Отмажет, ага… — я почти всхлипнула. — Ну да… Для армии не годен, а в ГАИ пожалуйста…
— В ГАИ точно не возьмут, а вот в ГБДД пожалуйста… Ярослава, ну елки зеленые… Ты плачешь, что ли?
Он тоже держал меня за щеки, а сейчас принялся их целовать…
— Какая ты у меня соленая, а обещала быть сладкой… Ведь обещала?
— Обещай не ходить в армию.
— Обещаю… А ты обещай не врать про беременность. Хочешь, я на тебе просто так женюсь? Вот исполнится тебе восемнадцать и сразу женюсь, хочешь?
— А чего год ждать?
— Ну… Выгонят нас нафиг, на что жить будем? А за год я что-нибудь придумаю… На комнату в коммуналке согласна?
— Да я на ледяной чердак согласилась! Джек, я не хочу домой… Только с тобой! Пошли ко мне! Ну не выгонят тебя, мои не такие…
— Ясь, дай мне год. Ты в меня не веришь? Я тебе дом построю, обязательно.
— Дом, который построил Джек…
Я уже смеялась. Сквозь слёзы… Но уже не соленые, а сладкие. Слёзы радости.
— А дочку я тебе назову Женькой.
— А сына Ярославом? — усмехнулся он.
— Точно!
— Только не сейчас, Ясь. Дай мне встать на ноги. Я обещаю, что у тебя будет настоящая фата, а не из занавески…
Теперь я не поцеловала, а пнула его… Нахал! Ему было семь лет, мне шесть. У соседей справляли свадьбу, кричали горько, и мы тоже хотели играть в жених и невеста. Но нам было немного стыдно, и мы боялись родителей сами не зная почему. Стащили у бабушки стиранную кухонную занавеску и заперлись в вонючем дачном туалете. Первый поцелуй длился не больше секунды. И был не в губы, а в щечку. Мы даже не поняли, как это надо в губы, хотя пересмотрели украдкой с мамами и бабушками все мыльные оперы…
— Все, Яська! Одевайся! Не доедем, нафиг.
Он одевался у окна. Медленно. И в полумраке карманного фонарика Джек был для меня самым красивым. Немного худой. Не немного. Тощий! Но он мне таким безумно нравился. Иначе как его обнять? И как проверить объятия на крепость, если кости не скрипят?
— Сомов! Чего ты копаешься?
Он обернулся медленно и без улыбки.
— Уже скучаю. А ты?
Я улыбнулась, обхватив свои спрятанные под джемпером плечи.
— Поехали ко мне? Пожалуйста… Я не могу больше прятаться. И не могу без тебя две недели. Мой папа тоже пришёл к маме, и бабушка его не выгнала.
Взгляд Джека потемнел:
— Нет, так не будет…
— А как будет? — вздрогнула я под накинутой на плечи курткой.
— Нормально. Когда мы не будем зависеть от прихоти предков. Пусть они без нас эту чёртову канаву делят!
Да, мои считали, что от нашего участка Сомовы нагло оттяпали приличный кусок и поставили забор, а когда сунулись разбираться, то по плану пятидесятых годов часть нашего участка вообще оказалась через дорогу в лесу…
— Давай не пороть горячку? Пусть меня сначала батя засунет на учебы в МВД, а потом уже расшифруемся. Даже если батя козлить начнёт, меня уже оттуда не выпрут.
Я глядела на него исподлобья. Джек громко выдохнул.
— Сейчас март. Ну неужели до октября не потерпеть?
— Потерпеть что? — выдала я с вызовом. — Ну поступишь, а деньги как зарабатывать будешь? Грузчиком пойдёшь?
Джек зло усмехнулся.
— Ясь, ну не надо, ладно? Пусть даже грузчиком, меня не колышет, — бросил он грубо.
И натянул джемпер с отворотом, и пока его лицо закрывал воротник, он выглядел как грабитель в маске или омоновец… Ни то, ни другое мне не нравилось.
— Джек, ну зачем тебе в ментовку?
Я снова начала этот разговор — про крыши и прочее…
— Ясь, на меня может где угодно упасть кирпич… Без потерь в личном составе обойдёмся, я в это верю. Пошли, что ли…
— Я хочу, чтобы ты пришел на мой день рождения. Пожалуйста!
Это будет через три недели.
— Ясь, мы отметим твой день варенья в мае, договорились? Ну не нарывайся ты зря. Мы два года с тобой шифруемся, чего у тебя вдруг вожжа под хвост попала?
— Не знаю… Просто хочу, чтобы все о нас знали…
— Узнают, не боись.
Знал бы Джек, что нам накаркал…
4. Владислав
Я вошла в дом и рухнула на диван. Что такое счастье в тридцать семь лет, я не знаю… Но точно знаю, что у меня его сейчас нет. Было ли оно вообще? Скорее всего да, иначе бы я задумалась о разводе намного раньше. У Влада есть все, что должно быть у идеального мужа. Но, увы, за пятнадцать лет он так и не сумел разбудить остывший вулкан, который извергался при одном твоём прикосновении. Ах, Женя-Женечка, Джек…
Ты обещал построить дом для меня дом, а построил его для другой. Я обещала родить тебе сына и дочь, но родила их другому. Только это все в прошлом. В настоящем я приобрела этот дом в своё личное пользование, чтобы в нем жила девочка, которую тоже зовут Женечкой… Однако подписывая договор, я спрашивала себя, что почувствуешь ты, когда друзья расскажут тебе про новую хозяйку твоего бывшего дома? Теперь я знаю ответ — злость. Но не из-за меня, а из-за упущенного шанса вернуть дом в свою собственность…
И заодно гадала, счастлив ли ты в браке с этой Мариной? Теперь вопрос видоизменился: был ли ты с ней счастлив? Только нужен ли мне этот ответ сейчас? Мне бы узнать, куда делось мое личное счастье и как его вернуть? Неужели Сергей Есенин прав: кто сгорел, того не подожжешь…
Ну почему ты оказался эгоистичным мерзавцем? Зачем говорил о любви, когда тебе всего лишь нужно было доступное тело? Зачем заставлял столько времени лгать родителям? Джек, я любила тебя без памяти, а ты променял меня на бабу старше тебя на пять лет. Променял просто так — значит, и не любил никогда. За полтора года армии нельзя забыть девушку, которая рыдала на твоей груди, стянутой новенькой шинелью. Которая наплевала на твоих и своих родителей и пришла на присягу. Эта женщина помнила тебя всю жизнь. И сейчас… Неужели я люблю тебя до сих пор и именно поэтому у меня не сложилась семейная жизнь?