Евгения, или Тайны французского двора. Том 1
Шрифт:
— Не лучше ли закрыть на замок дверь кельи? — спросил привратник.
— Этот монах и я останемся здесь сторожить, пока вы приведете сюда генерала, — ответила девушка.
— Вы забываете, что если они проснутся и захотят скрыться, то вы и брат Кузебио вряд ли сможете их удержать, — возразил старый монах.
— Сможете ли вы закрыть дверь, не разбудив карлистов?
— Об этом не беспокойтесь! Они спят, как мертвые, после вина! К тому же дверь устроена, как в монастырской тюрьме. Она может закрываться снаружи, не производя никакого шума
— Хорошо, сделайте так — я же поспешу в аббатство к генералу.
— Клянусь именем святого Бенедикта, я был бы счастлив, если бы эта ночь скорее закончилась, — продолжал старик привратник, приближаясь к двери кельи, между тем как Жуана поспешила дальше, а другой монах расхаживал взад и вперед, тревожно оглядываясь кругом.
Привратник вскоре отыскал в связке нужный ему ключ и осторожно приблизился к двери; дрожащей рукой вложил он ключ в маленькое отверстие; затем, прислушавшись, тихо ли в келье, запер дверь на замок. Выполнив это, он глубоко вздохнул, как будто освободился от тяжелой заботы и, снова приблизившись к монаху, сказал тому, что ему вовсе не по сердцу опасности этой ночи.
— Они сильные, храбрые люди, — прошептал он, — к чему эта измена? Какое нам дело до карлистов и до королевских прислужников? Лучше всего совсем не вмешиваться в эти распри, потому что неизвестно, чья партия победит. Карлисты подожгут наш монастырь, если узнают, что трое из их предводителей преданы нами.
— Мне тоже не нравится эта затея, — ответил монах шепотом, — но все это происходит оттого, что аббат родственник генералу.
— Не лучше ли будет нам их отпустить? — спросил привратник.
— Чтобы навлечь на себя беду! Пусть они делают что хотят.
— Но если они отомстят нам?
— Тогда они привлекут к ответственности аббата, а не нас.
— И нас тоже не пощадят, брат Кузебио.
— Этот незнакомый монах пришел сюда на наше несчастье.
— Ведь он не монах, — прошептал старик, — под рясой скрывается девушка.
— Девушка? — повторил брат Кузебио. — Ты, наверное, об этом знаешь все?
— Это тайна. Мне доверил ее адъютант генерала.
— Клянусь именем всех святых, я не знал этого! Почему же она переоделась монахом?
— Это, наверное, имеет серьезную причину.. Я знаю только то, что она во что бы то ни стало хочет погубить этих трех карлистов, — ответил привратник.
В эту минуту послышалось громкое ржание лошади. Оба монаха остановились как вкопанные, испуганно глядя друг на друга; они почувствовали, что этот звук будет иметь неприятные последствия, потому что спавшие в келье должны были непременно проснуться от этого звука, даже несмотря на то, что они были усыплены порошком.
Оба монаха оказались правы. Олимпио поднялся; он не мог понять в эту минуту, где находится и что разбудило его; голова его была тяжелой, и мысли путались; он собрался снова лечь спать, но чувство беспокойства взяло верх.
— Черт возьми, ведь мы в монастыре! — пробормотал он. — Но что это со мной?
Он вскочил, вдруг мелькнула мысль об измене, но он в бессилии опять повалился на стул. «Пресвятая Дева, — продолжал думать он. — Тут дело неладно! И лампа потушена!»
— Эй, монах!
Не так легко было победить сильную натуру Олимпио, постепенно к нему вернулось самообладание и присутствие духа, постепенно восстановились его силы и память, и он понял всю опасность, грозящую ему и его друзьям.
Олимпио быстро поднялся, чтобы убедиться, не уснул ли вместе с ними и благочестивый брат. Он приблизился к стулу, на котором сидел немой монах, но руки его напрасно искали его — стул был пуст!
— Черт возьми, теперь я припоминаю, меня разбудило ржание лошади, я помню это, как сквозь сон, — не украли ли одну из наших лошадей? Эй, Клод, Филиппо! Вставайте! Вы спите, точно медведи! Вероятно, нас вчера с определенным намерением напоили вином допьяна! Монаха нет, лампа погашена — черт возьми, дело неладно!
— Что такое? — спросил Филиппо, протирая свои заспанные глаза, и опять повалился на постель.
— Черт возьми, придите же наконец в себя! — произнес Олимпио подавленным голосом. — Я слышу шаги за дверью! Немой ускользнул!
Услышав эти слова, маркиз вскочил. Но и он чувствовал сильную тяжесть в голове, хоть и выпил всего только один стакан предложенного вина, и долго не мог прийти в себя.
— Немой ускользнул, — повторил Клод. — Кто же погасил лампу?
— Не я! Вставайте же! Мы должны приготовиться ко всему, — прошептал Олимпио.
— Но ты же сторожил, — проговорил Филиппо, — как же проклятому монаху удалось ускользнуть?
— Сон пересилил меня, чего никогда со мной не бывало, вероятно, в вино было подмешано усыпительное зелье, — ответил Олимпио, раздосадованный на себя за то, что на него пала вся вина за исчезновение немого монаха.
— Ты прав, Олимпио, и моя голова невыносимо тяжелая, — признался маркиз, — необходимо немедленно оставить монастырь!
Филиппо быстро поднялся со своего места и схватил ружье, лежавшее возле него. И в то время, когда Клод собирался с силами, Олимпио с ружьем в руке бросился к двери, чтобы вместе с товарищами выйти в коридор. Они еще не подозревали об угрожающей им опасности, но в следующую минуту уже осознали всю безвыходность своего положения.
Олимпио схватился за ручку и хотел отворить дверь, но она не поддавалась.
— Черт возьми, — пробормотал он с нескрываемым гневом, — наше положение не из лучших! Дверь крепко заперта снаружи!
Маркиз и Филиппо бросились к двери, чтобы убедиться в справедливости его слов.
— Немой монах завлек нас в западню, — тихо произнес маркиз, — но они узнают нас!
— Притворимся спящими, и тогда мы сможем разгадать их намерение, — прошептал Филиппо.
— Выломаем дверь, — гневно произнес Олимпио, сжимая руки в кулаки, — горе немому монаху, если он попадется мне в руки!