Эволюция духа. От Моисея до постмодернизма
Шрифт:
"Господи! отверзи уста мои и уста мои возвестят хвалу твою. Ибо жертвы Ты не желаешь, - я дал бы ее; к всесожжению не благоволишь. Жертва Богу - дух сокрушенный ; сердца сокрушенного и смиренного Ты не презришь, Боже." (Пс.50. 17-19).
" Я буду славить имя Бога моего в песне, буду превозносить его в славословии. И будет это благо угоднее Господу, нежели вол нежели телец с рогами и копытами". (Пс.68. 31,31).
Конечно, Давид имеет в виду не лицемерный подхалимаж к Богу, а искреннее чувство веры. Оно важнее принесения жертв и совершения прочих ритуалов.
Искренняя вера и любовь к Богу приводят Давида намного раньше христианства к пониманию необходимости смирения человека перед лицом Творца:
"
Эта проповедь смирения тем ценнее, что звучит из уст человека, славного делами.
Как сказано, Давид испытал в жизни много несправедливости, и будучи натурой сильной и чистой, остро переживал ее, что нашло отражение в псалмах:
"Сыны мужей! доколе слава моя будет в поругании? доколе будете любить суету и искать лжи?" (Пс.4.3.).
"А враги мои живут и укрепляются умножаются ненавидящие меня безвинно; и воздающие мне злом за добро враждуют против меня за то, что я следую добру. Не оставь меня, Господи, Боже, мой! Не удаляйся от меня. Поспеши на помощь мне, Господи, Спаситель мой!" (Пс.37. 20,23).
Его волнует не только несправедливость к нему лично.
"Для чего, Господи, стоишь вдали, скрываешь себя во время скорби? По гордости своей нечестивый преследует бедного: да уловятся они ухищрениями, которые сами вымышляют. Ибо нечестивый хвалится похотью души совей; корыстолюбец ублажает себя. В надмении своем нечестивый пренебрегает Господа:" не взыщет; во всех помыслах его: "нет Бога"! Во всякое время пути его гибельны; суды Твои далеки для него; на всех врагов своих он смотрит с пренебрежением; говорит в сердце своем: "не поколеблюсь; в род и род не приключится мне зла". Уста его полны проклятия, коварства и лжи; под языком его мучение и пагуба. Сидит в засаде за двором; в потаенных местах убивает невинного; глаза его подсматривают за бедным. Подстерегает в потаенном месте как лев в логовище; подстерегает в засаде, чтобы схватить бедного; хватает бедного, увлекая в сети свои; сгибается, прилегает - и бедные попадают в сильные когти его; говорит в сердце своем: забыл Бог, закрыл лицо Свое, не увидит никогда". Восстань Господи, Боже мой, вознеси руку Твою, не забудь угнетенных. Зачем нечестивый пренебрегает Бога, говоря в сердце своем: "Ты не взыщешь"? Ты видишь, ибо Ты взираешь на обиды и притеснения, чтобы воздать Твоею рукою. Тебе предает себя бедный, сирота, Ты помощник. Сокруши мышцу нечестивому и злому так, чтобы искать и не найти его нечестия". (Пс.9. 22-36).
Это не брезжание неудачников. Давида неудачником не назовеш. Его жалобы идут не от озлобленности на жизнь и людей, а от любви к тому настоящему и достойному любви, что есть в этой жизни и ростки чего вытаптываются "нечестивыми". Он жаждет не мелочной справедливости, регламентированой законом, а отношение по совести людей к друг другу. Этим он расширяет трактовку справедливости намеченую в Моисеевом Учении, и наполняет сухие нормы, задающие ее жаром своего сердца. Он жаждет "образа и подобия Божьего", а несправедливость и подлость стоят на его пути. За это и ненавидят его нечистивые.
"Ненавидящих меня без вины больше нежели волос на голове моей. Враги мои, преследующие меня несправедливо, усилились; чего я не отнимал, то должен отдать... Чужим отдал я для братьев моих и посторонним для сынов матери моей. Ибо ревность по доме Твоем снедает меня, и злословие злословящих Тебя падают на меня... Поношение сокрушило сердце мое, и я изнемог; ждал сострадания, но нет его, - утешителей, но не нахожу! И дали мне в пищу желчь, и в жажде моей напоили меня уксусом". (Пс.68. 5,9,10,21,22).
Есть у Давида и развитие понимания справедливости во взаимоотношениях человека и Бога. Как и все евреи до него Давид еще не сомневается, что тот, кто выполняет заповеди, должен быть вознагражден Богом, а кто нарушает - наказан. Но Давид уже не ждет, что это произойдет немедленно. Более того затяжка наказания Богом неправедных, кажется Давиду чрезмерной и невыносимой для невинных, страдающих от несправедливости. И при всей его вере в Бога и любви к нему, при всем его смирении пред лицом Господа, он отваживается не только просить Его ускорить суд над неправедными, но почти упрекает Его в задержке.
"Восстань, Господи, да не преобладает человек, да судятся народы пред лицом твоим. Наведи, Господи страх на них; да знают народы, что человеки они". (Пс.9. 20,21).
"Господи! Ты слышишь желание смиренных; укрепи сердце их; открой ухо Твое, чтобы дать суд сироте и угнетенному, да не устрашает более человек на земле". (Пс.9. 38,39).
Для правильного понимания всего вклада Давида в Учение нужно добавить еще несколько слов о нем, как о личности. Давид не был ученый-книжник, знающий Учение вдоль и поперек и по диагонали. Он был из простой и бедной семьи и с детства пас скот в горах вместо изучения премудрости Учения. Под звездами бездонного ночного неба Иудейской пустыни постигал он Бога душой, а не разумом. Да, его вера была чиста и искренна, но в то же время он был дикарь с сильными страстями, не вышколенный достаточно буквой Учения. И, естественно, он не был безгрешен. Сама его дружина из 30 витязей, если перевести на современный юридический язык, была бандфоррмированием. Конечно, нужно учесть разницу эпох. Это была дружина в стиле тех варяжских дружин, от которых произошла династия Рюриковичей в Киевской Руси. Точнее даже в стиле воинства Робин Гуда. Они хоть и брали дань со своих, но умеренно, любя. А в то же время защищали их от филистимлян. Могли и поделиться с ними награбленным. Но в бурной своей биографии доводилось Давиду вместе со своей дружиной служить и иноземным царям собирая дань со своего народа в их пользу. Правда, как Ивану Калите в русской истории, это позволило ему сплотить евреев и накопить достаточно сил, чтобы сбросить затем иноземное иго.
Был в его биографии и постыдный поступок, который нельзя списать ни на какие исторические обстоятельства. Это знаменитая история с Вирсавией, когда уже, будучи царем и влюбившись с эту красавицу он посылает ее мужа Урию, одного из своих военачальников, в заведомо гибельную военную экспедицию, в которой тот и погибает, а сам женится на Вирсавии. Да был этот грех и это пятно останется на Давиде. Но сила его раскаяния добавила свой оттенок в его Учение. Он стал терпимее к людям, особенно к простым, бедным и страдающим и любовь его к ним и сострадание, при всем понимании несовершенства их подняли на новую высоту скромную и затерянную среди многих других указаний в Моисеевом Учении заповедь "Возлюби ближнего своего".
Прежде всего, памятуя о своем грехе, он отличает слабость и несовершенство человека:
"Если Ты обличениями будешь наказывать человека за преступления, то рассыплется как от моли краса его. Так суетен всякий человек ". (Пс.13. 2,3).
Затем появляется у него тема личного раскаяния и мольба простить его.
"Господи! Не в ярости Твоей обличай меня, и не во гневе Твоем наказывай меня. Ибо стрелы Твои вонзились в меня, и рука Твоя тяготеет на мне. Нет целого места в плоти моей от гнева Твоего; нет мира в костях моих от грехов моих. Ибо беззакония мои превысили голову мою, как тяжелое бремя ... на мне, смердят, гноятся раны мои от безумия моего". (Пс.37. 2-6).