Евпраксия
Шрифт:
Евпраксия опустила глаза и с усилием прохрипела:
— Извините, ваше величество... Вы неверно истолковали мои слова...
Государь толкнул её в грудь — так, что Ксюша села в кресло, — и проговорил с неприязнью:
— Прочь идите отсюда. Убирайтесь, слышите? И подумайте как следует обо всём, что произошло. Сделайте разумные выводы. И раскайтесь. Если вы раскаетесь, я для первого раза вас прощу. Станете упорствовать и сопротивляться — уничтожу. — Помолчал и добавил: — Прежде всего, морально. А потом — как знать... — И презрительно повернулся к ней спиной.
Адельгейда вышла.
Целую неделю она терзалась. Всплыли прежние подозрения и страхи. Возникали в памяти разные мелочи, на которые раньше не обращала внимания: да, действительно, Генрих не носил нательного креста (отвечал, что снимает его перед отправлением супружеских обязанностей, так как заниматься грехопадением в кресте богохульственно); никогда не молился при ней у Распятия; никогда не сотворял крестного знамения, заходя в церковь или выходя из неё. Может, он и вправду посланник князя тьмы, как о том болтают в народе? И она, разделяя с ним брачное ложе, обрекает себя на вечные муки? По ночам ей теперь мерещился адский огонь, мерзкие ящероподобные существа с перепончатыми крыльями, окровавленными клыками, острыми когтями и взъерошенной шерстью. Вскакивала с постели в ужасе. Падала на колени, машинально крестилась, а потом, спохватившись, замирала от страха. И не знала, как быть. И рыдала от горя:
— Господи! Вразуми и наставь! Что мне делать? Как себя вести? Кто мой муж — ангел или дьявол? Пресвятая Дева Мария! Помоги, помилуй! Продолжать ли его любить или надо возненавидеть? Я сойду с ума!
Постоянное нервное напряжение отразилось на её физическом состоянии: часто и сильно болела голова, совершенно не было аппетита, а когда она заставляла себя что-то съесть, возникала нестерпимая дурнота. Под глазами появились круги. На щеках не играл румянец.
Император, видя, что жена сама не своя, начинал сердиться:
— Не смотрите на меня с таким недоверием! Вы клялись в преданности мне. Вот и принимайте как должное!
— Я пытаюсь, ваше величество, — говорила она смиренно. — Но какой-то червячок точит душу. Не могу с собой сладить.
— Обратитесь к лекарю. Пусть назначит вам успокаивающие отвары.
Пригласили целителя аж из Кведлинбурга, наблюдавшего за княжной в бытность её учёбы в монастыре. Доктор осмотрел пациентку, покачал седой головой и проговорил:
— Мне сдаётся, ваше величество, что причина ваших недомоганий заключается в следующем... — Он в раздумье пожевал нижнюю губу. — Вы на третьем месяце.
Государыня стояла полуодетая, вытянув лицо и недовязав из тесёмок нижней рубашки бантика.
— Я... затяжелела? — ахнула она.
— В этом нет сомнений. К лету разрешитесь от бремени. Надо больше бывать на свежем воздухе и не пить вина. Остальное — нормализуется.
Ксюша, задыхаясь от радости, сообщила своему окружению:
— Я ношу под сердцем плод его величества. Слава Богу!
Груня Горбатка, как всегда, прослезилась:
— Радость-то какая! Я понянчу на старости лет маленького прынца!
Паулина отнеслась более спокойно:
— Удивляться нечему, коли спите вместе. Было б странно, если б этого не случилось. — И, вздохнув, добавила: — Может быть, и мне Бог дарует когда-нибудь счастье нарожать ребятишек...
А фон Берсвордт не без лукавства заметила:
— Ну, теперь его величество с лёгким сердцем вас благословит на «Пиршество Идиотов»!
— Почему? — не поняла русская.
— Зная, что наследник у вас во чреве — от него.
— От кого ж ещё ему быть!
— Вот об этом и разговор.
— Нет, а «Пиршество Идиотов» означает что?
— Так обычно мы зовём в обиходе ритуал вступления в Братство.
— Отчего?
— От его безумств.
— Да каких же, право?
— Скоро всё узнаете.
Самодержец и вправду воспринял новость о беременности жены с удовлетворением. Он прижал Адельгейду к сердцу и сказал с улыбкой:
— Очень хорошо. Всё идёт как нельзя удачно.
Евпраксия спросила:
— Вы про «Пиршество Идиотов», ваше величество?
Государь немного напрягся:
— Вам уже известно об этом?
— Лотта намекала.
— Вот несносная баба, ничего не может держать в секрете!
— Отчего вы хотели мне подобной правды не говорить?
— Дабы не травмировать раньше срока.
— Чем травмировать?
— Сутью «Пиршества».
— Чем конкретно?
— Вы теперь сами знаете.
— Только пока догадываюсь.
— Лотта разве не объяснила?
— Нет, в подробностях — нет.
— Ну и слава Богу. — Он отвёл глаза.
— Но сейчас ответьте.
— Рупрехт вам расскажет. У меня не хватает времени. После, после, милая! — И поцеловал её в лоб.
— Вы меня путаете, ваше величество, — кротко посмотрела на супруга Опракса.
— Нечего бояться. Раз уж вы беременны, то бояться нечего!
Вскоре в Гарцбург прискакал добродушный и вяловатый Конрад. Поклонившись мачехе, он коснулся пухлыми влажными губами её руки и почтительно произнёс тихим голосом:
— Очень рад нашему знакомству. Нам отец писал о вашей неземной красоте, но моя фантазия рисовала всё же нечто более ординарное. Вы очаровательны, ваше величество. Говорю это по-простому, по-родственному, по-сыновьи. И надеюсь на взаимные чувства.
Адельгейда кивнула:
— Я хотела бы подружиться с вами. Не вести себя, как напыщенная гусыня. Мы ровесники...
— Да, ровесники! — засмеялся он.
Как-то оба встретились в окрестностях замка на одной из конных прогулок. Чинно поздоровавшись, медленно поехали рядом. Адельгейда спросила:
— Государь с вами говорил о николаитах?
— Да, имел удовольствие... Уговаривал вступить в лоно Братства. А когда я ответил, что не собираюсь, страшно рассвирепел. Обещал проклясть.